Хранители времени

Лукан поскрёб шею. Призадумался. Почесал в затылке.

— Кады усе дворы-то обойду, што дале деять, госпожа ведьмарка?

— Идите… косить, — ехидно посоветовала девка. — Трава перестоит.

Вихря хихикнул. Лукан отвёл-таки душу, отвесив сынку смачную плюху.

~ ~ ~

Полуденное солнце палило нещадно, и с улицы дышало жаром как из доменной печи. От духоты кружилась голова, в висках стучали настырные долбодятлы, и чувствовала я себя не отважной ведьмачкой, а космонавтом после центрифуги. "Техники чародейские: известные и утерянные" уже полчаса оставались раскрытыми на Знаке Амет — строчки расползались в разные стороны пьяными гусеницами, рисунки отплясывали ламбаду и твист, и вместо искомого Амета упорно выходили Блата и Серп. Внутренний то тяжело молчал, то громко страдал о своей сломанной жизни, то обстоятельно проходился по всем моим родственникам. Благо, тёток (бросить бы их на колья) и дядьев (скормить пираньям) только с маминой стороны было восемь штук, не говоря об их отпрысках (в пыточный подвал всю свору) общим числом двадцать три. Мне было одиноко, скучно, тошно — аукались пирог с капустой и мерзкий мятный взвар, которыми назойливый волхв потчевал меня за беседой — и хотелось чего-то, а чего — я сама толком не знала. Духи с ароматом сирени. "Desert eagle" с парой обойм. Империю в бессрочное пользование. Таблеточку активированного угля.

"О, боги… демоны… кто-нибу-у-удь…"

Должно быть, в высших сферах дежурил кто-то участливый и внимательный, потому не успела я додумать эту, несомненно, важную для всего разумного человечества мысль, как на лестнице послышался быстрый топоток. Дверь распахнулась, и в комнату ввалились два тяжело дышащих, потных помидора. "Ошпарить — и в маринад", — кровожадно подумала я, глядя на одинаково пылающие щёки и блестящие глаза.

— Что у нас плохого?

Помидорчики не ответили, глуповато улыбаясь. Перемигнулись, сунули руки в карманы и высыпали передо мной на стол горсть синеватых камешков.

— Я это не ем, — угрюмо сказала я. Желудок робко заурчал.

— И не надо, — Сашина ухмылка грозила переползти на затылок. — Это, сестрёнка, и есть наши беси. Они же конденсированные самообновляющие иллюзионные чары, только вместо картинки здесь — звук. Привязка к полнолунию, визуальный активатор: чуть луна потолстеет до нужной кондиции — "гоп, гоп, гоп, чида гоп, мы вэсэло спиваем"… Такие вот бублики с плюшками. Закопаны эти штуки были по всему периметру, настроены «ручейком» — сперва одна активизируется, за ней другая, третья и по кругу. Я их слушал, пока ты, витая между тем светом и этим, воевала с подушкой и выкрикивала лозунги, достойные Клары Цеткин и Розы Люксембург, — брат с невинным видом подвигал бровями, но краснею я, к счастью, только на морозе. — Периоды такие длинные, что повторы вычислить почти невозможно. Мастер делал. Так что загоны и плетни селяне сами крушили, а птички дохли…

— От иллюзий и дохли, — вздохнула я. — Крик гарпии аринти вызывает у мелкой птицы сердечный приступ, а люди его даже не слышат… Молодцы! Орлы! Хвалю!

"Ну так! Кто б сомневался!" — огромными буквами было написано на их мордахах.

— Но кой чертяка вас надоумил драть с корнем квейскую лазурку?! — "Нахалов учи сразу, — по-доброму разъясняла мне тётя Глуша, — не то на шею сядут и ножки свесят".
– Ernesca kirttin, иначе синие крылатки, иначе — лунь-трава, номер двести семь в реестре Ардэ… Да, Идио, она самая. "Есть трава именем лунь, растёт по оврагам, низка, развесиста, цвет лазурен. Буде сорвана перед луной волчьей, великую силу ведовскую дает", — я быстро подглядела в шпаргалку. — Сухой лист этого цветика стоит десяток таких еловых пеньков как вы. А цветущий куст… Сказать или сами посчитаете?

"Пеньки еловые" скисли и обиженно засопели друг на друга.

