Хроника Монтекассини. В 4 книгах

128. Прошло уже двенадцать дней со времени ухода Гвибальда⁸¹⁸, когда братья, собравшись все вместе и призвав милость Святого Духа, избрали Райнальда⁸¹⁹, монаха нашей обители, достойнейшего характером, поступью и нравами мужа и знаменитого учёностью в светских и духовных делах⁸²⁰. Итак, ведя своё происхождение из благороднейшего рода графов Марсики, а именно из провинции Валерии, он был пожертвован блаженному Бенедикту в третье пятилетие своего возраста при аббате Одеризии II и более всех сверстников своего времени блистал таким пониманием нравов, порядочностью и твёрдостью, что ему по праву можно приписать слова Господа: «Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя моё»⁸²¹. Ибо против него сговорились народы и царства и поднялся на него, так сказать, круг земной, но он, облачившись в шлем спасения и в броню веры⁸²² и защищённый покровительством отца Бенедикта, ни во что ни ставил козни противников и соперников. В это же время, когда король Рожер отвоевал города и замки до самых границ Монтекассинской обители и удержал подданных под своей надёжнейшей и прочнейшей властью, наш аббат категорически не согласился с теми условиями, которые предложил Рожер, и тот начал угрожать, что разрушит все принадлежавшие ему города, замки и монастыри и, отправив послов, велел передать это аббату, братьям и всему народу. Однако, как обычно бывает в таких случаях, низменная чернь сперва свирепствовала, а затем свирепость превратилась в страх, и они вместе со всей родней, с жёнами и детьми бежали в Монтекассинский монастырь. Малое время спустя названный король примирился с монтекассинцами и разрешил всем, которые бежали из страха перед ним, вернуться по домам со всеми своими.

129. Далее, в эти дни в Монтекассинской обители жил один брат по имени Альберт, родом пелигн, возрастом старец; он вёл настолько благочестивую жизнь, что часто бывал причиной удивления и угрызений совести для остальных братьев. Когда он, изнурённый старостью, лежал в больнице и его ухо уловило шум желавших унести своё добро людей, он спросил у некоторых из стоявших вокруг, по какому поводу поднялся столь беспорядочный людской шум. И один из них сказал ему: «Разве может быть тебе неизвестно, что это за шум и по какой он причине, раз это прекрасно известно всем живущим в этих землях?». Когда он ответил, что ничего об этом не знает, тот сказал ему: «Король Рожер недавно пригрозил нам, что разорит Монтекассинский монастырь и всю прилегающую землю. Но, укрощённый милосердием всемогущего Бога, он примирился с нами; поэтому и поднялся тот шум, который ты слышишь, ибо всё, что из страха перед ним было с плачем свезено людьми в Монтекассинский монастырь, теперь с радостью вывозят». Услышав это, вышеназванный брат застонал и, издав из глубины души долгий вздох, начал со слезами петь такой псалом: «Суди меня, Боже, и вступись в тяжбу мою с народом недобрым»⁸²³. А когда он начал петь тот стих, где говорится: «Пошли свет твой»⁸²⁴, то внезапно - удивительно и сказать!

