Хранители завета

* * *

На следующий день мы поставили паруса и направили наши корабли к той стране, которую называют Египет. Арап был прикован к главной мачте. Много дней мы плыли на юго-восток. Добрый северный ветер привел нас в края, где на нас нахлынула жара.

* * *

Солнце полыхало. Горячий воздух был насыщен влагой. Большинство из нас сбросило одежду. Солнце обжигало плечи и спины. Все люди на палубе обратили взгляд в сторону земли. Прямо перед нами на островке возле города, который арап назвал Александрией, стоял маяк, такой огромный, что мы не поверили своим глазам. Башня маяка из белого камня — вероятно, это был мрамор — возносилась ввысь. Какой она была высоты? Я даже не пытаюсь угадать. И по сей день воспоминание об этом наполняет меня благоговением. Я попытался сосчитать окна на башне, но при каждом ударе волны о борт сбивался. Внизу на холме башня маяка была окружена низким четырехугольным укреплением. Подножие башни стояло в центре, а само укрепление было шире и длиннее, чем любой дом, какой я только видел в жизни. На самом верху огромной, вознесшейся до небес башни была еще одна, восьмиугольная башенка, а на ней еще одна, круглая и узкая. На самом верху блестело зеркало, которое собирало солнечные лучи. Даже Олаф, которого никогда ничего не удивляло, с изумлением смотрел на гигантское сооружение. «Почти как пирамида», — сказал он себе под нос.

* * *

Западный вход в дельту Нила был расположен чуть восточнее маяка. Поднялся ветер, и на волнах появились белые барашки. Птицы поменьше тут же улетели в сторону берега, но чайки и пеликаны с расправленными крыльями привольно парили, обратив голову навстречу ветру. «Морской орел» первым из всех вошел в дельту Нила. Тростник у берегов шумел под порывами ветра. Лодочки торговцев с гребцами или на парусах направлялись в нашу сторону, но, обнаружив множество огромных боевых кораблей, тут же ретировались.

Течение было сильнейшее. Среди тростника глаз мог различить каких-то чудовищ размером в восемь-девять аршин, которых можно было принять за драконов. Жуткая тишина, нарушаемая только криками птиц, кваканьем лягушек и стрекотом кузнечиков, господствовала над рекой и безлюдными берегами. На нас кто-то смотрел, но мы сами никого не видели. Когда мы на одном из следующих изгибов повернули, на нас напали, но этот крохотный отряд стрелял из плохоньких луков маленькими стрелами. Один из гребцов, по имени Арн, так рассердился на эту смешную атаку, что вскочил и стал последними словами поносить нападавших, грозя им кулаком. В тот же момент стрела пронзила его кулак и горло, и он рухнул на палубу. «Вот так тебя научили помалкивать», — сказал гребец, сидевший перед ним. Египтяне продолжали свои вялые атаки. Они выслали корабль, который толчками стал продвигаться вдоль наших бортов, но их неуклюжие, с глубокой осадкой, суда имели такое строение, что не могли причалить к нашим. Мы стояли наготове, вооруженные мечами, пиками и топорами. Воины с пиками в такт стучали по доскам палубы. Никто не осмеливался взять наши боевые корабли на абордаж. Олаф язвительно засмеялся. Но арап предостерег нас. «Эти булавочные уколы солдат с самоуверенными командирами — всего лишь нападение незначительных пограничных кордонов и таможенников, — так сказал он. — Настоящих воинов мы встретим позже».

Воины властителей Египта Фатимидов [40] поджидали нас в бухте к северу от гарнизонов, расположенных рядом с городами-близнецами Фустат и Аль-Кахира, [41] с мечетью Ибн-Тулун между ними. Почти молниеносно нас окружили суда и воины. Замельтешили сотни лодок с людьми самых разных национальностей. Некоторые были черны как сажа, другие чем-то напоминали народности, жившие вокруг Черного моря и в Византии. Арап рассказал, что флот властителей Египта состоял из судов, которые двадцать лет назад строились для войны с Византией. Поблизости от трех пирамид — высоких, как настоящие горы, — и огромной статуи — наполовину человека, наполовину животного — произошла жестокая схватка. Небо почернело от стрел. Мы маневрировали так, чтобы наши корабли «Морской орел» и «Ворон Одина» оказались по обе стороны самого большого из египетских кораблей. С громкими криками мы перескочили на палубу их корабля.

