Хроники Иберлена (Трилогия)
Шрифт:
— Вы желали увидеть мое могущество, господа? Сейчас оно сокрушит наших врагов!
Продолжая ухмыляться, тот, кто станет вскоре первым Королем-Колдуном, вновь обращается лицом к имперской армии, вознамерившейся сокрушить Иберлен. Делает шаг вперед. Ветер ревет погребальным гимном. Тарагонцы натягивают луки. Они еще не понимают, кто стоит перед ними — но скоро поймут. Бердарет Ретвальд — имя, что он взял себе сам, имя, перед которым скоро преклонятся народы — вскидывает руку, и поток испепеляющего огня рвется вперед, уплотняясь прямо в холодном воздухе, и обрушивается на передовые шеренги вражеского войска.
Даже его силы, самой могущественной на Срединных Землях, едва хватит на то,
Огонь ревет, пронзает воздух, сжигая выпущенные стрелы — и выпустивших их лучников. Кричат, сгорая внутри доспехов, тарагонские латники. Заходится торжествующим ревом иберленская армия, и Радлер Айтверн становится бок о бок с человеком — нелюдем — которому до конца жизни останется верен.
… Гайвен вернулся в реальность столь же внезапно, как ее покинул, и едва не упал при этом с лестницы.
— Вы и сэр Артур — будто родственники, — пробормотал Блейр с совершенно не приставшей подданному ворчливостью. — Оба сегодня со ступенек едва не падаете.
— Насколько помню, — ответил Гайвен, — Ретвальды и Айтверны породниться еще не успели. Вы путаете нас с Карданами, лейтенант.
«Что это было? Память предков? Так она выглядит? Как совладать с нею? Как отыскать в ней нужное?»
Тьма, похоже, зашлась в хохоте. Гайвен сжал волю в кулак, пытаясь сохранить здравый рассудок. С Эдвардом Фэринтайном, державшимся с совершенно неподобающей гостю нахальностью, молодой Ретвальд разговаривал холодно, неучтиво. Фэринтайн добивался встречи, но в таком состоянии Гайвен мог осмысленно беседовать разве что с подушкой в своей опочивальне. И то, не заснув, а зарывшись в эту подушку лицом и сжав ее зубами, чтобы не взвыть. Важнее всего было продержаться до вечера, не опозориться перед своими строптивыми вассалами и перед иностранными гостями на назначенном банкете. Гайвен отбрил оказавшегося излишне общительным эринландского короля, вышел из залы, где они разговаривали, а Айтверн и капитан Кэбри незадолго перед тем дрались.
— Фэринтайн желает потолковать с вами о магии, если верно то, что мы подслушали, стоя под дверью, — заметил Джайлс в коридоре. — Вы маг, и он, видимо, тоже. Почему вы не желаете обсудить с ним магические темы? Вдруг это принесет вам какую-то пользу.
«Потому что магия уже пытается меня уничтожить, и если я начну говорить о ней со свалившимся с востока колдуном, то скоро потеряю всякое самообладание — а там, глядишь, окончательно свихнусь». Гайвен мог лишь надеяться, что к завтрашнему дню ему станет легче, и можно будет вызвать эринландских чародеев к себе, для столь необходимой им беседы. В противном случае он просто рехнется.
— Я непременно обсужу с Фэринтайном интересующие его вопросы, но не позже. Всем разговорам полагается свое время. Джайлс, проводите меня в библиотеку. Я хочу посидеть пару часов над книгами.
«Что ты в этих книгах вознамерился найти? — спросила его тьма едва ли не с сочувствием. — Все книги, что могли предоставить тебе нужные знания, обратились пеплом, когда пал Конклав. Продержись и впрямь еще хотя бы день. Поговори с этим колдуном лордом Эдвардом, если хочешь. Он такой же самоучка, как и все здесь, и многого не подскажет. Я попробую открыть ворота в пространстве, между моим замком и твоим, но на это уйдет время. Сейчас это не так просто мне сделать, как в былые дни. Но когда я приду, я смогу тебе помочь».
«Спасибо, — Гайвен испытал нечто, похожее на благодарность. — Как мне тебя называть?»
Его незримый собеседник усмехнулся.
«Опуская все несущественные степени родства — зови меня просто дед».
Глава седьмая
Порой наступают дни, когда решается судьба — то ли твоя собственная, то ли всех, кто тебя окружает. Бывают дни, когда приходится действовать — и от действий твоих зависит все, абсолютно все, что случится после. Такие дни выпадают нечасто, горящей кометой пронзают серое марево пустых, бессмысленных лет — но когда они приходят, требуется не отступать и совершить все, что попросит судьба. Такой день, знала Айна Айтверн, настал и сегодня — и ей следовало не оплошать.
Одна-единственная мысль неотступно билась в висках.
«Я предаю брата. Предаю короля. Предаю Иберлен». Не такой судьбы для себя она ждала. Не такие поступки совершать мечтала — но судьба пришла и схватила ее за горло, как неволила на переломах эпох всех мужчин и женщин из дома Айтвернов. Прежде именно Айтверны определяли судьбу Иберлена. Много раз Драконьи Владыки могли предъявить права на Серебряный Трон и не делали этого. Может быть, такое время наконец пришло? Ведь основавших эту страну Карданов действительно больше нет.
«Когда все это только начиналось, я призывала Артура оставить Гайвена и отдать трон Гледерику. Либо занять его самому. Сделать это, чтобы закончить войну. Война закончена — но сегодня я начинаю ее снова. Будь отец жив, он бы проклял меня — но я прокляла его раньше».
Айну одолевали тревога и страх — но тревожно и страшно ей было все последние пять месяцев, практически каждый день, и потому девушка немного привыкла и даже как-то приспособилась. Нельзя было показать волнения солдатам и слугам. Она не знала, до какой степени может положиться на них, не приставлены ли в особняк шпионы — неважно, чьи именно.
Лорд Рейсворт не проявлял даже тени сомнений. Вел себя уверенно, рассуждал об успехе спланированного им переворота, как о деле решенном. Айна, накануне опять приглашенная к нему домой, сидела напротив, смотрела на родича и молчала. В этот раз она почти не пила — вкус вина вдруг сделался ей противен. К еде не притрагивалась тоже. Иногда отворачивала голову, глядела в огонь.
— Ты сомневаешься, — сказал дядя мягко, дотронувшись пальцами до ее щеки. Жест этот, непрошено ласковый, едва не заставил девушку отдернуться. С ней давно уже никто не был добр — но от этой доброты так и хотелось бежать без оглядки. Любая доброта казалась сейчас Айне омерзительно лживой.
— Я сомневалась с самого начала. И все же я участвую в этом.
— Клянусь нашим родом, тебе не придется об этом жалеть.
Айна подняла голову.
— Я помню, — сказала она, — как вы сидели с Артуром на берегу моря. В то лето вы не отлучались из Малериона ни на день. Каждый вечер, выслушав бейлифов и разослав письма в графства, вы приходили с ним под тень Драконьей Скалы и садились на камнях у песка. Рассказывали ему истории, он слушал во все глаза. Я тоже порой приходила, садилась рядом. Вы не замечали меня, только его. Ерошили ему волосы, хлопали по плечу. Он все просил «дядя Роальд, дядя Роальд, расскажите еще сказку». Это вы набили Артуру голову этим рыцарским вздором. Отец никогда не был с ним рядом, только вы. Вы и виноваты. Вы не любите Лейвиса, вы хотели воспитать из Артура такого сына, которого вам не хватало. Воспитали. Довольны?