– на него снизошло такое прозрение, что он, который уже некоторое время был лишён зрения, обрёл способность видеть и не был лишён более этого чудесного дара - зрения. Он тут же заметил, что ворота той церкви, где он находился, открылись и к нему вошли два почтенных ликом и наружностью мужа. Когда он увидел их, окружённых божественным сиянием, то испугался и сидел, не смея более поднять на них глаз. Тогда те, подойдя ближе, сказали: «Давай, вставай, брат Альберт, и сообщи аббату и братьям, чтобы они постарались совершить покаяние за совершённые грехи; чтобы они, разувшись и пропев антифон блаженной Марии, вышли и совершили литании перед святейшим телом блаженного отца Бенедикта, и Бог, видя слёзы и раскаяние, возможно, забудет о ваших грехах и отвратит от этих мест такие великие несчастья». Тогда брат спросил, кто они и как их зовут. На это один из них ответил: «Я - Мавр, ученик святейшего отца Бенедикта. А это - Плацид, тоже ученик названного отца». И добавил: «То, что ты сейчас видел и слышал, ты должен сообщить тем, кому тебе приказали, и берегись не сделать этого по нерадению. Если же ты этого не сделаешь, то будешь проклят и понесёшь кару за нерадение. Знай также, что ты потому был лишён зрения по справедливому приговору Божьему, что когда тебе в зале капитула соизволило открыться по причине совершённого покаяния божественное величие, ты утаил в глубинах твоего сердца и никому не открыл то, что видел». Ибо в то время как этот брат всё ещё находился под строгостью монастырских установлений в клуатре вместе с прочими братьями и на виду у Господа предавался бдениям, постам, молитвам и умерщвлению плоти, он однажды ночью, войдя в зал капитула, впал в экстаз и увидел, что Господь вместе с матерью сидят на судейских креслах, установленных в апсиде этого зала, как то до сих пор можно видеть на картине. И тем свободнее он стал стремиться к божественному, чем дальше отдалялся от человеческих дел. Итак, когда он стоял, поражённый этим видением, то внезапно увидел, как посреди зала вошёл святейший отец Бенедикт, имея справа от себя Мавра, а слева - Плацида, и громким голосом обратился к величию Всемогущего с такими вопросами: «О царь царей, творец, искупитель смертных, без воли которого никоим образом не может держаться человеческая слабость, выслушай слова моего вопроса и призри мой монастырь, который я принял благодаря твоему дару для постройки и вечного управления. Ибо ты, Господь, который разумеешь помышления издали и те слова, которых ещё нет, ты уже знаешь совершенно⁸²⁵, показал, что это место, где всё ещё покоится моя смертная плоть, будет разрушено, и сказал, что имущество, которое я собрал для братьев, будет по тайному приговору предано язычникам и варварам; но ты обещал, что спустя малое время всё будет восстановлено в ещё лучшем виде; что и случилось, как известно ныне. Ибо действительно против этого места поднялись злейшие и ненавистные Богу люди, пытаясь разрушить названное место. Правители этого места также отнюдь не добрые пастыри, но, следуя повадкам хищного волка, они, как тираны, рвут вверенных им овец острыми зубами, имущества и средства, собранные для службы тебе и в твою честь, обращают на постыдные нужды, позволяют вверенному им народу пастись как упрямым телицам⁸²⁶ и, презрев дела вдов и сирот, обращаются к одним лишь подаркам. Когда ты положишь этому конец, о царь великих небес?». Сказав это, святой замолчал и, окончив речь, успокоился. И вот, явилось неисчислимое множество демонов, вооружённых колодками и огненными крючьями, которые вели перед собой Крес-ценция, графа Марсики, а в ноздрях у него были большие серебряные кадильницы, которые он некогда принял в залог от Монтекассинского монастыря и укрыл вопреки воле аббата Сеньоректа, так, словно они выходили из печи. Когда этот брат спросил его, за что он терпит такие муки, тот ответил, что из-за удержания им этих больших кадильниц. И начал просить монаха, чтобы он рассказал то, что видел о нём, его сыну Берарду и от его имени просил вернуть вышеназванные кадильницы Монтекассинской обители, прибавив, что знаком им будет то, что об этих кадильницах и вдобавок золотой чаше, которые он собрал, пока был жив, не знает никто, кроме его советников - Фуско и Трасмунда. Когда брат пришёл в себя, то не решился об этом говорить. Поэтому по справедливому приговору Божьему вышло, что этот брат лишился зрения, и он, кто вечный свет, который видел, и талант, который получил для уплаты, не захотел уплатить прочим сорабам, но как ленивый раб закопал в землю, по праву лишился и собственного зрения, и таланта⁸²⁷. Но вернёмся к тому, на чём мы остановились. Он выслушал увещевания святого мужа Мавра, но когда те удалились, то вместе с ними ушёл также и свет, который просветил его очи, так что он остался слепым, как и был прежде. Однако, чтобы его не сочли безумным и лжецом, он не стал говорить о том, что видел и слышал. Итак, когда настал тридцатый день после того, как он это видел, и этот брат находился в том же месте, где видел названное видение, а именно в церкви святого апостола Андрея, ему вновь, как и прежде, явился святейший Мавр и, укоряя его за то, что он не рассказал о том, что видел и слышал, сказал следующее: «Хотя я, брат, велел, чтобы ты открыл людям те тайны Божьи, которые были открыты тебе мною, ты всё же презрел это и проявил нерадение. За это ты, как виновный в оскорблении величества, подлежишь неотвратимой каре. Но, поскольку милость всемогущего Бога, которая лучше чем жизнь⁸²⁸, прощает тебе этот грех, я повелеваю, чтобы ты не замедлил⁸²⁹ рассказать то, что было открыто тебе мною. Если же ты этого не сделаешь, чего да не случится, то будешь предан вечному огню». Сказав это, святой внезапно в лёгкий развеялся облак⁸³⁰. А брат, тут же поднявшись, призывает к себе аббата и последовательно рассказывает всё, что видел и слышал. Аббат же, призвав братьев, по порядку поведал им обо всём, что видел вышеназванный брат, и они, разувшись, вышли из зала капитула, где сидели, и со слезами и плачем совершили литании перед телом отца Бенедикта. Однако поскольку некоторые братья считали это безумием и не хотели с этим соглашаться, названный монах Альберт велел однажды вызвать меня к себе и, поведав в моём присутствии то, что видел, подтвердил это клятвой. Итак, я призываю никоим образом не сомневаться в этом, чтобы случайно не понести кару за неверие и чтобы те, которые уличают меня во лжи, сами не были сочтены лжецами и лжесвидетелями на строгом суде Иисуса Христа.

