Хроника гнусных времен
Шрифт:
— Нет, — буркнула Настя, — не забыла.
— Молодец. А про то, что меня по голове стукнули, никому не говорила?
— Не говорила. Я же не совсем ненормальная.
Он поцеловал ее долгим поцелуем, который моментально напомнил им обоим, что ночь они провели совершенно бездарно, а до следующей далеко, и он ушел.
Настя накрыла варенье чистой салфеткой, чтобы не забрались мухи, и улыбнулась человеку, попавшемуся ей на пороге кухни.
Человек проводил ее глазами.
Удалось услышать только часть разговора, и эта часть показалась ему тревожной.
Почему они говорили о старухиных
Ее нужно опередить. Сегодня же.
Если все выяснится, от нее можно будет избавиться быстро и легко.
Как только ее кавалер куда-нибудь исчезнет, она поедет в город и больше не вернется.
И никто — никто! — не сможет тогда помешать.
— Вам что-то нужно? — сухо спросила Нина Павловна из кустов. — Вся смородина мокрая. Кому нужна такая прорва смородины? Когда была Зося Вацлавна, она ее сушила и отправляла каким-то родственникам. А мы что станем с ней делать?
— А куда делась Зося Вацлавна? — спросил Кирилл. Крупные черные грозди, больше похожие на виноград, чем на смородину, были влажными и теплыми. Кирилл сорвал веточку и объел с нее ягоды.
У его бабушки смородина была мелкой и твердой, как сухой горох. У братьев и сестер не хватало терпения дожидаться, когда она созреет, и они, как козы, обгладывали бедные ветки, пока они были еще зелеными, а потом мучились животами.
Зато они были детьми, свободными от мещанских ценностей.
Интересно, сестра Зинаида своего ребенка тоже станет держать голого на коричневой клеенке и обливать холодной водой «для закаливания» или ей хватит ума купить ему фланелевый комбинезон, уютного зайца и памперсы?
— Зося Вацлавна? — переспросила Нина Павловна с удивлением. — Мама с ней рассталась. А почему она вас интересует?
— Просто так, — сказал Кирилл. Он набрал полную горсть смородины и высыпал ее в круглую корзину, стоявшую тут же. И стал набирать следующую.
Нина Павловна внимательно смотрела на него.
— Ваш сын стал учить арабский язык, потому что так хотела бабушка?
— Она давала ему какие-то книжки, когда он был еще маленький. Красивые книжки с картинками. Они ему нравились, и он, когда вырос, стал учить язык.
— Она хотела, чтобы он учил именно арабский язык?
— Да ничего она не хотела! Просто ей нравились красивые, необыкновенные профессии. У вас много знакомых, которые говорят по-арабски?
— Нет.
— Ну вот. Ей казалось, что это очень шикарно — говорить по-арабски. И она Сережку приохотила.
— А как вообще эти книги попали в ваш дом? Сергей сказал, что они принадлежали Якову и он боялся, что они пропадут.
— Наверное, так оно и было.
— А почему он не оставил их собственной семье? У него же была семья? Я даже фотографии видел, Настя мне показывала.
— Не знаю, — сказала Нина Павловна задумчиво, — у него была совсем другая семья. Не такая, как у мамы с папой. У мамы все родственники военные врачи, профессора, в Германии учились, дети на трех языках говорили. А Яков свою жену привез из командировки, то ли из
Мордовии, то ли из Вятки. Очень простая женщина. Я даже не знаю, добрая она была или нет. Обыкновенная женщина.— А почему он на ней женился, раз уж она была такая обыкновенная и простая?
— Откуда же я знаю? — как будто даже обиделась Нина Павловна. — Я тогда еще не родилась. А мама об этом никогда не рассказывала. Она к жене Якова относилась покровительственно и немного свысока. Помогала ей, когда папу и Якова арестовали.
— Нина Павловна, а на что вы жили, когда арестовали отца? И потом, когда он умер?
Нина Павловна вылезла из смородины и вытерла черные руки о шорты.
— Почему я должна отвечать на все эти вопросы? — сама у себя спросила она, но все же ответила:
— После папы что-то оставалось. По крайней мере, так говорила мама. Его арестовали, был обыск, и здесь, и в городе, но ничего не нашли, и имущество не конфисковали. Когда я была маленькая, мне нравилось думать, что мама нашла клад.
— Что?! — переспросил Кирилл.
Ему моментально представилась его ночная одиссея, шорохи в темном саду, быстрый огонь и удар по голове.
Клад?! Какой еще клад?!
— Мы с Димкой думали, что мама нашла клад. Я очень смутно помню, но была какая-то семейная легенда про клад. Вроде бы папа и Яков закопали его в саду.
Это было сродни удару по голове. По крайней мере ощущения были сходными.
Вот вам и Роберт Льюис Стивенсон.
— Мы даже одно время играли в кладоискателей. Как у Марка Твена. Мы с Димкой были Том и Гек, а Галя, дочка Якова, индеец Джо. Мы добывали сундучок и отбивались от индейца Джо. Мама нас увидела и страшно рассердилась. Сказала, чтобы мы не смели играть в дурацкие игры. Сказала, что не желает слушать про клад и чтобы она больше ничего подобного не видела. И мы больше не играли.
— А… что за легенда?
— Господи, какая-то чушь о том, что во время войны в каком-то замке в Восточной Пруссии папины саперы во главе с Яковом нашли то ли мешок с золотом, то ли сундук с жемчугом, то ли кучу драгоценностей. Яков принес все это папе, и клад тайно вывезли в Ленинград. Это даже не легенда, а история, приключившаяся во время войны. Ерунда.
— Почему вы думаете, что это ерунда?
Сигарет у Кирилла не было, но он все-таки похлопал себя по карманам, проверяя. От его хлопанья сигареты в карманах не появились, а без сигареты он не мог думать.
— Курить вредно, — язвительно сказала наблюдательная Нина Павловна.
— Я знаю. Почему вы думаете, что это ерунда?
— Послушайте, Кирилл. Вы хорошо представляете себе то время? Я, например, плохо представляю. Но даже я понимаю, что вывезти что-то из Германии было очень трудно, если не невозможно. Кроме того, отец был честнейший человек. Он никогда и ничего не сделал бы такого, что…
— …что противоречило бы интересам государства и его большевистской совести, — закончил Кирилл. — Из Германии вывозили все, Нина Павловна. Я про это даже фильм смотрел. Ничего такого невозможного в этом не было. Относительно честности тоже большой вопрос. Ваш отец мог быть каким угодно коммунистом, но вполне возможно, что он был при этом обычным человеком, и ему нравились золотые монетки или жемчуг или что там еще.