Хроника парохода «Гюго»

— Лладно, Сема, ппошли. Ппусть оошибаются.

— Нет! Мы объясним популярно про семью и брак. Общественный долг!

Полетаев сгреб сразу обоих, сшиб вместе, ощутил толчок в грудь и удар в подбородок, и такой сильный, что заныли зубы.

— Стой, Андрюха, стой! — Голос рядом хрипел на самых низких нотах. — Капитан это, Полетаев, я его знаю... Тикаем. Атанда-а!

И опять непонятное: топот, один вырвался из рук, другой странно обмяк, кто-то еще возник рядом, по глазам безжалостно резанул свет фонаря. От Полетаева оторвали того, обмякшего, и он, щурясь, отворачиваясь от бивших в глаза лучей, перевел дух.

— Что тут происходит? Документы!

Фонарь наконец отвели в сторону, по словам и так было понятно, что это патруль.

Полетаев тревожно выискивал среди темных фигур Веру. Ее нигде не было, и он шагнул в сторону, отстранил кого-то рукой, потом наконец увидел ее, одиноко стоявшую у стены, словно отброшенную за ненадобностью.

— Документы! — еще раз произнес строгий голос, и Полетаев послушно протянул под свет фонаря свою мореходную книжку. — А у того?

— Пьян в свайку, товарищ старлейт, — насмешливо отозвался военный моряк из патруля. — Сам уж и стоять не может. — Придерживая локтем винтовку, он шарил под бушлатом у задержанного. — Во! Нашел.

Офицер попросил посветить ему. Полетаев, стоявший рядом, увидел в руках старшего лейтенанта красную обложку орденского удостоверения, стертые на перегибах справки. Все, что случилось минуту назад, и вид человека, поддерживаемого патрульными, так не подходили к орденской книжке, что Полетаев почти вслух сказал: «Фантастика, бред!»

— Ввот и оопять ссреди ссвоих, — неожиданно громко сказал владелец красного удостоверения. — Ккак ддома.

Матросы беззлобно засмеялись. Улыбнулся и офицер — это угадывалось по его голосу:

— Что ж тогда своих позоришь, людям спать не даешь?

— Они нне сспали. Оони еще только договаривались.

Матросы опять засмеялись. Полетаев смущенно переступил с ноги на ногу.

— Юморист ты, однако, — сказал офицер и заглянул в справку, на которую все еще падал свет фонаря. — Юморист ты, товарищ Щербина. Фронтовик, вернулся из госпиталя, а вот куролесишь. А ведь заправский моряк.

Старший лейтенант не успел договорить. Его собеседник, оттолкнув патрульных, выхватил свои справки — всю пачку разом, прижал к груди.

С минуту все молчали, смотрели, как он заталкивает под бушлат документы — мотая головой, переступая, еле удерживая равновесие.

— Ннечего попрекать. Сам ззнаю — ккому такой мматрос нужен!

— Счастье твое, что ты теперь гражданский, — сказал офицер, — и инвалид к тому же. Только в другой раз не попадайся. Своим не посчитаем. — Он глянул на Полетаева и взял под козырек.

Глухо звякнули поправленные поудобнее винтовки, на фоне неба, уже светлевшего, качнулись штыки, и патруль зашагал прочь.

Пьяный двинулся в другую сторону — спотыкаясь, волоча ногу.

— Странный человек, — сказала Вера, подходя. — Вам не кажется? И фамилия у него соответствующая: Щер-би-на. Когда бумаги у командира выхватил, у него такое лицо было... Видно, что в беде.

— Что-то не заметил, — сказал Полетаев. Ему не хотелось продолжать разговор про случившееся.

— Нет, — возразила Вера. — Слышали? Наверное, в плавсостав не зачисляют. Знаете что, Яков Александрович, возьмите его к себе на пароход. Он ведь сказал — матрос. Доброе дело сделаете, капитан. Он тут пропадет, в городе.