— Обманка под корнями лежала, никак было не добраться, — угрюмо сообщил Саня полу под ногами. — Мы потом кустик обратно поставили, землю притоптали, энерготочка тут хорошая, выживет…

— Я сказал, что можно сделать подкоп, — в сторону заметил Идио.

— Если б ты сказал это до того, как выдернул куст, — брат, помявшись, неловко сунул мне примятый синий бутон. — Ян, а ты чего как пыльным мешком стукнутая?

Я помедлила. В ушах звучал глуховатый голос волхва.

"…заговор не окончив, свалился, полдня в бреду прометался, да и помер. Похоронили мы его честь по чести, поделили евоное имусчество меж собой. А как луна в силу вошла, начались у нас бедствия с последствиями. Слыхала, что ночью творилось? Это сейчас тяжко, сперва не так было-то. Кто помудрей, тот добро колдовское пожёг, кто пожадней — в подпол припрятал. В прошлый-то раз шестерым ворам мертвяк шеи поломал, но сердца не рвал, а сейчас-то оно вот как вышло. Видать, есть захотел. Да ты бери крендельки-то, бери…"

Ребята выслушали меня молча.

— А ларчик просто открывался, пока не взял да не сломался, — ни к кому конкретно не обращаясь, заметил Саша. — Прерванные чары исцеления вполне могли намертво… в смысле, привязать душу к телу, и получился из мага чудный образец нежити четвертого класса опасности. Охранки наверняка заклеймили всех воров, он знал, кто, что и как. Пребывал в летаргии, вставал раз в месяц, экономил силы…

— Хотел просто наказать воров, — я поморщилась от боли в желудке, — вот зачем были эти ночные вопли. Крепился, тянул из людей жизнь, перебивался с чипсов на пепси-колу, но совесть говорила всё тише, а кушать хотелось всё больше. Бедняга…

— Горемыка… — подхватил Идио, настойчиво суя мне в руку пузырёк с темно-синим зельем и многообещающей надписью "Ад жевата".

— Бедолага, — всхлипнул Саша и снял с пояса связку осиновых кольев. — Не колеблет, оплачено. Пообедаем, други-сестры, и на кладбище. Кто с тротилом к нам пришёл, тот от него и погибнет. Сомкнём лохматые шеренги, открутим гаду плавники! — он осёкся, увидев выражение моего лица. — Ведьмусь, если ты хочешь сказать мне то, что я думаю, не моги! Слышь, не моги!

…Население в Яблоньках было не только практичное и весёлое, но ещё находчивое и сильно пьющее. После полнолуния, омрачённого жертвами, оно всё же сообразило, откуда у бесей ноги растут, выбрало дюжину крепких мужичков и, снабдив их осиновыми кольями и солидной порцией отваги и мужества, отправило на кладбище. Когда ближе к вечеру могилка колдуна нашлась, команде уже море было по колено, седьмой этаж — по пояс, и покойный мэтр очень удивился, когда ему в руку сунули бутылку, а чей-то заплетающийся голос произнёс: "Т-ты м-мя увжаешь?" В своей могиле он с тех пор не появлялся.

— Тогда мы всё равно пообедаем, потом поспим и пойдём на кладбище ночью, — постановил брат. — Истинное полнолуние сегодня. Барьер сил, пара экзорцизмов — и встанет как штык от «калаша», никуда не денется. А дальше вы забиваете ему осиновые колья во все отверстия тела, я угощаю пульсаром, мы получаем деньги и живём долго и счастливо.

— Дурацкий план, — отрезала я, про себя прикидывая, какая доза снотворного нужна, чтобы он всю ночь не отрывал голову от подушки.

— Это не слишком? — Идио был менее категоричен.

Саня надменно, по-королевски, вскинул голову.

— Как говорили древние: отвергаешь — предлагай. Предложения есть?

Предложения были, но спорить я не стала, потому что переговорить Саню не-воз-мож-но. Если он возьмётся за дело всерьёз, вы поверите, что солнце — чёрное, трава голубая, все самолёты упадут, поезда остановятся, а похитители тел атакуют планету, если сию секунду не уступить ему место за компьютером и не пойти мыть за ним гору грязной посуды. Так что я отхлебнула желудочного зелья… и тут же, выпучив глаза, рванула к окну.