Христоверы
Шрифт:
Переступая через тела, Андрон приблизился к безучастно стоявшей Евдокии и взял её за руку.
– Эх, и подвела же ты меня, Евдоха бестолковая, – зло шептал он. –
Он перенёс Евдокию в другую комнату, уложил на кровать и, проведя несколько минут в раздумье, сорвал с неё радельную рубаху. Ещё некоторое время старец любовался потрясающей красотой её стройного гибкого тела, после чего снял рубаху.
Вошедшая Агафья погасила свечи и вышла. Комната погрузилась в темноту. Тяжело дыша, Андрон взобрался на кровать, раздвинул Евдокии ноги, и она пришла в себя.
– Нет… нет… нет… – зашептала она. – Не можно так. Я не хочу! Я…
– Уймись и заткнись, Евдоха, – зловеще прошептал Андрон, усиливая натиск. – Я твой кормчий, я твой Христос… И не думай сопротивляться, голуба. Рассердишь меня, прокляну на веки вечные, запомни…
Остаток
ночи униженная и растоптанная Евдокия провела в слезах. Лёжа в постели, укрывшись с головой одеялом, она кусала в отчаянии губы и гнала прочь воспоминания. Мысли путались в голове, обжигали мозг, рассыпались и собирались вновь. «Что же делать мне теперь горемычной? – спрашивала она у себя. – Старец надругался надо мной, изнасиловал, унизил… Как же теперь жить мне под одной крышей с ним?»Плача и ворочаясь в постели, Евдокия не заметила, как наступило утро. Стук в дверь заставил её встрепенуться. В комнату вбежала возмущённая сестра Мария.
– Эй, Евдоха? – крикнула она. – Чего это с тобой? Чего на трапезу утреннюю не явилась?
– После всего, что было, кусок в горло не лезет, – вздохнула Евдокия, отворачиваясь к стене.
С пасмурным видом Мария подошла к кровати и взяла доверительно сестру за руку.
Конец ознакомительного фрагмента.