Хроника лишних веков (рукопись)

Я стоял на льду, съехав перед тем на нестерпимо горевших теперь лопатках с очень крутого, ледяного же склона… Лес под сдвинутым в сторону куполом ночи обрывался наверху, и отблески варварского костра мерцали как бы в застекленном мраке.

— Свободный! — услышал я позади себя и над собой гулкий глас. И повернулся.

Передо мной в пяти шагах стоял великан, облаченный в глухую черную броню, словно залитый ею, броней, с темени до ступней. Мои глаза приходились на уровень серебристой пряжки его символического пояса.

…И все же это был не бог Один. Я рассмотрел его всего, кроме лица. Лоб, глаза и частью щеки были скрыты черным матовым шлемом — но без глазных прорезей! Статичный поворот головы — от меня чуть в сторону и вверх — казалось, выдавал человека слепого!

А руки-то! До чего были страшны кисти рук — черные, трехпалые клешни-щипцы с яйцевидными наростами на суставах фаланг. Черная с металлическим отблеском броня — я был уверен, что это панцирь — напоминала по фасону френч без пуговиц и лацканов, со стойкой воротника под самый кадык. Под левой ключицей платиново блестела «нашивка» — кольцо с пальмовой ветвью внутри. Штаны великана напоминали мягкую броню, на ногах были низкие массивные сапоги.

Мир великана ослепительным светом и нестерпимым холодом напоминал Манчжурию.

И я вновь услышал голос, хотя великан не открывал рта.

— Сигурд-Омега, воин Белого Круга, преклоняется перед Свободным. Сигурд-Омега призван служить миссии Свободного. Нужно спешить.

Я невольно сделал поклон и заметил, как трясутся мои голые синие коленки.

— Нужно спешить, — как я догадался мысленно, телепатически повторил великан.

В его трехпалой руке появился прозрачный цилиндрик. Он навел его на меня. Из цилиндрика вырвалась струйка дыма. Я ощутил порыв жаркого воздуха — дым обволок меня и превратился в бесцветное одеяние-кокон. С рукавами-штанинами! Теплое, как бобровая шуба и легкое, как купальник. На ногах штанины стянулись внизу и обхватили ступни…

«Наверно, я все-таки умер в Манчжурии…» — грешным делом мелькнула мысль.

Сигурд-Омега указал страшной клешней куда-то в сторону и в даль. Там, на льду, лежала огромная замерзшая капля.

Но не успел я моргнуть, как мы оказались внутри нее — этой капли — и взмыли в небеса.

Подо мной, в двух верстах, никак не меньше, раскинулась ровная ледяная пустыня… Я стоял на совершенно прозрачной мембране, чувствуя сильное головокружение.

Посреди пустыни, на просторе полярных льдов, вздымался сказочный город, хрустально сверкавший на солнце башнями и сферами титанических объемов, — и часть города была как бы срезана по неестественной границе дня и ночи, рассекавший мир арктического света извилистым потоком. Вплотную к арктическим протокам и небоскрёбам, местами как бы растворяя их формы и объемы, стояли леса, окутанные ночной тьмой. Граница ночи поднималась незримой мембраной-занавесью до самого свода небес… Плоть сумрака за ней казалась бархатом театрального занавеса без складок, а на небесах, в пронзительно-синем сиянии дня темнела огромная, растянувшаяся за горизонт ночная клякса-полынья, усеянная звездами.

И я увидел внизу, на самой границе застывшего ночного потока, искорку того самого, «нашего», гуннского костра.

— Рим Четвертый, — раздался надо мной глас атланта. — Был самым большим и красивым городом на Харите. Осталось меньше трети. И пуст, покинут. Только Свободный способен пройти через границу, сохранив свое бытие… Потеря — лишь одежда. Мы, рожденные в Сфере, при столкновении с границей, исчезаем. Без возврата в Исток. Да, безвозвратно…

Ворох, лавина новых загадок!

