Хроника одного задания

— Может, он больной был?

— В том-то и дело, что нет. Его местный врач осматривал, затем какого-то светилу столичного пригласил, мол необычный случай, так они оба вердикт вынесли — «здоров». Абсолютно здоров. И лгуном его не назовёшь, — тут Демьян стал слова уже порядочно растягивать, зевать, — Скорее человек с безудержной фантазией. Как сейчас помню, слушали его с открытым ртом, в кино ходить не надо. Такие сюжеты выводил. Да…

Демьян умолк. Алексей ждал продолжения рассказа, но не дождался. Он услышал только мерное посапывание. Лобов спал. Умел сельский учитель быстро и глубоко засыпать. Берестов еле заметно усмехнулся и принялся следить за домом Якова Михайловича.

Толмачов весь день занимался хозяйством, то в сарай заглянет, то в хлев. Потом куда-то уйдёт, снова вернётся. Ведёт себя как настоящий хозяин, уверенно, степенно. Все движения неспешные, с достоинством.

Если в дом идёт, обязательно возле своей калитки остановится, достанет кисет, скрутит самокрутку и закурит. Голова с окладистой бородой и в зимней шапке поворачивается то в одну, то в другую сторону, осматривается. Может, к чему приценивается. Размах мыслей большой, сразу видно. Никто препятствий не чинит. «Такому почёт и подобострастие подавай, — подумал, наблюдая за Толмачовым, Алексей, — высоко заносишься, Яков Михайлович, не миновать тебе падения».

Вечером Толмачов зашёл в дом и больше из него не выходил. В окнах горел свет. В остальных домах деревни его практически нигде не было видно.

Затем наступила очередь заступать на дежурство Демьяну. Уже Алексей благостно растянулся на разложенной плащ-палатке и через несколько минут спал.

— Алексей, проснись, — Демьян толкал друга в бок, — у Толмачова, похоже, гость.

Старший лейтенант быстро открыл глаза, собрался и посмотрел в ту сторону, куда ему указывал Лобов. Там действительно кто-то тихо, стараясь не привлекать внимания, крался вдоль плетней и заборов. Подойдя к окну дома Якова Михайловича, постучал условным сигналом и через минуту вошёл в открытую ему дверь.

— Подождём, когда выйдет, и за ним, — скомандовал Берестов, — нам живым его надо взять.

— А если не захочет говорить? — в голосе Демьяна было сомнение.

— Захочет, — отрезал старший лейтенант, — нам крайне важно знать, зачем он приходил. Ты, Демьян, посмотри за домом, я вниз. Будет уходить, просигналь.

Алексей спустился вниз. Разбудил деда и попросил у него верёвку, желательно покрепче.

— А на что она вам? — спросил Матвей Ильич, — Длинная нужна?

— Правосудие вершить!

— Тогда самую крепкую дам. Сейчас принесу.

Через некоторое время дед вернулся, в руках он держал верёвку.

— Вот возьми, не подкачает.

— Спасибо, Матвей Ильич. Не обещаю, что верну.

— Не пропаду без неё.

Вниз спустился Демьян.

— Уходит, — предупредил друга.

— Всё, Матвей Ильич, пора нам. Может, не последний раз видимся — обратился Алексей к старику, — берегите себя.

— Мы своё уже пожили. Будьте вы осторожны, сынки. Да хранит вас господь!

Партизаны попрощались с дедом и исчезли в ночи. Матвей Ильич смотрел им вслед, долго стоял на крыльце и курил. «Пусть беда стороной вас обходит, сынки», — молил хозяин дома.

На небе ни облачка. Луна круглая ясная всю округу освещает, везде хорошо видно. Алексей с Демьяном осторожно преследовали ночного гостя. Не отпуская из виду, шли по пятам, наблюдали. Когда отошли от деревни на приличное расстояние, Алексей скомандовал: «Будем брать. Подыграй мне, разыграем полицаев».

Своим кошачьим бесшумным шагом он появился перед «гостем» внезапно, словно вырос из-под земли, и наставил пистолет на незнакомца.

Тот от неожиданности опешил, хотел было повернуть назад, но за его спиной уже стоял Демьян с винтовкой и с таким комично-тупым выражением лица, что Берестов едва не выдал себя смехом. В глазах на продолговатом лице с большим носом и оттопыренной нижней губой шевелилась одна, может, две мысли, отражающие весь потенциал мозговой работы преградившего путь субъекта.

— А ну стой, партизанская сволочь! — пробасил Лобов, — Руки подними! Оружие есть?

Алексей внутренне аплодировал. Такой талант пропадает! А сам развязной походкой подошёл вплотную и стал обыскивать.

— Во, наган, — Берестов осмотрел находку, — недурной. Так, а это что? Сигареты. Возьму себе. Тебе, хлыщ, они уже не понадобятся. Не слышал, чтобы на том свете курили, — и неприятно засмеялся.

— Слышь, Демьян, а не вздёрнуть ли нам эту птицу, пусть в раю полетает, — снова противный скрипучий смех Алексея, — валандаться с ним нет охоты. К старшому везти ещё… Мы лучше трофеи себе возьмём и баста!

— Давай. Надоело по лесам шляться. Домой к жене под бочок хочу, — мечтательно пробасил Лобов, и на его лице появилось немного осмысленное выражение, — и есть охота!

Берестов достал из мешка верёвку, проверил демонстративно её на прочность. И, оставшись довольным, стал деловито прилаживать верёвку на толстом суку. Сопел и был весь такой неприятный, что незнакомец, видя неспешные приготовления, всё больше и больше бледнел. Смотрел на Алексея с широко открытыми глазами.

— Вот, готово, — Берестов попробовал петлю.

Удовлетворённо хмыкнул Демьян.

— Вы не имеете право! — вдруг выпалил незнакомец, потеряв вконец последние капли самообладания.

Демьян уставился на незнакомца ничего не выражающими глазами.

— Во пролетарий расходился, — и Алексей противно хихикнул. Лобов опять хмыкнул. Берестов подошёл к «своей жертве» и ударил в живот.

— Здесь не надо кричать, — и глаза стали злыми и безжалостными.

— Я буду жаловаться гауптштурмфюреру Вилли Заттеру, — задыхаясь проговорил незнакомец.

— С того света что ли? — не унимался старший лейтенант, — Демьян, ты слышал, чтобы оттуда жаловались?

— Нет, не слышал, — пробасил Лобов, — бабка, покойница, как-то приснилась. Говорила платье жмёт.

— Да, ну?

— Верно! Я тогда думал к попу сходить, молебен заказать.

— Сходил?

— Нет, ну её к лешему.

— Я офицер немецкой армии, идиоты! Выполняю ответственное поручение, — стараясь вернуть достоинство, важно и увесисто стал говорить незнакомец.

— А чем докажешь? — пробасил Лобов.

Незнакомец присел на пенёк и извлёк из потайного места подошвы сапога скрученную бумажку.

— Читать-то умеете? — осведомился уже немного пришедший в себе «ночной гость».