130. В это же время Пётр, сын Петра Льва, окончил свои дни⁸³¹, и его приверженцы, поставив вместо него Григория⁸³², кардинала титулярной церкви апостолов, решили наречь его Виктором. Иннокентий же, потратив огромные деньги на сыновей Петра Льва и на тех, которые примкнули к нему, привлёк их на свою сторону, и таким образом кардиналы, которые были в общении с уже названным сыном Петра Льва, лишённые всякой поддержки, припали к ногам Иннокентия, предварительно получив от него клятву в том, что он не лишит их должностей и не лишит имущества; но лишь на время.

ЗАКАНЧИВАЕТСЯ КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

ПРИЛОЖЕНИЯ

ВВЕДЕНИЕ

к изданию «Хроники Монтекассино» в 34 т. MGM SS

Хельмут Хоффманн

(перевод с немецкого и дополнения И.В. Дьяконова)

I. Авторы

Лев Марсиканский родился незадолго до середины XI в.; его родители - их звали, вероятно, Иоанн и Ацца - принадлежали к высшим кругам Марсики. Во всяком случае Лев был не единственным в семье, кто добился чего-то в церкви: его дядя Иоанн был епископом Соры, а брат - тоже Иоанн - был монахом в Монтекассино. Сам Лев поступил в монастырь, когда ему едва исполнилось 14 лет - между 1060 и 1063 гг.; его наставником там в период послушничества был Альдемарий, прежде нотарий Ричарда I Капуанского, а впоследствии аббат Сан-Лоренцо fuori le mura. В последующие годы его талант, по всей видимости, был замечен; по крайней мере тот Leunculus, то есть «малыш Лев», которого Альфан Салернский с похвалой упоминает в своих стихах, вполне мог быть нашим историком, да и аббат Дезидерий, очевидно, принял его в своё тесное окружение. Лев был библиотекарем, следил за книжной продукцией скриптория и благодаря своему хорошему знанию монастырской традиции выступал поверенным на крупных процессах, который Монтекассинский монастырь возбуждал против других церквей. Такие дела неоднократно приводили его на папские соборы: впервые, по-видимому, в ноябре 1078 г. на Латеранский собор, затем в сентябре 1089 г. на собор в Мельфи, в марте 1093 г.
– в Трою, в 1097 г.
– в Рим, в сентябре 1098 г.
– в Беневенто, в октябре 1098 г.
– в Бари. Урбан II научился таким образом его ценить и некоторое время держал при себе: так, в октябре и ноябре 1098 г. мы находим Льва среди провожатых папы в Беневенто и Чепрано, и в те же годы он действовал также «на службе у господина папы» в Кампании и Маритиме. То, что он принадлежал теперь в собственном капитуле к виднейшим членам, почти само собой разумеется; об этом среди прочего свидетельствует его подпись на грамоте аббата Одеризия I. Наверно, между 1102 и 1107 гг. он был назначен кардиналом-епископом Остии / Веллетри. Как таковой он впервые появляется в папской грамоте от 7 сентября 1109 г. В политическом плане он выступает на сцену в кризисном 1111 году. Когда 12 февраля Генрих V захватил в плен Пасхалия II и большую часть кардиналов, Лев и Иоанн, епископ Тускуланский, смогли бежать и помочь римлянам организовать сопротивление немцам. При коронации 13 апреля Лев не только помазал императору междуплечье и правую руку, как того требовал порядок, но также взял на себя обязанность произнести посвятительную формулу, которую собственно следовало бы произнести отсутствовавшему епископу Альбанскому. Несмотря не это, он в последующие недели примкнул к партии, которая не хотела мириться с договором у Маммольского моста и из-за этого делала папе упрёки. 5 июля Пасхалий высказал по этому поводу письменное порицание ему и другим кардиналам. Лев участвовал также в составлении документа, посредством которого на Латеранском соборе в марте 1112 г. была осуждена т.н. «правилегия». Между тем, правда, он явно пошёл на уступки. Так, в сентябре или в начале октября 1111 г. он по поручению папы ходил в Монтекассино и передал братьям приказ не подчиняться более аббату Бруно (епископу Сеньи), непримиримому григорианцу. 24 (?) января 1112 г. он освятил один или два алтаря в Сан-Лоренцо в Луцине, опять таки в согласии с папой Пасхалием II 13 февраля 1113 г. засвидетельствовано его присутствие в Беневенто, а 16 октября 1113 г.

