Хроника лишних веков

Я никудышный наездник, Чагин щадил меня, мы двигались тихим ходом, и Чагин слушал мои рассказы про Полинезию, они грели нас обоих.

– Да. Помню, мечтал в детстве... Полинезия, Антиподы, - вздохнул он, промолчав больше часа.
– Теперь все наоборот. Вовсе иные грезы: опушки... беседка с обольстительной барышней над речкой, крапива за конюшней... вишни... эх, вишни-то! Господи, помилуй... Это все кончено отныне и присно и во веки веков. Вот как вышло, господин туземный фельдшер.

Кончено! России не увидеть больше!

Конь подо мной споткнулся...

– К матушке на могилу не попадешь. Вот наказание Божие!

– снова вздохнул полковник и выдохнул, окутавшись облаком.
– Вы-то что замолчали разом?

– Да вы уже все сказали, Аристарх Иванович, - с трудом выдавил я.
– Наказание Божие и есть.

– Да уж... Тоже, однако, толковое оправдание.
– Полковник взглянул сквозь ели на ясное небо.
– Впрочем, тоска и ностальгия - это все земное... Там не будет... Николай Аристархович, - он вдруг снова повеселел, - берите меня с собой в Полинезию братом милосердия.
– И он напугал коней залпом смеха.
– Сгожусь выдирать зубы вашим каннибалам!

Положение дел было таковым, что я принял его просьбу всерьез:

– Сожалею, полковник. Я теперь - в Рим.

– В Рим?!
– Полковник весь повернулся в седле, посмотрел на меня загадочно.
– У вас это что, мечта такая?

– У меня там теперь батюшка с матушкой, - осторожно признался я.
– Чудом успели...

– Видать, и впрямь все дороги теперь ведут в Рим... Ай, счастливый вы человек!
– сказал полковник и отвел взгляд.
– Понятно, почему вы живы. Молитвами матушки...

– Однако мой брат был расстрелян как заложник.
– Мне самому показалось, будто этим я хочу успокоить полковника.

Чагин помолчал и спустя минуту произнес негромко:

– Что ж... Вашему брату-мученику теперь куда лучше, чем всем нам. Уверяю вас.

Наш путь длился до полудня, свод небес весь сиял. В полдень на лицо Чагина легла тень.

Я нарочно поотстал немного и с тревогой глядел ему в спину. Он держался в седле очень прямо, но это была какая-то обреченная прямота осанки. Решившись развеять его сумрачные мысли, я снова завел патефон про своих папуасов, полковник кивал и улыбался благодарности ради.

– Впрочем, это верно, - внезапно сказал он и неясно посмотрел на меня.
– Не пора ли нам устроить маленький привал, согреть холодеющие члены?

– Мы намеревались успеть засветло...
– неуверенно напомнил я.

– Разумеется. Должны успеть, - уверенно сказал Чагин.
– Эта местность мне уже знакома.

Он осмотрелся и строго приказал:

– Привал. То бишь англицкий ланч.

Спустя четверть часа разгорелся костерок, мы немного оттаяли и зашмыгали носами. Полковник достал из-за пазухи фляжечку в кожухе, отвинтил крышечку, и подал мне флажку с приказом:

– Ровно один глоток, остальное на худой час.

Из флажечки великолепно ударило в нос, а горло сладостно обожгло прекрасным ромом. Я размазал костяшкой пальца слезы и почувствовал прилив скудного счастья.

Пока я глотал это последнее счастье, на снегу появилось несколько галет, припасенных Чагиным. Полковник заметил, что я посмотрел на них, как на чудо.

– Пир в Валхалле...
– усмехнулся он... и заметив, что я опять хлопаю глазами, рассказал про свое сокровенное: - Когда я в отрочестве читал про древнюю Валхаллу, мне почему-то представлялось, что погибшие воины пируют с богами вот так, как мы теперь с вами... Посреди чистых снегов. Костры, вертела - и снега, снега кругом. И небо... вот такое же ясное. Не знаю почему... Наверно, потому что я в детстве зиму любил больше, чем лето... Что там дальше было, помните?

– Где?
– Ром счастливо лишил меня всякого понимания.

– В Валхалле, - кивнул полковник.
– Потом демоны вырвались из-под земли прямо на небеса... Страшные чудовища... Драконы и псы.

– Фенрир и подземный волк Гарм, - вспомнил я.

– Я помню, - кивнул полковник так, будто помнил эту великую битву.- Кто дал им силу?

Помнится, я только хмыкнул беззаботно:

– Язычество. Там зло, как и добро, в одну силу.

– Вы не поняли меня, - сказал Чагин и повел плечами, будто начал подмерзать.
– Кто их выпустил?.. Карл Маркс?

Мозги мои размякли и шевелились кашей в остывающей кастрюле.

– Не-ет...
– снова повел плечами Чагин.
– Мы сами... Вот отсюда.

И он, неторопливо подняв руку, постучал пальцем по виску, а потом посмотрел мне прямо в глаза и сказал очень ясно:

– Можете, не отвечать. Валхалле пришел конец. Гибель богов. Мир сгорел, снега вокруг испарились...

Только сейчас Чагин сделал очень бережный глоток, выдохнул белое облако, закрыл глаза и пошевелил губами. Потом он старательно завинтил крышечку и вновь протянул фляжку мне:

– Запомните, Николай Аристархович. Держаться теперь следует точно на запад. Если Щуплов не перепутал, верст через десять вы пересечете большак, а это прямая дорога на Дунфанхун. Полагаю, там нет никаких красных... Впрочем, гарантий теперь нет никаких, кроме вашей невероятной удачи.

С каждым его словом душа во мне все больше съеживалась и холодела.

– И вашей невероятной меткости, - добавил я, словно пытаясь его убедить, что то и другое существуют только вместе.
– Аристарх Иванович, вы будто провожаете меня с порога...

– Вот именно, - к моему вящему ужасу, поддержал Чагин мою боязливую шутку и ткнул пальцем в бок фляжечки, успевшей потеряться вместе с моей протянутой к нему рукой.
– Спиритус должен теперь храниться, так сказать, в лазарете.

Мне стало страшно, полковник же преспокойно уселся, как в кресло, в наметенный под елью сугроб, вытянул раненую ногу в сторону. Потом он вынул оба имевшихся у него револьвера, один аккуратно положил на развилку низкой ветки, а из барабана другого сосредоточенно вынул патроны, оставив заложенным один.

Наблюдая за его работой, я все еще заставлял себя верить в его мрачное чувство юмора.

– Полковник...
– начал я и ощутил тошноту.

– Господин фельдшер, - приветливо перебил меня Чагин.
– Мы с вашим отцом - тезки, да и я вам могут в отцы сгодиться.

– Но позвольте, Аристарх Иванович, - борясь с дурнотой, вымолвил я.
– Здесь вы и вправду мне за отца родного... И наконец, всего же десять верст. Если вы полагаете, что из-за вашей ноги вы меня каким-то образом...

– Не дурите, - отмахнулся Чагин.
– Вы же догадливы... Да, я остаюсь в России.