Хранительница персиков

Она всегда была тихой, как и отец Уиллы. Мама Уиллы была самой громкой в семье, Уилла до сих пор помнила ее смех, сладкий стаккатный* звук, напоминающий треск угольков. Она работала секретарем в местной юридической фирме. Она умерла, когда Уилле было шесть лет. С этого момента Уилла перестала играть в игру «виды смерти». Она любила притворяться мертвой на диване, делая вид, что она вся пропитана водой, будто утонула. Или ложилась на дорогу в невероятных позах, будто ее сбила машина. Но ее любимой смертью была смерть от ложки. Она измазывалась кетчупом, ложилась на пол на кухне и засовывала ложки себе подмышки. В том возрасте она не понимала, что такое смерть, не знала, что это плохо, когда происходит с такими хорошими людьми, как ее мама. И положа руку на сердце, смерть ее завораживала.

Стаккатный – короткий, отрывистый, четкий звук (о характере исполнения музыкального или вокального произведения.

Однажды бабушка увидела, как она воображает, будто разговаривает со своей мамой. Она тут же открыла все окна и начала жечь шалфей. «В привидениях нет ничего хорошего, – говорила она. – Не разговаривай с ними. Держись от них подальше». Это обидело Уиллу. Ей потребовалось много времени, чтобы простить бабушку за то, что она отрицала ее связь с мамой, что вселила в нее страх. Как бы глупо это ни звучало.

Все эти суеверия уже улетучились из памяти бабушки. Она даже не узнавала Уиллу. Но она знала, что бабушке нравятся мелодии голосов, хотя она уже не понимала ни одного слова. Несколько раз в неделю Уилла ее навещала. Она приходила к ней и рассказывала последние новости, как выглядят деревья в это время года, что продается у нее в магазине, что нового она сделала в доме отца. Она рассказала бабушке о новом диване, но не о Колине.

Она все рассказывала, пока не пришла медсестра и не принесла завтрак для Джорджи. Уилла помогла накормить бабушку. После того, как завтрак был съеден, Уилла осторожно помыла лицо Джорди и села рядом с ней.

Она сомневалась немного перед тем, как достала приглашение на торжество из заднего кармана джинсов.

– Я долго думала, стоит ли тебе говорить об этом. В «Мадам Блу-Ридж» состоится праздник в следующем месяце. Женский общественный клуб отмечает свой день рождения. Пэкстон Осгуд хочет отметить и твои заслуги. Что, я думаю, очень мило с ее стороны. Но ты никогда не говорила об этом. Я даже не знаю, значит ли что-то это для тебя. Я подумала, если для тебя это важно, я пойду. Но я не знаю.

Уилла посмотрела на приглашение и впервые подумала о том, что ее бабушке было всего семнадцать, когда она помогла организовать этот клуб. Именно в тот год ее семья потеряла «Мадам Блу-Ридж», в тот год она родила отца Уиллы.

Уилле стало больно от мысли, что она никогда не гордилась в юности, что была одной из Джексонов. Но чем старше она становилась, тем больше понимала, насколько тяжело приходилось работать ее семье, чтобы поддерживать друг друга; никто, кроме нее, не прятал глаза от стыда, когда речь заходила о том, что они потеряли. Уилла столкнулась с тем, что теперь ее бабушка уже никогда не сможет ей рассказать что-то о семье. Она уже не сможет ничего спросить у отца. В такие моменты она особенно остро чувствовала боль от всех невысказанных «я тебя люблю»; она бы с радостью вернулась назад и все изменила. Они бы сделала так, чтобы ее родные могли гордиться ею, а не постоянно волноваться за нее.

Уилла подняла голову и с удивлением увидела, что бабушка повернула голову в ее сторону. Ее светло-серые глаза, такого же цвета, как и у Уиллы, смотрели прямо на нее, будто она узнала что-то из того, о чем говорила Уилла. Годами такого не происходило; Уилла была настолько удивлена, что ее сердце начало биться чаще.