— Взять? Этого пьяницу?

— Зайдите в кадры, его разыщут. Вам так подходит делать добро...

— В море нам скоро, не успеют оформить.

— Попросите. Чего не бывает, если желать по-настоящему... — Вера вдруг замялась. И потом: — Мне пора. И... можно мне вас поцеловать? Вы удивлены? По-сестрински, честное слово. Нам ведь помешали.

Странно, как все странно! Полетаев наклонился к ней. Теперь он уже ни о чем не думал, радовался лишь самой вот этой секунде жизни, прикосновению холодных на предутреннем воздухе губ Веры.

Он не думал ни о чем и когда хлопнула за нею дверь, и когда направился вниз по склону сопки, навстречу туманно светившимся огням порта. Только на пустынной главной улице, на трамвайных путях вдруг остановился, как бы наткнувшись на невидимую преграду.

— Черт побери, — сказал он вслух. — А про Реута так ничего и не узнал. Кто он все-таки ей?

И вот письмо, то самое, из-за которого он так взволновался, стал мерить шагами пустынную рулевую:

«Дорогой капитан, наша ночная прогулка стоила мне крепкой простуды. Теперь, правда, легче, но вы все же не сочтите за лишнее проведать больную. Дом, надеюсь, запомнили, а номер квартиры не требуется — покажут.

Я слышала, что тот матрос, которого мы повстречали ночью, Щербина, у вас на «Гюго». Вы, оказывается, умеете выполнять просьбы. Жду, что выполните и эту, придете.

Да, вот еще что. У вас было смешное, такое милое непонимающее лицо, когда вы слушали мою перебранку с Зубовичем по поводу вашего старшего помощника. Сообщаю для ясности, что Вадим — мой муж.

Жму руку, а если позволите, целую по-сестрински.

Вера Реут».

Два последних слова все и перевернули. Оказывается, позарился на чужую жену, мало того — жену ближнего, и какого — своего старпома. Теперь, разговаривая с Реутом, стоя рядом с ним на мостике и сидя за обедом, придется всегда помнить, что он ее муж.

«Он муж, а кто же тогда ты сам? — подумал Полетаев и остановился посреди рулевой, потрогал рукоять неподвижного штурвала, словно хотел перевести судно на другой курс. — Ты кто, если тебе присылают письмо, приглашают проведать и ты рад этому, готов хоть сейчас бежать в домик на сопке?..»

Ответить себе он не успел. На трапе, а потом в коридоре послышались шаги, в дверь его каюты постучали, и он поспешно отозвался:

— Я здесь!

Прошел из рулевой рубки в каюту и первым уселся у стола, указав вошедшему следом за ним помполиту на узкий, обтянутый кожей диванчик. Потом вежливо улыбнулся:

— Хорошие вести?

— Отличные, Яков Александрович! Сначала сватали на «Суворов» механиком, потом уговаривали у нас остаться, но я — железно. Вот выписка из приказа.

— Ну что ж, поздравляю. — Полетаев старался подделаться под ликующий тон собеседника, но у него это не выходило. Он был раздражен сказанным, хотя пришедший ничего нового ему, в сущности, не сообщил.

Первой же береговой новостью, полученной после рейса, когда Полетаев вошел в подъезд пароходства, первой служебной сенсацией была весть о том, что на всех судах торгового флота временно ликвидируются должности помощников капитанов по политической части. И пока шли об этом разговоры, пока все гадали, как же получится — без помполитов, кадровики заполняли фамилиями пустующие графы судовых ролей, радуясь свалившимся точно с неба специалистам, и ожесточенно воевали с теми, кто вопреки морфлотовской дисциплине требовал направления в военкомат. В числе немногих, кому удалось этого добиться, оказался сидевший в каюте бывший помполит «Гюго», а теперь находящийся в распоряжении Владивостокского горвоенкомата старший лейтенант запаса («род войск — ВМФ, состав — политический») Валентин Суханов.