Хроника чувств

ОДИН ИЗ ЗАРЯДОВ ЭТОЙ ВЗРЫВЧАТОЙ СМЕСИ ПОРАЗИЛ ПРЕДШЕСТВЕННИКА САДДАМА ХУСЕЙНА, ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА КАССИМА И ЕГО БЛИЖАЙШИХ СПОДВИЖНИКОВ.

II

Четыре танка и восемнадцать грузовиков с установленными на них пулеметами подъехали ранним утром по шоссейным дорогам к баракам военной базы Салливен (построенной еще англичанами), где ночевал председатель иракского революционного совета, генерал-майор Кассим со своим штабом. Только что поднявшиеся тут же были расстреляны, прежде чем успели умыться, позавтракать или взяться за телефоны. Трупы властителей были зарыты неподалеку, в песчаной дюне. Переворот удался, потому что заговорщикам помогли три предателя, пользовавшиеся доверием Кассима. Один из его штабных офицеров сообщил, где будет находиться диктатор, другой был начальником внешней охраны, третий помешал предупредить гарнизон. Эти трое предателей были расстреляны путчистами на месте. Разве можно было рассчитывать на то, что предатели не разболтают, как было дело?

III

«Зубы дракона подрастают», — с этих слов начал Шнеппель, позаимствовав их из опубликованного к тому времени текста Хайнера Мюллера. Что значит «зубы дракона»? Что значит «подрастают»? Шнеппель был одним из последних марксистов, вставших на позиции критической теории. С Партией демократического социализма у него было так же мало общего, как и с академизмом. ПРИНЦИПИАЛЬНОЙ ЛИНИЕЙ для Шнеппеля является возврат к текстам самого Маркса и по возможности прямое приложение этих теорий к очертаниям исторических явлений.

«ВНУТРЕННИЙ, СУБЪЕКТИВНЫЙ ЛАНДШАФТ, ИЛИ УСТРОЙСТВО (то есть „конституция внутренней общности“) людей, живущих сегодня на территории плодородного полумесяца, древнейшей компактно заселенной местности аграрной революции, основаны на 7 шоковых воздействиях и 21 полушоковом воздействии, пишет Эрвин Шнеппель, ученик Лешинского; Шнеппель прежде был архивариусом посольства ГДР в Дамаске.

ВНЕШНЯЯ ВОЙНА между воинственными кочевниками и городами (при этом именно города впервые открыли войну как систематическое отношение). Ее УМИРОТВОРЕНИЕ ПУТЕМ СОПУТСТВУЮЩЕЙ РЕЗНИ (1-й шок). Далее следуют шоковые воздействия бухгалтерии (№ 2), убийства матерей (№ 3), отцеубийства братьями (№ 4), письменной фиксации и экспроприации (№ 5), а также сумерек богов (№ 6), к этому добавилось монгольское нашествие (№ 7) с последующим турецким завоеванием (№ 7а), узурпация силами британской колониальной державы (№ 7b), королевская власть и ее свержение (№ 7с) и путч партии Баас (№ 7d). Шоковые воздействия, считает Шнеппель, становятся все более поверхностными, так что считать шок так называемой войны в Персидском заливе дальнейшим углублением никак невозможно. Кроме того, в качестве ШОКА в марксистском понимании могут быть приняты лишь такие процессы, которые способны порождать месть и противодействие в течение более чем 300 лет. Речь идет о НАНЕСЕНИИ КЛЕЙМА:

„Клеймо выжигают, чтобы закрепить память: лишь то, что не перестает болеть, остается в памяти“. — Таково основное положение древнейшей (к сожалению, также самой продолжительной) психологии на земле. Можно было бы даже сказать, что везде, где еще на земле в жизни человека и народа присутствуют торжественность, серьезность, таинственность, мрачные тона, слышится отзвук ужаса, которым в прежние времена повсюду на земле сопровождались обещание, поручительство, присяга: минувшее… овевает нас своим дыханием и проникает в нас, как только мы становимся „серьезными“. Если человек считал необходимым утвердить память о чем-либо, никак нельзя было обойтись без крови, мучений, жертв!» «Ах, разум, серьезность, власть над аффектами, вся эта мрачная материя, именуемая рефлексией, все эти привилегии и предметы гордости человека — как дорого пришлось за них заплатить! Сколько крови и ужаса таится на дне всех хороших вещей!» [41]

41

Ницше. Генеалогия морали (Werke, Grossoktav-Ausgabe. Bd. VII. Leipzig, 1921. S. 348, 350; цитируется у Хоркхаймера: Autorit"at und Familie. S. 12).

Подобная МЕТАМОРФОЗА, ОБЪЕКТИВНОЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ В ГОРОДСКОЕ СУЩЕСТВО ИЛИ ВНУТРЕННИЙ ЛАНДШАФТ ЧЕЛОВЕКА, сосуд духа, представляют собой институциональный продукт, в свою очередь высвобождающий духов, причем духов мщения. Это является, пишет Шнеппель, характерным примером так называемых МАТЕРИАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ. В академической традиции нашего отечества трудящихся диалектико-материалистический монстр, ИСТОРИЯ, был понят превратно, будто он состоит из материи, например бетона, стальных изделий и т. п. Напротив: он ведет себя спиритуалистически; он порождает духов. ЭТО ГИЛЬГАМЕШ.

