Хроника кровавого века – 4. Времена смутные

Ян Сыровой был поручиком императорской армии Австро-Венгрии. Впервые дни мировой войны, был ранен в голову, лишился глаза. После того как его комиссовали из армии Австро-Венгрии, он каким-то образом добрался до Варшавы, и вступил в русскую армию. Как раз в это время русское командование формировало чешскую дружину. Получив чин поручика, Сыровой стал командиром второго батальона 1-го стрелкового полка Чешской бригады. Когда формировался Чехословацкий корпус, поручик Сыровой сразу прыгнул в чин генерал-майора, став командиром корпуса.

Восьмого марта Томас Ламонт и капитан Гине выехали в Москву, а на следующий день с Николаевского вокзала в Петрограде отошёл железнодорожный состав под охраной латышских стрелков. На нём в Москву ехали члены Советского правительства. На железнодорожной станции «Цветочная», которая находилась на самой окраине Петрограда, состав остановился, к нему подъехал автомобиль. Из него вышел Владимир Ленин, работающий до последнего момента в Смольном. Он сел в поезд, и железнодорожный состав отправился в Москву.

Глава 3

Первого апреля 1918 года в Москве весь день шёл дождь. С улиц смыло остатки снега, и распухла Москва-река. Между Крымским и Большим Каменным мостами река делилась на два рукава. Одно русло перегорожено плотиной, а другое, протекавшее возле Кремля, всегда мелководно. Но в половодье грязные воды выходили из берегов, подтапливая местность возле Болотного рынка. 28 Недели через две, весеннее солнце высушит затопленные места, и москвичи забудут про все передряги до следующего половодья.

28

После большого наводнения 1926 года, СНК принял решение прочистить и углубить русло Москвы-реки. Построили очистные сооружения на шпульно-катушечной фабрике имени Дзержинского в Дорогомилово. Именно эта фабрика своими красителями загрязняла русло Москвы-реки. Вода стала чище. В 1932 году берега Москвы-реки закатали в бетон, и она приобрела привычный для нас вид.

Первые революционные месяцы отрицательно сказались на Москве. Дворники перестали убирать улицы. Автомобилей в городе было мало, пассажиров и грузы возили на лошадях, а они безбожно гадили мостовые, но убирать проезжую часть было некому. Тротуары немногим лучше: всюду валяются сорванные с театральных тумб афиши и старые газеты. Во дворах огромные кучи мусора. Руки у новой власти до коммунального хозяйства не доходили, зато принялись бороться с наследием старого режима: сносили памятники царским особам, а на их место ставили бюсты Энгельса и Маркса. На Пречистенке досками закрыли памятник Александру III, поговаривали: скоро его снесут.

Около Кутафьей башни 29 сколотили будку из фанеры, и выкрасили её в серый цвет – это бюро пропусков в Кремль. Двенадцатого марта в Москву из Петрограда перебралось Советское правительство, оно обосновалось в Кремле. Тамже жили семьи членов правительства. Охраняла Кремль рота латышских стрелков. До переезда СНК в Москву, проход в Кремль был свободный. Теперь все ворота закрыли, а для надёжности, завалили брёвнами. Проход на территорию Кремля только через Троицкие ворота, и строго по пропускам.

29

Кутафья башня – одна из башен Московского Кремля.

Томас Ламонт в последний раз в Москве был летом 1917 года, изменения, произошедшие в городе, поразили его.

«В отличие от Петрограда, революция Москву не пощадила», – думал банкир, разглядывая оспины от пуль и осколков на стене доходного дома князя Гагарина возле Кузнецкого моста.

Ламонт остановился в гостинице «Националь». Ему удалось вселиться туда за день до того, как все номера гостиницы заняли сотрудники СНК, приехавшие из Петрограда. Банкир специально вышел пораньше, чтобы побродить по московским улицам. Ему нужно было в Денежный переулок, там, в особняке Боля-Гутхойля 30 располагалась французская военная миссия. Его ждали французский военный атташе Жан Лавернь, капитан Гине и посол Великобритании Брюс Локкарт.

