Хроника гениального сыщика
Шрифт:
– Появился! – свистящим шепотом произнес Рябов.
– Вопреки законам физики?
– Как знать… Может, и благодаря оным.
Я пригляделся к лютому царю.
Ткань мантии его мускулисто топорщил бесовский хвост.
Глава 62
Вертикальный шкаф
В то памятное апрельское утро сыщик Рябов был необыкновенно задумчив, второй уж час кряду играл на раскладном саксофоне рваную синкопами композицию «Когда святые маршируют»
– Инспектор, что за дела? – пересек
– Ах, Петя, Петя… – Рябов вынул перламутровый мундштук из пазухи рта. – Я чувствую себя хищником, загнанным в угол.
– Так что вас тревожит?
– Скажите откровенно, браться ли мне за это мутное дело?
– Если б я знал, что за дело!
Рябов стремительно сложил саксофон, сунул в карман клетчатого макинтоша, тот висел на гвозде. Обстановка у нас отличалась скупостью и корабельной целесообразностью. Да и в период вынужденного простоя из-за меланхолии гениального сыщика мы слегка поиздержались. Да что греха таить?! Сели в лужу.
Рябов положил мне ладони на плечи, с ястребиной зоркостью глянул в глаза:
– Оно мне совсем не по ранжиру. Просто плевок в душу.
– Довольно интриговать меня! – мельницей взмахнул я руками.
– Вот! – Рябов протянул мне фотку.
Со снимка исподлобья глядел короткошеий субъект.
– Кто таков?
– Руководитель газпромовского ансамбля песни и пляски «Вертикаль» Аркадий Салямский.
– Он преступник? Жертва?
– Пока не знаю… Офис же ансамбля «Вертикаль» располагается на Кутузовской набережной, в Москва-Сити.
– Там, где ресторан «Пиноккио»?
– Именно!
– Суть дела?
– Из кабинета Аркадия Салямского на 44-м этаже небоскреба выкрадена авторучка из молибдена и палладия, фирмы «Красная Заря». Последний писк отечественной нанотехнологии. Ручка вечная.
– Всего-то?
Рябов заиграл желваками:
– Петя, я когда-нибудь безжалостно пристрелю вас из своего именного браунинга 45-го калибра. Ручка эта стоит, ни больше, ни меньше, а тридцать кусков евро.
– Святые угодники? Для каких же идиотов производят такие канцтовары?
– Эту ручку Аркадию лично подарил сам президент РФ. После триумфального выступления ансамбля в Спасской башне на именинах управленческой вертикали.
– Тогда все ясно…
– Ни хрена не ясно! Почему он обратился не на Петровку, 38, а ко мне, частному сыщику?
– Ваша харизма! – пальцами я нарисовал над головой нимб.
– Избавьте меня от лести. Читайте…
Рябов вынул из кармана радужный постер.
Близоруко щурюсь: «Выступление ансамбля Газпрома «Вертикаль» в ресторане «Аллигатор» на Баррикадной. Воскресенье, в 19.00».
– Уже завтра?
– Петя, милый вы мой человек, почистите и тщательно смажьте браунинг. Сердцем чую, здесь ведется двойная игра. Сначала же мы должны посетить офис.
Прибыли на станцию Международная. Едем в скоростном серебристом лифте на 44-й этаж. Ощущение будто в Чикаго. Ну, как-то не вяжется с этими небоскребами провинциальная Большая Ордынка, скромный мавзолей дедушку Ленину, пасторальное Лобное место…
Охранник в очках с чудовищными
диоптриями долго и подозрительно сличал наши паспорта с подошедшей натурой. Позвонил секретарше А. В. Салямского. Кивнул:– У него сегодня банный день. Но вас примут.
– Что значит банный день? – автоматически я проверил бегунок зиппера.
Секьюрити лишь подкрутил седой ус.
Идем по кроваво красной дорожке офисного коридора. По стенам, будто в Третьяковке, развешены картины. На них же, с завидным постоянством, лишь два сюжета. Хрупкий кораблик, скачущий по волнам бурного моря. И белая кобыла, вымахивающая из дремучего леса.
– Двойная игра! – вспомнил я вещие слова сыскаря.
За дверью нужного нам кабинета № 23 мы услышали плеск воды.
Стучим.
– Открыто… – ответствует кто-то баритональным басом.
Дергаем ручку и… обалдеваем.
В центре зала располагается большой медный таз. В нем же, совершенно нагой, находится гражданин А. В. Салямский.
Чуть в стороне подбоченился лысый грузин, точнее, не подбоченился, а держит наизготовку белоснежный махровый халат.
Аркадия Владимировича с материнской старательностью намыливают две дамы. Одна лет 50-ти, с черными крашеными волосами. Другая чуть за 30-ть, натуральная блондинка с истощенным стервозным лицом и белобрысыми усиками.
– Господа, что же здесь происходит? – не удержался я от всполошенного вскрика.
– Все нормально… – скалит зубы Салямский. – Дело в том, что я потомственный дворянин. На гербе же моей фамилии банная шайка и березовый веник. Так что я не изменяю традициям предков. Особо доверенные мне лица всегда меня купают по пятницам.
– Для этого же есть баня? Наконец, домашняя ванна? – подмигнул Рябов.
– Побойтесь бога! – вскрикнула брюнетка, старательно намыливая петушок Салямского, тот же, покорный весенним законам, мускулисто воспрял. – Это же ритуал. Своеобразная месса.
– Можно смывать, – улыбнулся Салямский.
Блондинка полила на голову шефа из голубого фаянсового кувшина.
– Уф! – засмеялся Салямский. – Хорошо…
– Товарищ Магомедов, полотенце! – строго произнесла брюнетка.
Сноровистые руки фемин до красноты растерли дебелое, с пузиком, тело.
– Теперь живенько нам приготовьте арабское кофе и коробку кубинских сигар, – распорядился Аркадий Владимирович. А ты, Заруб Махмутович, тащи холст и краски. Намечается дело.
Моя рука автоматически проверила наличие браунинга в потайной кобуре.
Салямский облизнулся:
– Все картины здесь кисти Заруба. Он с отличием закончил Строгановское училище. Кстати, его мои родственники и основали. Так вот… Заруб Махмутович у меня на должности подавальщика полотенца. А также поет небольшие партии в моем ансамбле баритональным басом.
– Почему партии небольшие? – подобрался Рябов.
– У него девичья память. Изъясняется почти исключительно кистью.
Аркадий Владимирович облачился в черный костюм, в белую накрахмаленную рубашку с красным галстуком. Мы заперлись в небольшом уютном кабинете, из окна от пола до потолка роскошный вид на Москву-реку.