Хроника гнусных времен

— Потому что не хочет Соня, — сказала Настя, враждебно глядя на Кирилла.

Его самоуверенность и легкость, с которой он говорил о ее родных, обвиняя их в очередной гадости, казались ей отвратительными. Он не смел говорить о них так, как будто они пауки в банке, готовые истребить друг друга, а он осторожно поднимает за лапку то одного, то другого и с удовольствием и знанием дела объясняет ей, почему он дергается так, а не иначе.

— Я не знаю, в какой семье ты рос, — сказала она угрожающе, — но в нашей семье не принято делать что-то против воли другого. Если Соня не захочет, чтобы мы вмешивались, мы вмешиваться не будем. Ни Сергей, и никто.

— Это очень удобно, — согласился Кирилл и залпом допил виски из нагревшегося стакана. — Человек, который звонил ей, был совершенно уверен, что так и будет. Соня решит, что ожерелье и вправду поддельное, а дальше дело техники. Не будет у нее ни денег, ни ожерелья.

— Слушай, — сказала она, вдруг сообразив, что про звонок со Светиного мобильного он ничего не выдумывает, — значит, это не ювелир звонил?!

— Потрясающая сила мысли, — пробормотал Кирилл, — просто сногсшибательная. Нет. Не ювелир.

— Тогда кто?

— Иди ты к черту, Сотникова. Не знаю кто. Кто-то из твоей драгоценной семьи, в которой ничего не делается против воли другого. И в камине тоже что-то сожгли. И страницы из книги выдрали. И фен в воду сунули. И я совершенно не понимаю, зачем. Зачем все это нужно проделывать? Ты не догадываешься?

Настя на коленях подползла к шкафу, открыла его и, рискуя вывалить на себя все содержимое, на ощупь добыла бутылку с виски.

— Может, за лимоном сходить? — сама у себя спросила она. — Нет. Не пойду. Давай напьемся, а, Кирилл?

— Давай, — согласился он с готовностью, — а по какому поводу? Из-за всеобщего человеческого свинства?

— Из-за того, что в моей семье тоже свинство, — проговорила она с отвращением и налила стакан почти до краев, — давай. Ты первый.

Когда он довел Настю до постели, было уже совсем поздно. Быстро напиться у них почему-то не получилось, и они напивались долго и старательно. Под конец бутылки Настя не то что не могла стоять на ногах, но двигалась с некоторым трудом и все больше зигзагами.

Он поставил ее у кровати и отвернулся, чтобы положить на стол ее очки, а когда повернулся, оказалось, что она уже лежит, накрывшись покрывалом, как была, в шортах и шлепанцах.

Тогда он подумал, что раздеваться и впрямь совершенно ни к чему. Спать в джинсах куда удобнее. Он так и лег в джинсах, но потом обнаружилось, что все-таки без них. Рубаха вроде была на нем, но точно определить не удалось. Он потянул покрывало и долго соображал, как именно ему накрыться, чтобы оказаться рядом с Настей, и все время оказывалось, что он накрывается как-то не так и между ними несколько слоев плотной ткани.

Тогда он решительно встал с кровати и потянул за покрывало. Настя поехала вместе с ним.

— Куда? — пробормотала она, подсовывая покрывало себе под ухо. — Я сплю. Я не хочу никуда ехать.

Кирилл перестал тянуть и некоторое время постоял в задумчивости. Замычав, Настя подтянулась повыше, и проклятое покрывало свалилось, наконец, на пол. Кирилл лег и накрыл их обоих одеялом. Сразу стало тепло, и Настя повернулась и обняла его. От ее волос пахло виски.

Почему? Она не лила себе виски на голову.

— Господи, как хочется спать, — пробормотала она, — хорошо, что мы напились, правда?

— Отлично, — согласился Кирилл. Ему было жалко, что она спит. Как будто он обнаружил, что у него украли что-то очень личное. Так оно и было. Проклятая бутылка с виски украла у него ночь.

Зря они напились.

Настя ровно и почти неслышно дышала ему в шею. Все трудные и неповоротливые мысли, которые ему не удавалось додумать до конца, под действием виски стали легкими и скользкими, как маленькие речные змейки. Нет, как летние тени над теплой водой. Лежать рядом с Настей было приятно.

Они молодцы, что напились.

Какой-то дурак вдруг стал дрелью сверлить голубое небо у них над головой. Дрель визжала и вибрировала.

Посверлит-посверлит и перестанет. А потом опять Кирилл открыл глаза и уставился в цветастый полог.

Дрель опять заработала, и он сильно вздрогнул.

В нагрудном кармане рубахи, которую он так и не снял, звонил мобильный телефон. Звонил и заходился припадочной дрожью. В инструкции это называлось «режим вибрации».

Кирилл схватился за карман и, путаясь непослушными пальцами, с трудом вытащил трубку.

— Выключи будильник, — пробормотала Настя, — надоел.

— Алло, — сказал Кирилл, — алло!

— Кира, добрый вечер, — заговорили в трубке бодро, — это мама.

— Мама? — переспросил Кирилл, наскоро приспосабливая губы к произнесению звуков.

— Мама. Где ты находишься?

— Я нахожусь в кровати, — сказал Кирилл, отчаянно пытаясь сообразить, что происходит, — я в ней сплю.

— Спишь?! — изумились в трубке, как будто он сказал, что пляшет голым на крыше небоскреба на Пятой авеню. — Как спишь?!

— Мама, что случилось? — Сквозь легкие и скользкие алкогольные тени в голове вдруг пробилось сознание, что ему звонит его мать, а время два часа ночи. — Мама!

— Мама пришла? — сонно спросила рядом Настя и натянула на голову одеяло.

— Кира, как ты можешь спать?! — воскликнула мать, и Кирилл понял, что опять ничего не понял.

Алкогольные тени стали пугающе быстро таять. Под ними оказались зазубренные горные пики, на которые он стремительно падал.

— Мама, что происходит? Что случилось?

— Ты что, не знал, что Зинаида должна сегодня родить?!

Какая Зинаида? Кого родить?

Со всего размаху он врезался черепом в горные пики, по всей голове разлетелись каменные осколки, но он стал соображать.

Зинаидой звали одну из сестер. Он понятия не имел, когда она должна родить.

— Мама, у вас проблемы? Почему ты звонишь ночью?

— Зинуша родила мальчика, — сообщила мать гордо, — у нас родился первый внук. Мы ждали, что ты приедешь.

— Куда приеду? — Он сел в постели, придерживая голову рукой, чтобы не отвалилась. Камни громыхали и перекатывались внутри. — Зачем приеду?