Христианство в Китае: история и современность

Вопрос о новой миссии и ее статусе решался путем сложных двусторонних переговоров более пяти лет. Китайские власти упорно отказывались принимать епископа. Не особо настаивали на этом и российские представители, согласившиеся, в конечном итоге, на то, что миссии будут возглавляться архимандритами [217] . 30 декабря 1726 г. состоялся именной указ Екатерины I, повелевавший после окончания русско–китайских переговоров отправить новую миссию в Пекин во главе с выпускником Славяно–латинской академии в Москве архимандритом Антонием (Платковским). В указе Антонию предписывалось взять в Пекин учеников, которых он обучал в школе при Вознесенском монастыре монгольскому языку [218] . В начале 1727 г. был определен новый состав миссии: 3 священника и 3 ученика [219] , но выехать в Пекин вторая миссия смогла лишь в 1729 году.

217

Архимандрит — чжаньюань сюши; миссионер — цзяоши (учитель веры).

218

Миссионерская школа монгольского языка при Вознесенском монастыре (с 1727 г. «мунгало–русское училище») была открыта в 1725–м в Иркутске для подготовки переводчиков китайского и монгольского языков и просуществовала до 1739 года.

219

В 1727 г. первым попутным караваном в Пекин выехали назначенные в Духовную миссию еще в 1725 г. три ученика из состава Московской Славяно–греко–латинской академии. Четыре человека из состава 1–й миссии должны были оставаться в Пекине после прибытия 2–й миссии.

Официальный статус Российской духовной миссии в Пекине был закреплен пятой статьей Кяхтинского договора 1727 года. Российская духовная миссия существовала на правах китайского государственного учреждения, русские священники получали чиновничьи ранги и соответствующее жалование. В этом же договоре говорилось о приобретении для россиян специального посольского двора в Пекине, в котором вскоре разместилась вновь прибывшая 2–я Российская духовная миссия. Посольский двор разместился на месте старого русского торгового подворья, в самой оживленной части Внутреннего города недалеко от императорского дворца и правительственных учреждений [220] . На территории посольского двора в 1728–1730 годах был построен и в 1736–м освящен храм Сретенья Господня (Наньтан). Он сооружался по китайской традиционной технологии и по образцу католического храма Бэйтан, но размером в половину меньше. В 1750–1760 годах были построены кельи, каменная колокольня с башенными часами с боем, каменная пекарня, баня и конюшня, были сооружены колодец и каменная ограда и разбит виноградник. Миссионеры также покупали земли в Пекине и его окрестностях [221] .

220

Вокруг русского двора были частные китайские дома, сад маньчжурского князя и площадь для сбора приехавших в Пекин монголов.

221

Ученик миссии Л. Войков купил в 1729 г. участок земли, который после своей смерти завещал миссии. Умер он в 1734 году, а на данном участке было основано миссионерское кладбище. В окрестностях посольского двора было куплено несколько домов, в которых были организованы кельи. Рядом с Пекином миссионеры купили несколько пахотных участков, которые обычно сдавались в аренду китайским крестьянам.

В течение XVIII века в Пекине сменилось восемь составов Российской духовной миссии общей численностью до ста человек [222] . Многие члены русской миссии служили в китайских учреждениях, работали переводчиками в Палате внешних сношений (Лифаньюане) и преподавателями в школе русского языка при Дворцовой канцелярии.

Миссионерская деятельность для православных священников в Пекине не являлась основной обязанностью. Миссия была предназначена для обеспечения потребностей албазинцев и русских, приезжавших в Китай. Кроме того, Российская духовная миссия в Пекине выполняла функции дипломатического представительства. Однако в документах можно встретить указания на собственно миссионерскую деятельность. Постановлением Синода от 13 октября 1742 г. 4–й миссии было вменено в обязанность, чтобы «члены ее в Пекине обучались неотменно в разглагольствии с тамошними народы для лучшего в проповеди способа».