– в Ферентино. Он подписал ещё несколько папских грамот: от 25 февраля 1114 г.
– в Риме, от 28 мая 1114 г.
– в Тивере и от 5 июля 1114 г.
– в Риме. 22 мая 1115 г. он умер. На его епископском престоле из его наследия сохранились литургическая книга с календарём святых и некрологом, а также Exultet-Rotulus: оба принадлежат к числу прекраснейших образцов письменного и изобразительного искусства Монтекассино.

Лев Марсиканский написал большое количество литературных произведений. Их точная датировка по большей части довольно затруднительна. Возможно, в 1094 г. или вскоре после этого он написал для графа Роберта из Кайяццо «Житие святого Менната» и относящееся к нему «Перенесение святого Менната I»; позднее он добавил очерк о чудесах, которые совершил этот святой, и «Перенесение II». Предположительно в середине 90-х гг. появилось «Повествование об освящении Монтекассинской церкви» и, наверное, в конце 1098 г.
– «Краткое повествование о монастыре святой Софии». Оба оказали воздействие на монастырскую хронику, как предварительные наброски, или по меньшей мере получили это значение впоследствии. «Хронику монастыря Монтекассино» Лев начал около 1099 г. Как епископ он уделил внимание святому Клименту, патрону его кафедральной церкви в Веллетри. По стопам своего предшественника в должности Гаудериха и Иоанна Гиммонида он создал трилогию, которая состояла из переработки «Признаний Руфина» (то есть Жития этого святого), «Перенесения святого Климента» и «Речи о рукоположении или кафедре святого Климента». Об истории крестового похода сохранились только неясные следы в соответствующей главе хроники (IV, 11). Пётр Дьякон приписывает ему, кроме того, речи «О Пасхе» и «О Рождестве»; но они либо утеряны, либо до сих пор не найдены. Сочинил ли Лев трактат «О знаках» (то есть о тайном языке знаков монахов), неясно.

Умирая, он оставил монастырскую хронику незавершённой; он описал только половину времени правления Дезидерия, а деяний Одеризия I вообще не коснулся. Продолжение взял на себя Гвидо. Вопрос о том, был ли он учеником знаменитого грамматика Альберика Монтекассинского, остаётся открытым. Сам он во всяком случае был одним из учителей Петра Дьякона и умер около 1130 г. Он написал «Видение Альберика из Сеттифратти», которое, правда, дошло до нас только в переработке Петра Дьякона. Последний, кроме того, упоминает в своём списке ещё два утерянных сочинения, а именно, «Историю императора Генриха» и «Стихотворение» (стихотворение о его удаче ...); но идёт ли в первом из них речь об императоре Генрихе II или о Генрихе IV, установить невозможно. Под конец жизни он попробовал себя в истории литературы Монтекассино, - возможно, что некоторые из этих заметок Пётр Дьякон заимствовал в своей «Книге о сиятельных мужах Монтекассинской обители». Гвидо, вероятно, довёл монастырскую хронику до 1127 г. (IV, 95); правда, и этот текст сохранился только в той форме, какую ему придал Пётр Дьякон. Таким образом Гвидо остаётся для нас удивительно загадочной фигурой, хотя мы, наверное, обладаем ещё многим из написанного им.