Мы теперь летели в небесах, стремительно удаляясь от гибнущего города атлантов, рожденных в некой для меня немыслимой и не вообразимой Сфере, удаляясь и от маленького гуннского огонька, последнего маяка, что еще намекал на мои координаты в чужой Вселенной.

«Гунны взошли на небеса… в сферы богов».

Появилась тень догадки.

— Они взошли, — подтвердил атлант, услышав мою невысказанную мысль-догадку. — То, что видишь ты, Свободный, происходит теперь на всех завоеванных планетах высшего, Белого Круга. Они сжигают наш континуум, наше пространство и наше время. «Пёс Гарм сорвется с цепи», — вот слова Предания. Они сбылись.

«Почему же оттуда, из гуннской ночи, я не видел полярного дня этой планеты, а отсюда земную древнюю ночь вижу? Она как будто за стеклом», — думал-спрашивал я.

Но атлант по имени Сигурд-Омега не отвечал.

Я думал, и жгучие мысли отгоняли страх высоты. Либо здесь совсем далекое прошлое, какая-нибудь эпоха Атлантиды теософов и оккультистов, либо совсем далекое будущее… Но вероятнее всего, это некий призрак простанства-времени, раз наше натуральное время, эта кислота темных варварских веков, так легко сжигает все титанические усилия, все завоеванные пространства атлантов.

Сигурд-Омега не откликался на мои размышления. Возможно, радиоволны моего мозга проходили вовне некую божественную цензуру. «Еще один признак Свободного», — предположил я.

Итак, в реальном, пятом веке м о е й эры мне можно было идти, плыть и скакать на все четыре стороны, не замечая ни ледяных просторов, ни улиц далеких и чужих миров. В глубинах космических сфер и сил началось непостижимое и ужасное явление: время из года нашествия на Европу гуннов стало изливаться магмой в некую иную эру, в иной эон и распространяться там смертельным потоками инородного пространства. Гунны, сами того не подозревая, сделались плотью и кровью этого извержения времени. Один всадник на лохматом, низкорослом жеребчике мог, не ощутив и не заметив вокруг ничего нового, необыкновенного, проторить сквозь иную, высочайшую цивилизацию страшную просеку…

«Вот таким образом, — сделал я вывод, — поток гуннов разливался сразу в двух временах, губительный для обоих».

Кто-то совершил это неслыханное колдовство. Нет такого героя, нет такого мага в древних мифах… И выходило, что я и был послан найти его. Какая простая загадка! Какая простая задача!

— Да! — эхом донеслось до меня. — В этом твоя миссия, Свободный. Потребовалась энергия семи Сверхновых звезд, чтобы открыть для тебя поток времени. Откровение Последнего Дня гласит: Свободный найдет и встретит Мага на путях низших уровней Войны. В Зеленом Круге, на Планете Истока. Я избран твоим проводником, Свободный. Таков выбор Одина.

Все сходилось. Один, война, страшный пес, рвущийся в Валхаллу.

Я невольно любовался ледяными радугами чужой страны, а из-за горизонта, навстречу нам, поднимался циклопический кристалл — великая хрустальная пирамида, увенчанная фиолетовым сапфиром триллионов карат. Египетский Хеопс казался в сравнении с этой пирамидой детской настольной безделушкой.

Я не успел спросить даже мысленно, как Сигурд-Омега ответил:

— Вход в Исток.

Наша «капля» стремительно неслась прямо на «сапфир». Фиолетовая глубина раскрывалась перед нами.

— Закрой глаза, Свободный, — услышал я глас, словно доносившийся из глубин моего собственного мозга. — Так легче перенести вход.

Я повиновался. Был резкий порыв холодного ветра в лицо. Заложило уши.

ЧУЖИЕ БЕРЕГА

Планета Истока

Четыре тонких стеариновых колонны поддерживали легкий свод «Беседки ветров».

Новый величественный пейзаж открывался с пологой и чистой горы, на вершине которой мы очутились под этим легким сводом.