Хроника чувств

Может, задавалась вопросом Анни Шафнер, все дело в питании? Так же как прочие привычки и ритм работы в столовой, еда почти не была делом личного выбора. Они ели к чему привыкли. Я часами жую хлебцы, говорит госпожа Пличе, и все равно не наедаюсь. Съедаю шесть крекеров, все до крошки. Она говорила это так же, как говорят: «я ушила блузку сбоку, но неудачно, получилось слишком узко, а до того она болталась; придется, видно, опять распарывать». Это было бы лучше всего, отвечала Маргарете Шике. Диету не всегда удавалось соблюдать, особенно когда ешь в компании.

Но может быть, дело вовсе не в том, что мы налегаем на копченую колбасу, а расплывшаяся фигура происходит от того, что наше тело больше не является предметом достаточно пристального внимания? На это возразила госпожа Бергер. Мощные слоновьи ноги очень кстати детям, которых не волнуют стандарты молодежной моды. За эти колонны можно держаться, прятаться за ними, а на коленях сидится прямо как в кресле. А после обеда можно прилечь, а прикорнувший рядом ребенок откинется на живот, словно это спинка, и тело не будет колыхаться, а спокойно согревать и убаюкивать, получше всяких подушки и одеяла.

Собственно говоря, если учесть, что как женщины они и так уже никому не принадлежали, их полнота (между прочим, гарантированный запас на крайний случай) была достаточно практична, и единственным недостатком было то, что тяжесть тела мешала свободе передвижения. Мы несколько тяжеловаты для нашего организма, сказала госпожа Шафнер. Скелет перегружен. Мария Пличе показала подругам страницу из иллюстрированного журнала «Бунте», с фотографиями русских женщин, купающихся в Крыму. Наша родня, сказала она. Подругам хотелось объявить себя и миллионы женщин той же конституции еще вполне годными к жизни существами. Для этого нам бы надо стать морскими животными, воскликнула госпожа Денике, молчавшая до того. Они представили себе, как они вшестером появляются из пучины у Азорских островов этакими рыбоподобными млекопитающими, вроде бегемотов или морских слонов, нарастивших жир для холодного времени года; тощие газельи тела не потянут такие души, не удержатся они и в стремительном течении. Госпоже Шике это представилось вполне реальным, но Эгону Шике, своему во многих отношениях равнодушному повелителю, она об этой фантазии никогда бы не стала рассказывать.

Передача ребенка

Она подготовила несколько записок: черты характера, гигиенические привычки, предпочтения в еде, особенности сна, средства утешения. Она переписала и то, что привезла на машине: кровать, игрушки, плюшевые зверюшки и одна фотография матери. Ребенок держал ее за руку.

В течение шести прошедших месяцев ответственность за ребенка лежала на ней. Но в этом доме, занятом переездом, передавать ребенка было некому. Сестра погибшей во время несчастного случая матери, которой следовало бы этим заняться, поручила заботу о ребенке прислуге. Однако у девушки было множество занятий, и она, похоже, думала о другом. Жена домоправителя, не имевшая к делу отношения, слушала, о чем говорила попечительница.

— Если ребенка куда-нибудь придется везти, дайте ему с собой мягкие игрушки, а то он ничего не будет есть.

— Это не пойдет, — сказала жена домоправителя.

— Через час его нужно уложить, он привык спать днем.

— Ему придется изменить привычки.

— Что ему дадут на обед?

Жена домоправителя сказала, что ребенка придется покормить в каком-нибудь кафе поблизости, потому что кухня еще не оборудована.

— Есть ли тут кто-нибудь, кто займется ребенком? — спросила попечительница.

— В данный момент никого.

— А кому отдать записки, игрушки и плюшевых зверюшек?

— Можете положить это вон на ту кучу, — ответила жена домоправителя.

Однако попечительница решила подождать, пока не сможет сообщить все, что знала о ребенке, тому, кто им будет заниматься.