Уже неоднократно упомянутый Пётр Дьякон родился, если можно верить его собственным противоречивым данным, в 1107 или 1110 г. Его отец Эгидий происходил из Тускула и был, наверное, в родстве с благородным родом, который правил этим городом. Его сестра Гвила была замужем за Ландульфом из Сан-Джованни-Инкарико, который принадлежал к боковой линии графов Аквинских. Сам он прибыл в Монтекассино в 1115 г. в возрасте пяти лет. В юности он, кажется, особо тесно примыкал к аббату Одеризию II. Когда тот был низложен, Пётр тоже оказался в затруднительном положении. В июле 1127 г. он ещё присутствовал при избрании аббата Сеньоректа, но в 1128 г. вынужден был уйти в изгнание и вернулся обратно в Монтекассино только спустя три с половиной года, то есть ок. 1131 г. Где он находился в этот период времени, неизвестно. Прежде всего, можно было бы подумать об Атине, которая тогда, предположительно, относилась к сфере влияния родственных ему или находившихся с ним в свойстве правителей Сан-Джованни-Инкарико; ибо часть своих литературных произведений он посвятил этому городу с его святыми. С другой стороны, в прологе к страданию святых мучеников Марка, Пассиерата, Никандра и Марциана он писал следующее: «Так, когда от воплощения Господнего прошло 1128 лет, а мне исполнился 21 год, я отправился на длиннющий и чужой остров Сардинию. Но после нашего возвращения обратилась в печаль моя кифара и в скорбный плач - мой орган, когда я узнал от граждан, что Монтекассинская обитель захвачена и, правильнее сказать, захвачена глава всех монастырей, стоящая во главе всех обителей». Если понимать это буквально, то в 1128 г. Пётр отправился на Сардинию. Но каким образом он узнал при своём возвращении, что монастырь захвачен? Из первой половины 30-х гг., когда это сенсационное событие должно было случится, ни о чём подобном не сообщается; да и сам Пётр, конечно, сказал бы об этом в монастырской хронике, если бы что-то подобного рода произошло. Поэтому приведённый текст или был искажён переписчиком, или изначально содержал неверную информацию. Вообще, если он имеет какой-то смысл, то Пётр уже ок. 1125 г. должен был отбыть на Сардинию, а когда он вернулся (во второй половине 1126 г. или в первой половине следующего года?), то услышал о низложении Одеризия II, в процессе которого жители Сан-Джермано захватили монастырь. При новых обстоятельствах он, по-видимому, не мог дольше оставаться в Монтекассино и вынужден был, как сказано, уйти в 1128 г. в изгнание. Ко времени его изгнания, очевидно, относятся и его первые сочинения. По возвращении в Монтекассино он подготовил реестр грамот, написал жития святых и погрузился в прошлое монастыря. Когда в 1137 г. земля святого Бенедикта разрывалась в борьбе между императором Лотарем и Рожером II, настал его звёздный час. Как некогда Лев он, будучи библиотекарем, являлся, наверное, лучшим в капитуле знатоком грамот и как таковой отправился вместе с аббатом Райнальдом I в опасное путешествие к императору и папе в Лагопезоле. Это событие он с утомительным многословием изложил в «Диспуте» в защиту Монтекассинской обители, который он впоследствии включил в монастырскую хронику. В последующее время обстановка вокруг него, кажется, успокоилась. В 1154 г. его имя ещё раз появляется в одной грамоте. Умер он, вероятно, только после 1159/64 г.

О его дальнейшем обширном литературном творчестве здесь говорить не стоит. Монастырскую хронику он принял от своего учителя Гвидо, но вычеркнул его имя и существенно её переделал. Высказывания Петра о его предшественниках и их участии в работе противоречивы. В сочинении «О сиятельных мужах» он писал о Льве Марсиканском следующее: «Он написал ... историю Монтекассинской обители, разделённую на четыре книги»; и в том же сочинении упомянул о Гвидо: «кроме того, он добавил то, что отсутствовало в монтекассинской истории, а именно, события от времени Одеризия I и до сего дня». На худой конец, это следует понимать так, что Лев написал четыре книги (до времени Одеризия I включительно), а Гвидо добавил пятую книгу (которая охватывает события от времени Одеризия I, точнее от его смерти, и до времени Петра Дьякона). За это объяснение говорит вроде бы то, что Пётр Дьякон, вероятно, застал пять книг хроники. Но, если учесть, что он в приведённом месте приписал Гвидо также главы хроники об Одеризии I, то он оказался бы в противоречии со своими собственными рамками участия Льва - противоречие, которое от него при его известной небрежности вполне можно было бы ожидать. Когда он писал сочинение «О сиятельных мужах», то, вероятно, ещё не занимался хроникой более детально, и, наверное, полагал, что Лев как сделал в посвятительном письме набросок плана четырёх книг, так и претворил его в жизнь; кроме того, он знал что-то весьма неопределённое о продолжении Гвидо - отсюда неверные данные. Позднее, в 40-е годы, когда он возымел намерение самому взяться за продолжение хроники, он узнал истинное положение вещей. Но теперь он переделал её по своему и, в то время как Льву, правда, справедливо приписал «перечень аббатов от времён отца Бенедикта до восстановления церкви блаженного Мартина», то есть до III, 33, о Гвидо вообще ничего больше не стал упоминать, и вместо этого всю оставшуюся часть книги приписал самому себе. Даже в то время, когда представление о духовной собственности было иным, нежели в наше время, это считалось плагиатом.