Уилла наклонилась вперед.

– Что такое, бабушка Джорджи? «Мадам Блу-Ридж»? Женский общественный клуб?

Левую сторону тела ее бабушки парализовало после удара, поэтому она положила правую руку на ладонь Уиллы. Она попыталась двигать губами, будто хотела что-то сказать.

Ушло несколько попыток, пока Уилла не разобрала одно слово: персик.

– Персик? Хочешь персиков?

Лицо ее бабушки расслабилось, будто она забыла, что хотела сказать. Она опять повернулась к окну.

– Ладно, бабушка Джорджи, – сказала Уилла, встала и поцеловала ее в макушку. – Принесу тебе персиков.

Она накинула на плечи бабушки шаль и пообещала, что скоро приедет к ней.

Оглянувшись, она вышла из комнаты.

Глупо было ожидать чего-то более осмысленного. То, что она пыталась как-то пообщаться, уже огромный плюс.

Уилла подошла к стойке администрации и посмотрела, есть ли какие-либо медицинские рекомендации для ее бабушки. Потом попросила подать ее бабушке персики на ужин.

Она надела солнечные очки и вышла на улицу. Солнце было в зените и отражалось от лобовых стекол машин на парковке. Она не заметила, как к ней кто-то подошел.

Пэкстон Осгуд. На ней было милое розовое платье, а на ногах красовались роскошные туфли. Она была высокой, как и ее брат, но с округлыми бедрами и тонкой талией, будто один из ее угловатых предков-французов женился на крепкой дворянке; и вот несколько поколений спустя появилась Пэкстон. Рядом с ней шел светловолосый мужчина с бледной кожей. На нем был сшитый на заказ костюм, который не должен был так хорошо сидеть на ком-то столько же худом. Но на этом мужчине костюм выглядел великолепно. Он был необычно красив, один из таких людей, которые, казалось бы, не решили, больше в них женского или же мужского.

Уилла не знала, поздоровается ли с ней Пэкстон, так как она даже не догадывалась, сказал ли ей Колин о прошлой ночи и до сих пор ли она злится на нее за то любовное письмо, которое она отправила от ее имени Робби Робертсу.

Она явно не была готова к тому, что Пэкстон ей улыбнется и скажет:

– Уилла, привет! Я так рада, что столкнулась с тобой. Ты сюда приезжаешь по утрам? Поэтому я тебя никогда не вижу. Ты получила мою записку о том, что я хочу сделать что-нибудь особенное для наших бабушек на торжество?

Уилла посмотрела на аккуратно уложенные волосы Пэкстон в ее фирменный низкий пучок и застенчиво пригладила свои непослушные кудри. Пэкстон всегда выглядела на все сто.

– Моя бабушка, к сожалению, не сможет быть на торжестве, – ответила Уилла. – Она даже меня не помнит, что уж говорить о клубе.

– Да, я знаю. И мне очень жаль, – сказала Пэкстон. – Я думала отметить ее заслуги с твоей помощью, чтобы ты приняла подарок за нее.

– Я… У меня есть кое-какие дела в этот день, – солгала Уилла.

– А-а, – произнесла Пэкстон. Над девушками повисла неловкая пауза.

– Привет, Уилла, – подал голос Себастьян. – Приятно снова тебя видеть.

– Себастьян. Слышала, что ты теперь стал управляющим стоматологической клиники доктора Костово.

Себастьян Роджерс укрепил ее веру в то, что преобразование – это не просто теория. Когда они учились в школе, ее сверстники иногда не замечали ее, так как она обычно была тихой, но Себастьяну не повезло в этом плане. Уилла умела быть невидимкой, а такие люди, как Себастьян, были лишены этого дара. Над ним извелись все одноклассники. И не смотря на это, перед ней сейчас стоит владелец собственной клиники в таком дорогом костюме, на который она и за год, наверное, не заработает.