Хранитель
Шрифт:
Корни и ветки не пощадили ни крепостных стен, ни построек, ни обширной площади с мраморной чашей фонтана и солнечными часами. Плющ так густо оплел башни, что превратил их в слепые скалы - не отыскать ни входа, ни окон Кабаны и олени, без страха стуча копытами по выщербленным плитам, заходили в проломы стены, не зная, что ступают по искусно высеченным на камне колдовским знакам, некогда охранявшим обитателей крепости от злобных лесных духов Живое сильнее мертвого: его сила в вечном обновлении. Давным-давно нет на свете оленя, что столетия назад первым рискнул заглянуть в опустевшие человеческие владения, а его дальние потомки
Но было в лесных развалинах нечто такое, над чем оказалось не властно даже Время.
Меж кряжистых стволов и сплетенных ветвей распахнулась поляна. Заросли разбивались о ее края, как волны об утес. Сухие стебли бурьяна остриями вражеских пик бессильно грозили поляне.
На ровных, безукоризненно подогнанных друг к другу гранитных черных плитах была выбита большая звезда с восемью лучами, сплошь покрытая загадочными мелкими значками. Ни один мокрый лист не прилип к гладкой поверхности плит, ни пятна грязи не было на них, словно старательные рабы мыльным раствором отчистили каждый желобок.
Звуки вечернего леса - похрустывание, шелест, ленивая перекличка засыпающих птиц - слились над этими плитами в странную, звонкую, настороженную тишину. Тишину, полную ожидания - долгого, неослабного, напряженного.
Внезапно из этой тишины родился шуршащий голос, в котором не отражались никакие чувства:
– Я слышу. Люди. Двое. Идут сюда. И сразу же тишина рассыпалась возбужденной разноголосицей.
– Люди! Сюда идут люди! Чуткий услышал их!
– Да не шумите, вы… спугнете!
– Спас-с-сение! С-с-скорее!
– Приглядите за Безумцем, чтоб не помешал…
– Все равно ничего хорошего из этого не…
– Заткнись, старый глупец! Да где же они?!
– Я сказал - тихо!!
И вновь все смолкло. Но тишины уже не было над полянкой: лес огласился приближающимся стуком топоров и неразборчивой бранью на два голоса.
Кусты затрещали. На полянку вывалились двое. Один из них патлатый тощий парень - огляделся и возмущенно заявил:
– Ты куда меня завел, придурок? Одни камни остались…
– Люди зря болтать не будут, - озабоченно откликнулся его спутник, верзила с изрытым оспой лицом.
– У этих Ночных Магов, говорят, подземелья были битком набиты сокровищами!
– И вот так пятьсот лет они лежат, нас ждут? Небось пошустрее нашлись, все выгребли…
– Захлопни пасть! Всю дорогу ноешь… пришибу тебя, и дело с концом!..
– Стой!
– перебил его патлатый.
– А это что такое?
– Где?!
– оскалился рябой, вскинув топор.
– Да вот… - указал его спутник на плиты с рисунком.
– Тьфу! Я думал, ты впрямь что-то углядел…
– Ты что, дурень, не видишь? Вокруг все заросло, а плиты чистые!
– И хорошо, что чистые. Сейчас тут сядем, перекусим, а потом поищем вход в подземелье. Тут и костер разведем, ночь будет ясная…
– Ох, лучше бы в лес уйти! Говорят, здесь призраки магов до сих пор бродят… все восемь…
– Семь, - поправил патлатого звучный, красивый женский голос.
Рябой, уже усевшийся на край плиты, вскочил, подхватил из травы свой топор и яростно заозирался в
поисках той, что заговорила с ним. Патлатый позеленел от ужаса, рухнул на колени и закрыл голову руками.– Э-эй!
– рявкнул рябой.
– А ну, выходи, кто тут есть! Покажись!
Раздался смех, совсем не похожий на женский. Очень неприятный смех - лязгающий, жестяной какой-то…
– Пощадите нас!
– провизжал патлатый, стоя на коленях. Мы сейчас… мы уйдем… и никогда, никогда…
– Уйдете?
– отозвался въедливый старческий голос.
– Ну уж нет!
У патлатого перехватило горло. Рябой застыл с поднятым топором, глаза свирепо сузились.
Над черной плитой замерцал рой огоньков. Предвечерний воздух сгустился, задрожал, поплыл тонкими полупрозрачными струями, которые сплелись в туманную фигуру. Перед потрясенными людьми возник седобородый старец в длинной мантии. На вытянутом темном лице колючими огоньками сверкали глаза.
– Уйти хотите?
– въедливым голосом поинтересовался он.
– В Кровавую крепость прийти легче, чем уйти.
Рябой оказался неустрашимым до тупости. Он крепче стиснул топорище и со злым вызовом спросил:
– Ты, что ли, старый козел, меня останавливать будешь? А я сам не уйду. Не для того сюда тащился…
Призрак заколыхался, туманные струи свились в новый узор - и перед глазами смельчака предстала прекрасная женщина, гордая и властная. Темные волосы, невероятно длинные и пышные, спадали ей на грудь и спину, закрывая тело блестящим плащом. Это была ее единственная одежда, но держалась женщина так спокойно и надменно, словно на ней блистала парча королевского наряда.
– Ты дерзок, смертный! Раз забрел во владения Семи Магов, будь почтителен и послушен - и тебе подарят жизнь… может быть!
Женщина горделиво вскинула голову, длинные пряди волос разметались на ее высокой груди. Рябой, ошалев от такого зрелища, чуть не выронил топор, а патлатый, до этого закрывавший ладонями лицо и глядевший сквозь пальцы, потрясенно опустил руки.
Но туман над плитами вновь всколыхнулся - и явил глазам незваных гостей широкоплечего человека с резкими, энергичными чертами лица. На нем была кожаная куртка с нашитыми металлическими полосами. Не только этот боевой доспех и меч у пояса, но и жесткий взгляд, и прямая осанка выдавали воина.
– Вижу, вы не трусите, парни!
– заговорил призрак с грубоватым дружелюбием.
– Пришли искать клад, верно? Хорошее дело! Клад здесь и впрямь есть, да не всякий его взять сумеет…
Рябой недоверчиво заморгал, а патлатый, который до сих пор трясся от немого ужаса, неожиданно успокоился и поднялся с колен. Их не убили на месте? С ними беседуют? Отлично! Переговоры - это по его части!
– Скажи, о доблестный воин, - начал он льстиво и велеречиво, - что мы можем сделать, чтобы взять сокровища и не навлечь на себя гнев Восьми Магов?
– Семи, - вновь поправил его гневный женский голос.
– Не влезай в разговор!
– грубо одернул невидимую женщину воин.
– Не видишь, что ли: дело идет на лад! Парни, похоже, соображают, что даром на свете ничего не даемся. Услуга за услугу…
– Понимаю!
– просиял патлатый.
– Почтенные призраки хотят, чтобы мы с другом разыскали их бренные останки и предали честному погребальному костру?
– Да мы сами кого хочешь на костер уложим!
– возмутился въедливый старческий голос.