222

Вторую миссию (1729—1735) возглавлял А. Платковский. В ее состав входили иеромонахи И. Филимонов, Л. Уваров, И. Ивановский, а также четыре ученика. Третью миссию (1736—1743) возглавлял И. Трусов; в состав входили иеромонахи Л. Уваров, А. Ольховский, Л. Бобровников, иеродиакон И. Ивановский, пять причетников и три ученика. Четвертую миссию (1744—1755) возглавлял Г. Ленцовский, которому подчинялись иеромонахи И. Врублевский, Ф. Сморжевский, И. Ивановский, четыре причетника и ученик. Пятую миссию (1755—1771) возглавлял А. Юматов, ее членами были иеромонахи С. Спицин, С. Ошевский, Н. Калиновский, Сергий, три причетника. Шестую миссию (1771 — 1781) возглавлял Н. Цвет; члены миссии — иеромонахи И. Протопопов, Никифор, два причетника, четыре ученика. Седьмая миссия (1781 — 1794) под руководством И. Шишковского включала в состав иеромонахов А. Седельникова, А. Боголепова, иеродиакон Израйля, двух причетников, четырех учеников. Восьмую миссию (1794—1804) под руководством С. Грибовского составляли иеромонахи Иесей, Варлаам, иеродиакон Вавила, два причетника, пять учеников.

Членам 5–й миссии указом Синода также предписывалось изучать китайский язык для миссионерской работы. Однако предписание изучать китайский язык в XVIII веке, за редким исключением, не выполнялось. Общая оценка деятельности миссионеров в Пекине противоречива. Характеризуя русских миссионеров, и современники и исследователи нередко отмечали пьянство, буйность и леность православных священников [223] . Исследователи писали, что в 1736 г. «вследствие непотребных поступков обретающегося в Китае Российского духовенства, с немалым для тамошних жителей соблазном, бесчинного и пьянственного житья не только их, но и посланных… учеников…, драк, непослушания начальнику и наконец чинимых от китайских министров этому духовенству озлобления и уничижения, — указано: взять оттуда в Россию архимандрита Антония Платковского с причтом и привезти его в св. синод под стражей…» [224] . Подобные обвинения звучали и в адрес членов последующих миссий. Миссионеров укоряли в том, что они не выполняли своих прямых обязанностей, не занимались активной проповедью христианства среди китайского населения. Численность православных албазинцев и китайцев обычно не превышала несколько десятков человек. Отказ же от активного миссионерства обеспечивал возможность стабильной работы в Китае, осуществление дипломатических функций. Пьянство во многом было вызвано физическими и моральными тяготами, которые испытывали русские люди в чуждой во всех отношениях стране. Миссионеры на долгие годы теряли связь с родиной, значительное их число в Пекине и умерло. Во время русско–китайских осложнений православные священники фактически становили заложниками, они находились под жесткой опекой со стороны китайских властей, а иногда оказывались под домашним арестом.

223

Например, И. Филимонов пьяный попал в императорский дворец и избил несколько китайских сановников. За это он был закован в кандалы и выслан в Россию. Позднее И. Филиппов забавлял обывателей Иркутска рассказами о своей жизни в китайской столице. Другой священник за пьяный дебош в императорском дворце отделался суточным арестом.

224

Щеглов И. В. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири. Сургут, 1993. С. 136.

Духовная миссия в первой половине XIX века

В начале XIX века произошли значительные изменения в развитии Российской духовной миссии в Пекине. Это был период расцвета российского китаеведения, вышедшего из стен Пекинской миссии. На протяжении полувека в Пекине сменилось пять миссий: 9–я миссия во главе с Иакинфом (Бичуриным) (1807–1821); 10–я миссия во главе с Петром (Каменским) (1821–1830); 11–я миссия во главе с Вениамином (Морачевичем) (1830–1840); 12–я миссия во главе с Поликарпом (Тугариновым) (1840–1849); 13–я миссия во главе с Палладием (Кафаровым) (1850–1858).

