Хранительница его сокровищ

Он вспомнил Вителлио.

— У госпожи есть кровные родственники? — спросил тот.

— Есть где-то, только знать бы ещё, как туда попасть, — вздохнул Фалько. — Они нужны?

— Вообще хорошо, когда рядом кто-то близкий. Дети, родители. Возлюбленные.

— Так может, я сгожусь? — глянул Фалько на целителя.

— Вы? Ах, да, вы же говорили, что хотите взять госпожу в жёны. Да, возможно. Если она дорога вам, если это не союз из политических или ещё каких подобных соображений. Да и вы человек занятой, судя по всему.

— Вот ещё есть Тилечка.

Девочка стояла рядом и смотрела очень серьёзно.

— Да, девочка — это тоже хороший вариант. В общем, побудьте с ней, ей станет лучше, даже если она сейчас и не услышит вас.

Фалько подумал, что сейчас они пройдутся по подвалам и прочему, вытряхнут всех тварей и других гадов, а потом он придёт и побудет с Лизой. И он пришёл, и ещё даже полуночи не было, он точно помнил.

— Господин Фалько, спать лучше в кровати, правда.

Он заглянул в спальню, увидел Лизу с краю огромной постели, и свои вещи, сваленные кучей в углу.

— Так, детка. А ты сама где якорь бросила?

— А тут есть ещё одна комната, за стенкой. Наверное, там раньше жила какая-нибудь камеристка или горничная. Там отличная постель, и вещи есть, куда сложить.

Фалько выглянул в прихожую — там сидел на страже брат Василио. Всё под контролем.

— Тогда сделаем вот что. Там вроде купальня есть, так? Хоть умыться, что ли. Давай пододвинем Лизу, тут места ещё на пятерых таких, как она, хватит, а я упаду с краю. И с ней, и мимо меня никто не проберётся, если что.

Так они и сделали. В купальне нашлось достаточно воды, Тилечка даже успела её подогреть. В мешке нашлась чистая рубаха. Эх, а наутро, наверное, придётся одеваться по парадному… Видно будет.

Фалько прогнал спать Тилечку, потушил свечу и забрался под одеяло к Лизе. Лиза была тёплая и дышала. Пусть проснётся к утру, что ли?

И это уже была определенно последняя на сегодня мысль.

4.11 Лизавета во тьме

Лизавета пришла в себя в полной темноте. Чуть приоткрытые глаза не увидели ничего, она сразу и закрыла их тут же обратно.

Последним воспоминанием была боль. Невероятной силы боль, перед которой меркли все прошлые воспоминания о болезнях, травмах, операциях и прочем. Сейчас боли не было, но ровно до тех пор, пока она не попробовала пошевелиться. Тут же отозвались все суставы в обеих ногах, обеих руках, и ещё позвоночник. Значит, лежим и не шевелимся. И пытаемся понять, где мы вообще и «что-кого».

Лизавета определённо лежала в постели. В очень удобной и мягкой постели, всё, как положено — перина, подушки, широченное одеяло. Постельное бельё было очень приятным к телу, из хорошего тонкого полотна. Её саму кто-то добрый переодел в чистую рубаху, и это очень мило, потому что она была вся мокрая и грязная. Правая коленка отзывалась на прикосновение одеяла — ну да, она ж её разбила вчера в подземных коридорах. Ещё что-то помнилось про удар головой, и точно — правый глаз открывался особо болезненно.

На шее привычным образом надет кожаный мешочек. Фалько вернул ей артефакт? Почему?

Кровать казалась огромной. С правой стороны рука нащупала ещё много свободного места, а вот с левой… Тепло, дыхание и совершенно определённые ощущения не позволили ошибиться. Лизавета даже попробовала пошевелиться в ту сторону, несмотря на боль, и дотянуться, чтобы убедиться окончательно, но он стремительно повернулся и взял её за руку.

— Лиза, — выдох как выстрел.

— Фалько… — все живы.

Господи, хорошо-то как.

— Лиза, как ты? Болит?

— Пока не шевелюсь — нет.

— Но слава Солнцу, ты очнулась. Лекарь сказал, если очнёшься до заката — есть шанс, что восстановишься. Ты очнулась даже до восхода, — он наклонился и поцеловал её, и она тоже чуть шевельнула в ответ губами, просто потому, что он вот, здесь, есть, и наверное, дальше всё будет в порядке…

— Какой лекарь?

— Хороший лекарь из Ордена Света. Утром обещал ещё прийти, увидишь сама.

— Погоди, а Тилечка? Вы спасли Тилечку?

— Да, спит за стенкой. Жива и здорова.

— А где мы вообще? Тут так темно.

— Во дворце. Тебя нужно было положить и не тревожить, и отсюда, честно говоря, проще командовать, чем из обители Ордена Сияния. Поэтому я решил остаться здесь.

— А что скажут хозяева дворца?

Он рассмеялся — беззаботно, весело и очень тихо.

— Госпожа моя, вышло так, что сегодня это отчасти мой дворец. И завтра тоже. И вообще…пока.

— Совершенно случайно это твой дворец? — смеяться было больновато, не смеяться — невозможно.

— Не бери это всё в голову. Пока, — повторил он. — Сначала восстановишься, потом разберёшься.

— Нет, погоди. Тот человек, который… который тёмная тварь. Он твой родственник?

Он вздохнул.

— Увы, Лиза. Он мой родственник. Был. Он пытался сожрать тебя, Тилечку, ещё кого-то, наверное, и почти сожрал своего собственного отца. Когда я убил его, я и представления не имел, кто это, мы не были представлены. А потом его отец сказал, что и Тьма с ним. Очевидно, Тьма с ним и есть.

— А… кто его отец? — Лизавета сама не знала, зачем ей сейчас всё это надо.

Посреди ночи, все едва живы, обняться бы и спать, но вот ведь…

— Великий Герцог. Мой младший брат.

— О боже, ещё и младший. Тогда почему он здесь, а ты — там, где ты был?

— Потому, что я женился по любви и сбежал из дому, — усмехнулся он. — И отказался расставаться с Лелией и возвращаться к отцу. Поэтому наследником стал мой брат, а я жил, как жил. И не скажу, что это было плохо.

— А теперь тебе придётся жить здесь?

— Сначала мне придётся привести тут всё в порядок. Дворец мы зачистили, а сколько тёмных тварей водится в городе — я и предположить не могу. И сейчас не собираюсь, — он коснулся губами её виска. — Скажи, может быть, ты что-нибудь хочешь?

— Пить. Очень хочу.

— Лежи и не шевелись. Тут лекарь оставил питьё, велел дать тебе, если ты без него очнёшься, — он осторожно встал, попытался найти что-то на ощупь, не нашёл, ругнулся тихонько и засветил маленький магический шар.

То, что нужно, стояло на столике. А комната поражала роскошью — росписи на стенах и потолке, драпировки на окнах, резная мебель, как бы не позолота. Вот, теперь она спала в музейной экспозиции, так это называется. Уровень получен. Смеяться снова было больно, и пришлось рассказать, что её насмешило.