II. Источники и стиль

Хроника Монтекассино разбита на разделы по периодам правления аббатов; внутри этих разделов изложены соответственно важнейшие события в земле святого Бенедикта и успехи отдельных аббатов, как то столкновения с зависимым населением и с враждебными соседями, постройки, дарения, изготовление кодексов, чудеса святого Бенедикта и тому подобное. Всё это, однако, неразрывно связано с дальнейшей историей Средней и Южной Италии, в которой видную роль играли императоры и папы, лангобардские и норманнские князья. Такое изложение событий относится к тому типу епископских и монастырских хроник, который был распространён к северу от Альп уже со времён Каролингов. Однако, совершенно невероятно, чтобы Лев Марсиканский что-либо об этом знал; даже «Деяний епископов Мецких» Павла Дьякона нельзя обнаружить в Монтекассино. Сходство с «Историей Реймской церкви» Флодоарда слишком незначительно, чтобы это дало основание к дальнейшим заключениям, а из возможных связей между рукописями в Сен-Вандриле и Монтекассино можно так же мало заключить, что «Деяния аббатов Фонтенельских» были известны на юге. Итак, образец Льва следует искать в другом месте. В самой Италии примерно в это же время свою историю монастыря Фарфы писал Григорий из Катино; однако, даже если бы мы могли не принимать во внимание проблему приоритета, литературная связь здесь не очевидна. Таким образом в качестве образцов, на которые равнялся Лев, остаются только более древняя «Книга понтификов» и «Хроника святого Бенедикта». То, что он не рабски подражал им, лишь подчёркивает его собственные успехи.

В посвятительном письме он говорит об исторических источниках, из которых он черпал свои сведения о более раннем времени; однако, он называет там лишь небольшую часть тех источников, которыми действительно пользовался. Прежде всего он привлекал местную монастырскую традицию, то есть грамоты, списки аббатов, надписи, некрологи, перечни книг и сокровищ, обычаи, анналы, «Историю лангобардов» Павла Дьякона, «Хронику святого Бенедикта» и «Хронику» Эрхемберта, «Диалоги» Григория Великого и Дезидерия, «Житие святого Мавра» Псевдо-Фауста (другое - Одо де Гланфёйля). Его дальнейшим целям служил обширный материал: «Книга понтификов»; «Салернская хроника»; южноитальянские, преимущественно, беневентские анналы; «Капуанская княжеская хроника»; «Каталог пап», который опубликовали Б. Альберс и О.Хольдер-Эггер; вероятно, регистр папы Иоанна VIII; Кассинское продолжение «Истории лангобардов» Павла Дьякона; Ватиканское продолжение лангобардского каталога правителей; «История норманнов» Амата, которая бросающимся в глаза образом была использована только во второй редакции; затем из агиографии «Житие Ромуальда» Петра Дамиани (как и другие сочинения этого автора), «Житие Адальберта Пражского» и «Житие Доминика Сорского»; «Перенесение апостолов Матфея и Варфоломея» и «Перенесение святого Меркурия и 12 братьев»; в распоряжении Льва находились также правовые тексты, как Ахенское законодательство от 817 г., лангобардское Divisio от 848 г., папский декрет о выборах 1059 г., возможно, вассальная клятва Роберта Гвискара и Ричарда I Капуанского и стих Карла Великого у Павла Дьякона. Он мог быть также поверхностно знаком с традицией не только зависимых от Монтекассино монастырей (Сант-Анджело в Баррее, Сан-Либераторе в Майелле), но и чужих монастырей, таких, как Сан-Винченцо-аль-Вольтурно, Казаурия и Сан-Модесто в Беневенте, и создавал на её основании сообщения. Другие источники Льва ныне утеряны, как, например, источник, который сообщил ему подробности о битве при Гарильяно 915 г. (I,52), или также рассказ об избрании Алигерна (I, 60).