Архимандрит Иакинф во главе 9–й миссии прибыл в Пекин в январе 1808 года и основное внимание уделил научной деятельности [225] . После окончания 10–летнего пребывания глава миссии попросил оставить его в Китае еще на такой же срок с целью продолжения изучения китайского языка. Эта просьба не была удовлетворена, однако он вместе со своей миссией оставался и работал в Пекине еще несколько лет. После возвращения в Петербург в 1822 г. почти все члены 9–й миссии были осуждены, сам Бичурин был взят под домашний арест и затем приговорен судом к ссылке на вечное поселение в Валаамский монастырь. Несмотря на подобные перипетии, Иакинф (Бичурин) имел много сторонников и почитателей в российском обществе. В ноябре 1826 г. он был освобожден из монастырской тюрьмы и принят на службу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел. После возвращения из Пекина Иакинф стал признанным лидером и непререкаемым авторитетом российского китаеведения, вошел в число самых известных китаеведов мира. В 1828 г. Н. Я. Бичурина избрали членом–корреспондентом Российской Академии наук по разряду литературы и древностей Востока.

225

В течение четырех лет Н. Я. Бичурин в Пекине составил свой первый русско–китайский словарь. Затем постоянно его перерабатывая и дополняя, сверяя с «Канси цзы–дянь», он создал словарь в девяти томах, не имевший себе равных в Европе. Всего исследователи нашли шесть словарей, составленных им. В Пекине Н. Я. Бичурин перевел множество китайских работ. Несмотря на то, что все десять человек из состава 9–й миссии изучали китайский язык, лишь один архимандрит Иакинф стал известным китаеведом. Однако именно 9–я Духовная миссия в Пекине заложила традицию, при которой все члены русской миссии должны были изучать китайский язык и активно заниматься какой-либо деятельностью, в том числе научной.

Во главе следующей миссии был поставлен чиновник МИД П. И. Каменский [226] , срочно постриженный в монахи и рукоположенный в звание архимандрита. Правительство России не случайно остановило свой выбор на бывшем ученике 8–й миссии, назначенном переводчиком Азиатского департамента. П. И. Каменский стал в начале XIX века ведущим китаеведом в России, в 1819 г. он был избран членом–корреспондентом Академии наук по разряду литературы и древностей Востока, членом Парижского Азиатского общества и других европейских научных организаций. В 1818 г. император Александр I утвердил инструкцию для 10–й миссии, сохранившей силу и для последующих миссий в Пекине. Всем священнослужителям предписывалось изучать какой-либо язык и делать переводы. Именно с 10–й миссии начинается собственно миссионерская работа в Китае. Кроме того, из числа ее учеников вышло больше всего китаеведов, способных к дальнейшей практической и научной работе [227] . Как отмечают исследователи, за всей научной деятельностью Петра (Каменского) или стоит неблагоприятное стечение обстоятельств, или кроется какая-то тайна. Тем не менее, он сумел сделать достаточно много, был избран членом не только Петербургской академии наук, но и других научных обществ в разных странах Европы, единственный из архимандритов награжден орденом Св. Анны 1–й степени.

226

Каменский Павел Иванович (архимандрит Петр) (1765 (1773?)—1845) — сын священника, выпускник Духовной семинарии в Нижнем Новгороде. В 1818 г. П. И. Каменский и С. В. Липовцов составили каталог китайских и японских книг, которые Академия наук передавала Азиатскому музею. В 1817 г. Александр I утвердил публикацию китайско–монголо–маньчжуро–русско–латинского словаря переводчика Азиатского департамента МИД П. И. Каменского в литографическом заведении Государственной коллегии иностранных дел. Объем словаря предполагался в 1200 страниц, тираж — 1000 экземпляров, срок издания — шесть лет, с 1818 по 1823 год. Но из-за отъезда архимандрита Петра (Каменского) в Китай, а возможно, по причине отрицательного отзыва на эту работу Иакинфа (Бичурина) словарь так и не был издан. Богатейшее научное наследие архимандрита Петра мало известно, его труды и материалы, за редким исключением, до сих пор так не опубликованы.

227

Наибольшую известность среди учеников 10–й миссии получил Захар Леонтьев–ский. Всю жизнь он работал над составлением словарей, которые так и не были опубликованы, несмотря на положительные отзывы специалистов. Его имя менее известно в науке. Во многом это было связано с его сложными отношениями с Иа–кинфом (Бичуриным). З. Ф. Леонтьевский был автором 15–томного рукописного Китайско–маньчжурско–латинско–русского словаря.

