Хроники былого и грядущего
Шрифт:
— Поэтому знайте, что мы сохраним вас в благодарной памяти. Матери в Тротово уже не будут больше тревожиться о детях, мужья о жёнах, сыновья об отцах…
— Племянницы о дядях, внуки о дедах… — зашептал Смолвуд.
— Сколь долго будет существовать Тротово, столь долго сохранится в нём слава людей большого сердца и великой отваги — инквизитора Торена Смолвуда и младшего инквизитора Берика Шторма! — староста поднял кубок в нашу сторону.
Мы встали и Смолвуд толкнул меня в бок, чтобы, мол, я ответил на любезную речь, произнесённую «отцом» поселения. Так-то этим положено бы заняться тебе, мой старший товарищ! Впрочем, я уже привык, что все неинтересные Торену дела он старательно скидывает на меня.
— Уважаемый староста
— Что вы, что вы! — громко запротестовал староста. Я поднял ладонь в знак того, что ещё не закончил.
— Не смущайте нас благодарностями, — повторяю ему и всем остальным. — Инквизиторы — люди не гласные и смиренного сердца. Благодарите «Небесного Клинка», который использовал нас таким же образом, как жнец использует серп, чтобы собрать обильный урожай. Возблагодарите его за мудрость и за верно принятые законы, которыми он занимается в Малом совете. А также не забудьте про короля с десницей, которые заботятся о нашей стране и даже самых отдалённых её регионах!
Я сел и тогда все присутствовавшие встали и начали аплодировать. Пришлось вновь подняться. Торен рукоплескал мне с несколько зловредной усмешкой.
— Скромность, равная только великой отваге и большому сердцу! — с пафосом воскликнул староста, перекрикивая овации.
— За Тортово! — я поднял кубок, ибо хотелось, наконец, выпить, а не обмениваться любезностями, да состязаться в речах.
Увы, каюсь, но выпить я любил, хоть сие и не входило в добродетели истинного верующего. Но я человек, а человек слаб. Регулярно я отмаливал этот грех в храмах и регулярно совершал вновь.
— За Тортово! — подхватили все.
Чуть позже был тост за инквизиторов, за Застенье, за «Небесного Клинка»…
Честно говоря, это было приятно, поскольку, поверьте, редко случается, чтобы так искренне и радостно пили за здоровье инквизиторов. Мы, истинные служители «Небесного Клинка», люди достаточно умудрённые, чтобы не ожидать, будто все будут любить и понимать нас. Но временами, даже в наших скорбящих сердцах рождается тоска по тому, чтобы те, кому мы отдаём столько любви, ответили подобным же чувством. К сожалению, родственников еретиков или колдунов обычно хватало лишь на то, чтобы явно или тайно проклинать нашу службу и нашего Бога, вместо того, чтобы радоваться тому, что сия мерзость будет полностью очищена. Лишь наша любовь и помощь позволяет душам, погрязшим в магии, попасть к «Небесному Клинку», где они будут очищены и пройдут дальше, спасаясь от участи вечных, посмертных мук! Увы, люди обычно не понимали, что злом является не целитель, но сгнившая плоть, которую тот же целитель вырезает острым лезвием.
Откладываю пустой кубок.
Будь здесь настоящий оборотень, хотя бы один, то его тщательно скрутили бы, а потом преосторожно доставили морем до Ланниспорта, а там и до Новиграда. Право очищать души, запятнанные колдовством, имеет лишь сам господин Моустас. Многочисленные свидетели видели, как зло вырывается из плоти богомерзкого колдуна, отчего он очищается, а оставшийся свет впитывается в безграничное «Небесное царство». И по словам моих старших товарищей — это ни с чем не сравнимое чувство!
Помощь людям, вот что позволяет нам, инквизиторам «Небесного Клинка», каждый день вставать со своих постелей и предаваться работе. Лишь
это толкает нас регулярно выискивать и карать зло.А уж как сам лорд Арвинд радуется спасению запятнанных скверной людей! По настоящему волнуется и переживает за каждого, кто вольно или невольно оказывается вовлечён в сей страшнейший грех.
