Хранитель
Шрифт:
– В клещи зажать хотят!
– отозвался Ралидж.
– С двух сторон атакуют!
– Надо прорываться на крышу!
– неожиданно твердо скомандовал Пилигрим.
– Там люк. Хоть со всех сторон полезть не смогут!
И такая сила была в голосе этого парня, обычно веселого и приветливого, что все, не задумываясь, подчинились. Даже Сокол не заметил, что у него перехватили командование, и крикнул в ответ:
– Люк у меня над головой… и лестница к нему приставлена. Только он, наверное, заперт!
– Все отходим к лестнице!
– приказал Пилигрим.
Стая завыла еще отчаяннее
– Тихоня - наверх!
– скомандовал Пилигрим.
– Выбить люк и проверить, чиста ли крыша!
Без единого слова могучий циркач начал карабкаться по приставной лесенке. Люк не задержал его. Если бы не полетевшие вниз щепки, все решили бы, что лаз на крышу и не был заперт.
Тихоня исчез в квадратном проеме и тут же крикнул басом:
– Нету никого!
– Теперь - женщин и мальчика!
– распорядился Пилигрим, ткнув почти погасшей головней в глаз особо шустрому оборотню.
И тут, отшвырнув Ингилу, в лестницу вцепился Никто. Капюшон его упал на плечи, лицо было серым, глаза прыгали.
– Меня, меня-я!
– завопил он.
– Вы же не понимаете… не знаете, кто я! Не знаете, зачем мне в Джангаш! Это важно! Очень!
Никто из мужчин не успел возмутиться настолько, чтобы дать наглецу по уху: Ваастан нагнулся, подхватил визжащего труса за ноги и так резко подсадил наверх, что тот влетел головой в люк. Тихоня ухватил его и втащил на крышу.
Выяснять отношения было некогда. Ваастан уже помогал Фаури подняться по лестнице. Но не в одной голове мелькнула мысль, что хорошо бы, оказавшись на крыше, сбросить паникера на корм оборотням…
Впрочем, когда все отступили наверх и захлопнули люк (а Тихоня, как самый тяжелый, уселся на крышку), мысли о справедливом возмездии куда-то улетучились.
Покатая крыша, залитая лунным светом, оказалась и впрямь неплохим местом для обороны. Люк, на котором сидел Тихоня, открыть было весьма непросто, хотя снизу кто-то толкал царапал крышку. Беснующиеся внизу оборотни по стенам на приступ пока не лезли и лестницы не волокли. Осажденные получили передышку - вероятно, ненадолго.
– Факелы у них, - сказал Пилигрим озабоченно.
– Не вздумали бы дом поджечь…
– Тише, - оборвал его Ралидж.
– Не подкинь им светлую мысль.
Ингила испуганно охнула.
– Да не подожгут они!
– поспешил успокоить ее Рифмоплет.
– Они небось жареную дичь не любят, оборотни эти…
– Дичь?
– растерянно, непонимающе переспросила Фаури.
– Какую дичь?
Сокол предупреждающе кашлянул и громко спросил Рифмоплета:
– Ты эту легенду раньше слышал… Когда эти сволочи в людей превращаются? На рассвете? При первом петушином крике? Когда луна зайдет? С людьми как-то сподручнее драться…
– Об этом в разных вариантах легенды говорится по-разному, - оживился поэт.
– Когда я заканчивал стихотворение…
– Не вздумай читать!
– рявкнул Пилигрим.
– С крыши сброшу! Прямо к твоим героям!
– Да что ты!
– искренне ужаснулся поэт.
– Я вообще на другие сюжеты перейду! Что-нибудь тихое, умиротворяющее… Барашки жуют ромашки… над ними щебечут пташки…
–
Если тебя самого не сжуют, - хмыкнул Челивис, - так и быть, пиши про барашков. Разрешаю.Пилигрим пихнул его локтем в бок, указал глазами на девушек и бодро произнес:
– Не так уж плохи наши дела. Все могло быть и хуже. У Ингилы не выдержали нервы:
– Хуже, да? А так мы просто любимчики богов! Красота, а не жизнь!
– Циркачка обвела мужчин бешеным взглядом.
– Тут же, прямо сейчас расцелую того, кто мне докажет, что в этой заварухе есть хоть что-то хорошее!
– Я могу!
– с ходу откликнулся Рифмоплет - просто чтобы опередить других. Под мрачными взглядами ему пришлось выдать хоть какое-нибудь объяснение: - Мы за ужин и вино еще не расплатились. А если завтра этот гад, хозяин здешний, сунется ко мне насчет платы - хрен ему хоть медяк…
Договорить Рифмоплету не дали: нервное напряжение разрядилось в дружном хохоте. Ингила, взвизгнув, кинулась поэту на шею. Оборотни недоуменно замерли, подняв вверх морды и прислушиваясь к доносящемуся с крыши смеху.
Общее веселье было вдребезги разбито напряженным вопросом Сокола:
– А где Айфер?
Все разом замолчали. Как они могли не заметить…
– Он с той девкой ушел, - вспомнил Челивис.
– с Фериной…
И передернулся, подумав, что сам мог оказаться на месте бедняги наемника.
У Ралиджа вырвалось злобное ругательство. Он подошел к краю крыши, взглянул на беснующуюся стаю.
Сзади послышались всхлипывания. До сих пор Ильен держался молодцом, но при мысли о добродушном великане, который учил его ездить верхом, мальчик не сдержал слез.
– На приступ пошли, - негромко сказал Ваастан, до сих пор неотрывно глядевший вниз.
Все бросились к краю крыши (кроме Тихони, который не рискнул оставить люк). Внизу оборотни деловито волокли к стене три лестницы. В воздухе мелькнуло несколько камней. Ингила ойкнула, отшатнулась от края крыши, - острый камень оцарапал ей щеку. Хищники подняли вой, запрыгали, задрав морды к бледнеющей луне.
– Торопятся, - задумчиво сказал Пилигрим, подбирая упавший к его йогам камень и метко отправляя его обратно.
– Светает…
Он не договорил: оборотни вдруг разом замолчали. Зато Ингила и Фаури закричали так, что смогли бы переголосить всю стаю.
И было с чего закричать! Возникнув в предутреннем небе, над постоялым двором качнул распахнутыми крыльями гигантский черный дракон.
Осажденные, не сговариваясь, упали плашмя, растянулись на крыше, стараясь стать незаметными, невидимыми. На ногах остался лишь Сокол - он устремил взор в небо, не в силах отвести глаза от грозного видения.
Чудовище снизилось чуть ли не к самой крыше. Оборотни, подвывая и визжа, бросились врассыпную. А люди, заледенев от ужаса, увидели нечто совсем невероятное, немыслимое: на спине дракона восседали две женщины!
Одна подалась вперед, за ней шлейфом летели черные волосы. В фигуре второй было что-то странное: то ли горб, то ли ноша за спиной…
Мало было путникам оборотней, так теперь еще и ведьмы!..
Дракон круто развернулся и заскользил низко над землей - в погоню за разбегающимися людьми-волками.