11–ю Духовную миссию возглавил уже бывавший в Пекине и владевший китайским языком Вениамин (Морачевич). Фактическое руководство делами миссии было поручено Д. С. Честному, в монашестве о. Аввакуму (1801–1866). Он, будучи сыном сельского священника, воспитанником Тверской духовной семинарии и Петербургской духовной академии, достиг больших успехов в изучении китайского, маньчжурского, монгольского и тибетского языков.

В 1840 г. в Китай была отправлена 12–я Духовная миссия, на которую возлагались важные научные и политические задачи, поэтому в качестве пристава в нее был назначен вице–директор Азиатского департамента МИД Н. И. Любимов [228] . В составе 12–й миссии в Пекин впервые приехало несколько известных в будущем синологов [229] . Однако эта миссия не оставила значительного следа в истории миссионерства, русские священнослужители со своими китайскими помощниками лишь обеспечивали духовные потребности албазинской общины [230] .

228

Любимов Николай Иванович (1808—1875) — выпускник Московского университета, с 1852 г. — директор Азиатского департамента МИД.

229

Среди них следует выделить будущего профессора восточных языков академика В. П. Васильева и синолога с мировым именем выпускника Казанской семинарии и Петербургской духовной академии П. И. Кафарова (архимандрит Палладий) (1817—1878).

230

Глава 12–й миссии Поликарп в марте 1846 г. представил в Азиатский департамент МИД ходатайство о назначении пенсии учителю и катехизатору албазинцев Терентию.

Для подготовки следующей, 13–й миссии, из Пекина в Петербург был отозван Палладий (Кафаров). Миссия выехала в Китай в начале 1850 года. Все члены миссии занимались изучением в Пекине языков, многие из них стали известными учеными, дипломатами, переводчиками, но никто -известным миссионером. К середине XIX века явно обозначилась необходимость перевода православной богослужебной литературы на китайский язык, распоряжения об этом последовали из Петербурга, а албазинцы ходатайствовали о том же в своих прошениях [231] .

231

Еще в 30–х годах XIX века Даниилом Сивилловым были отредактированы переводы молитв на китайский язык. В феврале 1843 г. последовало «Указание начальнику миссии архимандриту Поликарпу о переводе на китайский язык для албазинцев толкования литургии, составленного в Азиатском департаменте». В 1850 г. пристав миссии Е. П. Ковалевский докладывал в Азиатский департамент МИД о прошении албазинцев о переводе Св. Писания и прочей богослужебной литературы на китайский язык.

Таким образом, с начала XVIII века в Пекине утвердилось православие, пришедшее в столицу Китая вместе с казаками еще в предыдущем столетии. Институты православной церкви было созданы на основе официальных соглашений между Российской и Китайской империями, их не коснулись антихристианские акции со стороны китайских властей. Православные священнослужители выполняли разнообразные функции, но практически не занимались миссионерской деятельностью в Китае, окормляя лишь албазинцев и приезжавших в Пекин русских.

Христианство впервые пришло в Китай в раннем средневековье, когда на Дальнем Востоке появились несторианские общины. В период Великой Монгольской империи и династии Юань там успешно работали католические миссионеры. В XVI-XVIII веках шло успешное распространение христианства в Китае, что во многом было обусловлено внутренними потребностями. Развитие китайской гуманитарной науки по пути «растворения интереса к Небу в интересе к человеку», когда «высшее сводилось к низшему», становилось тормозом для развития китайской цивилизации [232] . Поднебесная нуждалась и была подготовлена к восприятию новой культурно–мировоззренческой системы. Распространению христианства в Китае способствовали и многие другие факторы такие как развитая система частного книгопечатания, относительная мобильность элиты и бюрократического аппарата.

232

Активное распространение неоконфуцианского учения Ван Янмина (1472–1528), делавшего акцент на то, что принципы морального поведения лежат в «синь» (сердце–разуме), привело к тому, что ученые–конфуцианцы занялись поиском «конкретного знания» (шисюэ). См.: Кобзев А. И. Философия китайского неоконфуцианства. М., 2002.