В самом разгаре пира, ко мне подошёл мужчина. У него были седые, редкие волосы, ястребиный нос и маленькие, близко посаженные глаза. Одетый в чёрный кафтан с широкими рукавами, он напоминал старую, опечаленную птицу, которая вот-вот начнёт ковыряться у себя в перьях. Но от моего острого взора не могло укрыться то, что на пальцах этого человека красовались перстни с крайне богатыми драгоценными камнями, а бархатный, вышитый золотом камзол, по-видимому стоил, по крайней мере столько, сколько пара неплохих, дорнийских скакунов.
— Младший инквизитор Шторм, можно вас на пару слов? — я ожидал скрипучего или писклявого голоса, ибо такой бы подходил к его физиономии, но нет, голос у мужчины оказался спокойным, низким, с приятным тембром.
— Покорнейше к вашим услугам, — ответил я, вставая из-за стола. Торен с двумя мужчинами как раз распевал популярную песенку «Медведь и прекрасная дева». Как известно, она была, хоть и забавной, но по меньшей мере, малоприличной, и многие присутствовавшие на пиру дамы притворялись, что ничего не слышат. Что было непросто, учитывая, как громко Смолвуд выкрикивал отдельные строфы. Во всяком случае, он настолько был увлечён пением, что даже не заметил, как я ухожу.
Мы приостановились в полутёмном коридоре одного из ближайших домов, выданных для временного размещения гостей селения. Мой спутник зажёг стоящую в углу лучину.
— Меня зовут Бертрам Пуллер, уважаемый Берик, и я торговец благовониями из Медвежьего острова, — начал мой новый знакомый.
— Месяц пути по морю до Бармура, вотчины «Небесного лорда» Маллистера, не так ли? — прерываю его.
— Может полтора, — пробормотал он.
И чего ты забыл в такой дали? Все основные товары всегда доставляют в центральные города региона. Впрочем, может он из тех, кто любит контролировать доставки или выискивать что-то подешевле?
— Чем могу вам служить? — поинтересовался я.
— Не стану я трахаться с тобою, медведь! А он схватил её, ик, и начал иметь! — пение Торена пробилось через шум и у меня создалось отчётливое ощущение, что мой старший товарищ успел хорошо поменять слова этой, и так не слишком благопристойной, композиции.
Как же хорошо, что несмотря на любовь выпить, я отлично знаю свою меру!
Однако мы не услышали продолжения. Заинтересовавшись, я выглянул за дверь и увидел, как мой собрат, почувствовав слабость, со всей вежливостью встал из-за стола, — чтобы не смущать собравшихся, — но, к несчастью, силы его подвели, и инквизитор выложил переваренный ужин и выпивку на колени некой достойной матроне, жене одного из торговцев. Потом он проблевался ещё раз, на сей черёд обрызгивая плечо и голову самого торговца, пока, наконец, радостно не воскликнул:
— Как там было дальше?!
Я отвернулся.
— Прошу прощения, — обращаюсь к моему собеседнику. — Продолжайте, сделайте милость.
— Мой сын, — купец вздохнул, словно само слово «сын» наполняло его горечью, — два года назад был осуждён и заточён в тюрьму за убийство девушки. Сестры одного из членов городского совета Мифорда — города, где у меня находится одно из поместий. Этот советник, который поспособствовал его наказанию — человек богатый, жёсткий, имеющий большое влияние и много лет ненавидящий мою семью, — Пуллер поморщился, разгладив свой наряд. — Он тоже занимается торговлей и, боюсь, мы конкурируем за одни и те же рынки. Впрочем, не буду мучить вас малоинтересными подробностями. Видите ли… с рождения я одарён коммерческими способностями, но несмотря на то, что у меня есть деньги, я ничего не могу сделать, чтобы спасти моего сына… И поверьте мне: я пытался.