— Давайте ребенка сюда. Тогда он хоть сможет присесть, — посоветовала жена домоправителя, уже готовая заняться своими делами.

Тут появилась хозяйка дома, она обняла ребенка, подхватив его вверх; потом она опустила его и поспешила к рабочим, распаковывавшим мебель.

Попечительница огляделась в кухне, нашла подходящую посудину и сварила в ней кашу, накормила ребенка, подождала, сидя рядом с ним, пока он уснет. Хозяйка прошла мимо, дала ей пятьдесят марок одной бумажкой и сказала:

— Очень мило с вашей стороны. Теперь вы можете оставить малыша. Фройляйн Эльза займется им потом.

— Какая комната отведена ребенку?

— Детская наверху справа, на четвертом этаже.

Попечительница осмотрела комнату. В ней не было подходящего для кровати угла; новая, только что купленная кровать стояла у батареи отопления, рядом с двумя окнами. Тут он не заснет, подумала попечительница, которая знала, что ребенок спал тяжело, засыпал только в прохладном помещении, а ночью реагировал на сквозняки. Кроме того, рано утром в комнате не должно было быть слишком светло, ребенок спал только в углах, ему было нужно нечто вроде пещеры. Но два окна скорее напоминали прерию. В углы по бокам от окон кровать не помещалась, в других углах уже стояли шкаф и комод. В этой комнате надо бы все переставить, чтобы подходило ребенку, сказала попечительница, да и кровать эта не годится, а та, что надо, есть внизу, она привезла на машине.

— Может быть, вы немножко преувеличиваете? — ответила хозяйка дома, когда попечительница начала высказывать свои соображения. Однако ее соображениями о детской комнате дело отнюдь не исчерпывалось, о чем она и собиралась поведать. Дом устроен на технократический манер, в нем нет места детям. Горничная и жена домоправителя заметили отрицательное отношение хозяйки к попечительнице и переняли его. Попечительница, по их мнению, была привередливой, а ребенок — избалованным.

Попечительница разозлилась. Она понимала, поскольку ее права истекали в этот день, слабость своего положения, как, впрочем, и положения ребенка, она начала искать возможность ответного удара. Она скомкала в руке свои записки. Пока что она решила ждать, не отпуская ребенка.

— Вы все еще здесь? — удивилась хозяйка, пролетая мимо.

— Да! — выкрикнула попечительница ей вослед. — И ребенок. Сидим вот и ждем.

Она не могла решиться оставить этим людям ребенка, который после ее шестимесячных трудов находился в отличном состоянии, оставить, словно это была какая-нибудь коробка, среди нагроможденной мебели, ведь она не была уверена, что они обратят внимание на надписи: «Не кантовать!», «Осторожно, стекло!».

Хозяйка дома, обычно занимавшаяся по поручению своего мужа, крупного металлопромышленника, приемом гостей, уже находила поведение этой персоны нахальным. Попечительнице, похоже, было мало пятидесяти марок и сердечной благодарности. И хозяйка еще раз остановилась перед ней, хотела еще раз подхватить ребенка на руки, прижать его к груди.

— Да оставьте ребенка в покое, так ему лучше, — сказала нахалка. — Посмотрите сначала, хочет ли он, чтобы вы его поднимали, или нагнитесь, если хотите посмотреть ему в лицо.

— Не вмешивайтесь не в свое дело.

— Что я еще хотела сказать: если вы по вечерам будете на четверть часа приходить к ребенку и читать ему что-нибудь, то со временем, когда он к вам привыкнет, можете сократить время до трех минут.

— С чего это вы решили, что я буду следовать вашим предписаниям?

— Может быть, у вас уже есть опыт?

— Нет, — была вынуждена признаться хозяйка и нетерпеливо добавила: — Фройляйн Эльза может посидеть с ним перед сном. Я скажу ей.

— Тогда мне надо рассказать все это не вам, а Эльзе. Не могли бы вы предоставить ее в мое распоряжение на час, чтобы я ей все объяснила?