Создание героя потерпело неудачу [42] . Однако Шнеппель объясняет это шоковыми воздействиями № 1–7, засвидетельствованными во всем объеме последствий только в ОБЩЕСТВАХ ПОЛИВНОГО ЗЕМЛЕДЕЛИЯ. Скорее речь идет о том, что МРАЧНОЕ ДОИСТОРИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ оказывает воздействие и на коренное население ГДР. Как говорилось, воздействие его оказывается не ПОЛНЫМ; в 12 % биографий обнаруживается ИЗНАЧАЛЬНАЯ СТРАСТНОСТЬ, не вызывающая, однако, склонности к выражению в половом соитии. И напротив, другое свойство любви, а именно принципиальное НЕПОСЛУШАНИЕ ЗАКОНУ, часто оказывается сковано путами разума (вызывающими болезнь) или безумием [43] .

42

Шнеппель указывает в связи с этим на миф о Прометее. О специфической структуре Плодородного полумесяца, ставшего источником аграрной революции, см.: Wittvogel Wasserbaugesellschaften, 1928.

43

Греческий автор Анастасий Симитис называет Шнеппеля в журнале «Скачки времени. Внутридисциплинарный бюллетень» (прежде выходившем под заглавием «Доисторическое время, древность, современность») «вторым Ницше в чине старшего лейтенанта службы госбезопасности» (1997. № 1. С. 105). Позднее Шнеппель был разведчиком в Бонне.

IV

Благодаря страстной увлеченности тогдашнего главного редактора «Берлинер цайтунг» молодая журналистка из отдела местной хроники получила возможность брать интервью для отдела культуры. Хайнера Мюллера она застала в столовой театра «Берлинер ансамбль».

Журналистка: Ваши тексты порой достаточно тяжелы для понимания. Однако вы всегда пророчите горький конец.

Мюллер: Для этого не надо быть пророком.

Журналистка: Что это за сцена, которую Боб Уилсон сочинил, опираясь всего на четыре слова вашего текста, и которая открывает его цикл о Гильгамеше, растянувшийся уже на три вечера по шесть часов?

Мюллер: И все еще требует продолжения.

Журналистка: Что это за сцена?

Мюллер: Вы имеете в виду «Резню на праздник примирения»?

Журналистка: Варвары появляются под стенами города. Так об этом написано. В качестве залога мира варварам отдают принцессу. Ее приносят в жертву.

Мюллер: Это Ифигения, это Медея, это младшая дочь короля Лира, это Офелия, это Бухарин, которого расстреливают ради внутрипартийного мира. Этот ряд можно продолжать до бесконечности. По каждому из случаев можно написать драму. Можно бы затеять спор, идет ли речь о «мрачных временах древности» или о современности.

Журналистка: Откуда вы взяли этот сюжет?

Мюллер: Ночью, прежде чем сесть писать этот текст, я читал книги.

Журналистка: Как возникает такой текст?

Мюллер: Надо постучать по клавишам пишущей машинки.

Мюллер передал свой фрагмент о Гильгамеше, еще прежде его публикации, переводчице с французского Марите Беренс, входившей в команду Боба Уилсона. Ей предстояло выработать предложения относительно того, как можно было бы разбить текст на сцены. Марита соединяла достижения структуралистов с социологическими ухищрениями Лумана и присущим ей самой здравым рассудком (свойственным уроженкам Мекленбурга). Она предложила Уилсону пять сценических блоков: 1) Гильгамеш-колосс. Строительство башни; 2) убийство генерала Кассима; 3) веселые сцены с матушкой-гусыней. Детские песенки как утешение; 4) резня на праздник примирения. Вариации на тему вагнеровских «Сумерек богов»; 5) кухонная подготовка международной конференции, посвященной понятию ЗУБОВ ДРАКОНА [44] .

44

Здесь Марита Беренс использует утверждение Ленина, согласно которому проект социализма настолько прост, что и кухарка могла бы управлять государством. Вернее было бы сказать, пишет Марита Беренс, что кухарке пришлось взять на себя управление; все руководство хозяйством должно начинаться с кухни, если с учетом горькой предыстории ему предстоит совершить эмансипирующее воздействие. Беренс указывает при этом на категорию горечи у Мао Цзэдуна. Без ясной памяти о горечи социальные изменения невозможны.

Зубы дракона, пишет Марита Беренс в наброске к программке спектакля, это название неизвестных нам частиц, высеянных в ранней древности на территории позднейших Фив, из них, согласно преданию, возникли люди. Рассказывают также, что в этих частицах было заложено эмоциональное противоречие, а потому они всегда приносят несчастье и в то же время являются зерном прогресса. Этот диссонанс не подлежит искуплению. В то же время с утверждением Мюллера, будто в междуречье Евфрата и Тигра наблюдается скопление алогичных разрывов времени, Марита Беренс не согласна. Раны, утверждает она, логике не подвластны.

Заметку с этой фразой Марита Беренс передала Хайнеру Мюллеру. У того нет времени. Он должен прочесть доклад в комитете по культуре городского собрания Берлина, затем сразу же в клинику. Заметка Мариты Беренс тронула его. Двадцать минут он ощущает структуру (гораздо меньше образ, сцены или слова), которая могла бы быть воплощена Бобом Уилсоном на сцене и, словно экскаватор в карьере, поднять на поверхность субстанцию, утраченную за 6 тысяч лет до Рождества Христова. Чтобы увидеть ее, а не отправить на очистку.