40

Фатимиды— династия халифов, правившая на Ближнем Востоке и в 969 г. завоевавшая Египет.

41

Каир. — Прим. авт.

Египетские воины ростом были меньше нас, и, хотя они прошли боевую подготовку, им не хватало мужества и огня. Когда мы, орудуя мечами, отвоевали себе палубу, большинство из них предпочло прыгнуть в реку и поплыть к берегу, что свидетельствовало об их трусости и бесчестье, потому что гигантские ящерицы, размером с бревно, тут же подплыли к ним и начали жадно поедать плывущих. А мы тем временем подвели корабли к берегу и бросились на штурм. На суше наш противник действовал более организованно и дисциплинированно. Но мы воевали, очевидно, не так, как, по их мнению, должны были воевать их враги. Их войско состояло из подразделений. Некоторые имели легкое вооружение, другие — тяжелое. Некоторые были верхом на конях, другие — верхом на странных, похожих на коней, животных с длинной шеей и горбом. Арапы сражались бок о бок с людьми такого же цвета кожи, как у нас, и коротышками с большими носами и черными как уголь волосами. Египтяне стояли рядами, один ряд за другим. Первый ряд вставал на колени, а задний рад выпускал тучу стрел. Потом первый рад вставал и тоже стрелял в нас. Если кто-то в первом ряду падал, его заменял бедолага из заднего ряда.

Когда начался дождь стрел, мы защитились от него, сделав стену и крышу из наших щитов. Только очень немногим из нас не повезло. Они упали. Во время нескольких таких атак мы стояли в сомнении, когда же наконец на нас нападут. Но потом не выдержали и, когда Олаф отдал приказ, бросились им навстречу. С воплями и криками, словно в нашем войске были берсерки и вернувшиеся из Валхаллы погибшие воины. Тут наши враги отбросили стрелы и луки и вытащили мечи и заточенные с двух сторон копья. Их мечи были предназначены для ближнего боя, но мне опять показалось, что они сражались иначе, чем мы. Один коротышка стал нападать на меня. Я подставил ему щит. Он атаковал еще раз, но я изловчился и отрубил ему руку. Только тогда он оставил меня в покое. Подбежал еще один арап, но сразу отскочил, когда я взмахнул мечом и издал вопль. В ту же секунду появился черный гигант с острыми костями, которые он воткнул себе для украшения в ноздри, губы и щеки. В одной руке у него был меч, в другой — топор. Наконец-то достойный противник. Я закрылся щитом и проткнул ему живот моим мечом. Это его не остановило. Топором он ударил по моему щиту, а мечом — по плечу. Я рассек его пояс и выпустил кишки наружу. Только тогда гигант понял, что схватка проиграна. Со стоном он опустился на колени. Я поклонился и поблагодарил за хороший поединок. Потом отрубил ему голову.

Воздух дрожал от криков и стонов и острого запаха крови. Я стал высматривать себе нового противника. Войско египтян стало организованно отходить. В ближнем бою мужество покинуло их. В рукопашной они сражались плохо, как бы нехотя. В этой первой схватке мы потеряли всего лишь несколько сотен человек.

Когда войско египтян с позором покинуло место боя, мы продолжили плавание по реке. Вскоре нас встретило новое войско, снова состоялась схватка — сначала на реке, потом на суше, и снова все повторилось. После короткого сражения египтяне отступили. А мы продолжили свой путь.