30

Современный адрес: Москва, Денежный переулок дом 13. В настоящее время особняк принадлежит МИД РФ.

***

Они поговорили около часа, потом Гине сообщил:

– Я сегодня должен уехать в Пензу, там находится штаб Чехословацкого корпуса, – французский капитан потёр висок. – Мы находимся в стране, где ситуация меняется слишком быстро.

– Ситуация в России меняется стремительно, но планы у нас, остаются неизменными, – усмехнулся банкир.

Жан Лавернь сидящий напротив него, вдруг вскочил и метнулся к окну.

– Что вы такой взвинченный?! – вскинул брови Ламонт.

– Не могу привыкнуть к виду врага, находящегося так близко, – атташе указал рукой на окно.

На тротуаре стояли трое немецких солдат и разглядывали окна особняка французской военной миссии.

– Немецкая военная миссия расположилась неподалёку от нас, в особняке Берга, 31 – Жан Лавернь задёрнул шторы.

– Я, пожалуй, пойду, – встал британский посол. Локкарт посмотрел на французского атташе: – Генерал Лавернь, вы разрешите воспользоваться вашим автомобилем? Мне предстоит важная встреча, а ЧК установило за мной слежку.

– Хорошо месьё посол, – кивнул Лавернь.

31

Современный адрес: Москва, Денежный переулок дом 7. Сейчас там находится посольство Италии.

Брюс Локкарт, до того как его назначили послом, пять лет прослужил вице-консулом Великобритании в Москве. Город он знал отлично, и попросил водителя французской военной миссии заехать во двор здания служащих Московского Госбанка на Никитском бульваре. Здесь целый ряд проходных дворов, легко уйти от слежки.

Локкарту нужно было на Поварскую улицу. Там бывший особняк купца Цетлина заняли анархисты. У входа в особняк баррикада из мешков с песком, и пулемёт «максим». Сновали туда-сюда матросы, солдаты, много молодёжи в студенческих тужурках и гимназических шинелях, все пьяные. Пулемёт на баррикаде заботливо протирал тряпкой паренёк лет семнадцати в фуражке железнодорожного служащего. Рядом курил высокий, длинноволосый шатен в кожаной куртке.

– Товарищ Бирзе, мне к Артемию Павловичу, – окликнул его Локкарт, на ломанном русском языке

– Благополучно добрались? – выкинул окурок Бирзе. Он улыбнулся и указал на матросов стоящих в стороне: – Улицы революционной Москвы неспокойны, а у вас слишком презентабельный вид. Так и тянет отобрать пальто и кошелёк.

Сын латыша-хуторянина Ян Бирзе ещё до войны, в Риге вступил в кружок анархистов-коммунистов. Они собирали бомбу, чтобы подорвать рижского полицмейстера. До смертоубийства начальника рижской полиции дело не дошло, их арестовали раньше. Бирзе получил шесть лет ссылки и отправился в Енисейскую губернию. Февральская революция дала ему свободу, и он приехал в Москву. Полуголодная революционная жизнь быстро наскучила ему. Ян подумывал о том, чтобы вернуться к отцу на хутор. Но судьба свела его с вице-консулом Великобритании Брюсом Локкартом, который вербовал себе агентуру среди анархистов.

– Арсений Павлович ждёт вас, – Бирзе кивнул на особняк.

Некогда богатый купеческий особняк, анархисты превратили в грязную ночлежку: на полу осколки от битых бутылок, засохшая рвота, попахивало мочой. Лепнина иссечена пулями.

В зале сидела развесёлая компания: молодёжь в гимнастёрках гимназистов, несколько человек в офицерских кителях без погон. У некоторых физиономии закоренелых уголовников. Стол, за которым некогда обедало семейство почтенного купца, завален бутылками, а возле дивана лежала молодая женщина с простреленной головой.