* * *

День за днем мы плыли на юг вверх по Нилу. Протяженная река дала жизнь и пропитание людям, жившим в домах из камня, глины и тростника. Подобно огромной змее, она извивается по негостеприимной пустыне, где только что и есть песок, камни и скалы. Олаф был в восторге от подробной и точной карты. Каждый поворот реки был обозначен на той карте, которую монахи скопировали со старого египетского папируса. Кормчие, привыкшие к открытому морю и свежему северному ветру, то и дело жаловались. Не успевали они свернуть налево, как приходилось поворачивать направо. И так все время. Иногда корабль садился на мель. Кое-где нужно было пробираться по зеленой жиже. По берегам люди собирались толпами, чтобы посмотреть на незнакомые им корабли. Вдоль берега бежали маленькие дети. Нам попадались многочисленные торговые суда, которые послушно уступали нам дорогу.

Плыли мы днем и ночью. По вечерам лежали на палубе на спинах и, глядя на бездонное небо, ели неведомые сладкие фрукты, которые мы доставали на берегу. Лунный серп лежал почти горизонтально. Все было очень странно. Множество насекомых, странных звуков и запахов из пустыни.

* * *

Однажды очень ранним утром мы подплыли ко дворцу. Очень подробное описание в древнем манускрипте, казалось, было сделано только день назад. Вход в канал, который охраняли два каменных шакала, и огромный храм расположились у склона горы. Олаф перевел взгляд с берега на дворец и дальше вверх по скале. «Вот мы и добрались», — сказал он. Мы стояли рядом и смотрели на карту с извилистыми черточками. В жизни все было так, как указано на карте. «А люди где?» — спросил я. «Спят, наверное», — ответил Олаф. Я возразил: «Должна быть охрана!» Олаф сказал: «Охранники внутри и священники — это и есть их охрана. Другой им не надо. Никто не знает об этой гробнице, хотя прошло две с половиной тысячи лет со дня похорон». — «Давненько дело было», — согласился я.

Мы подошли ближе к берегу, спрыгнули в воду и пешком двинулись к храму. Идущие за нами были окутаны облаком пыли и песка. Я шел вместе с Олафом по дороге для молящихся, которая вела к храму, когда один тщедушный египтянин решительно преградил нам дорогу. Без всякого страха он встретил взгляд короля. Олаф спокойно улыбнулся. «Уйди с дороги, арап!» — проговорил король. Но египтянин стоял на месте. Это было для него делом чести. Выражение лица и одежда подсказали мне, что он был священником или считался святым. «Уйди!» — повторил Олаф. Я шепнул королю, что чужеземец вряд ли понимает наш язык. «В таком случае он поймет вот это», — сказал Олаф и вынул меч из ножен. Маленький арап не пошевельнулся. Олаф махнул мечом. Из раны на песок брызнула кровь арапа. Но он даже не вздрогнул. Во взгляде его мелькнуло нечто. Египтянин произнес несколько слов, которых мы не поняли, и упал на колени. Мне показалось, что его слова прозвучали как проклятие. Неожиданно для меня Олаф вложил меч в ножны. «Мы возьмем его с собой! — сказал он и посмотрел на египтянина, стоявшего на коленях. — Он может нам пригодиться, — проговорил король, обращаясь скорее к себе, чем ко мне. — Именно так».

Наверху, у обрыва, собралась группа людей с оружием. Олаф помахал нашим воинам, шедшим сзади, и послал их вперед навстречу защитникам храма.

* * *

Вместе с Олафом и группой его самых верных воинов я вошел в пустой храм, где чувствовался слабый аромат благовоний. Мозаичный пол, все стены украшены изображениями богов. Вход в усыпальницу был скрыт ковром, висевшим за алтарем. Мы сдернули ковер и опрокинули алтарь. За ними обнаружилась каменная кладка с изображениями таинственных фигур животных и символами, которые не были похожи ни на руны, ни на буквы. Олаф отдал шести самым сильным из своих людей приказ пробить отверстие в прочной кладке. Времени потребовалось много. Когда отверстие стало такого размера, что мы смогли пробраться в него, мы спустились по длинной узкой лестнице. Воздух был влажный и теплый, пахло плесенью и камнем. Мы зажгли факелы, взятые в храме. В конце лестницы был туннель, который привел нас к первой гробнице. Олаф вошел в нее. Я неотступно следовал за ним.