Хроники империи, или История одного императора
Шрифт:
— Я не помню этого, — по его лицу было видно, что он не расстроен и не испуган, а только опечален. — И много подобных опусов вы нашли?
— Не очень, но все они весьма оригинальны. Если бы император прочел это, — хихикнула Илис, — он бы десять раз подумал, прежде чем отдавать приказ о вашем аресте.
— Вы издеваетесь, Илис?
— Как вы могли такое подумать?! В самом деле, он бы сразу понял, что до сих пор не ценил вас… как собеседника.
— Вы лучше меня можете судить, но все же он немного потерял в моем лице. Да и я не горю желанием вступить с ним в беседу… — он запнулся. — Илис, что с вами?..
Илис,
— Ничего, — встряхнулась она, когда вопрос Рувато — с некоторой задержкой — достиг ее сознания. — Просто задумалась. Знаете что, Рувато, а дайте мне еще что-нибудь почитать?
По истечении двух недель Илис решила, что уже загостилась, пора и честь знать. И дело было вовсе не в том, что ей надоел и наскучил Рувато. Общение с ним не могло надоесть. Над его настроением, казалось, не были властны никакие обстоятельства, и с ним всегда было легко и приятно; его общество стало еще притягательнее, когда он перестал, наконец, говорить про политику. Иногда, впрочем, в голову Илис приходила мысль, что он всего лишь притворяется, что не может у человека в его обстоятельствах быть на душе так легко и светло, как демонстрирует он; но даже если и так, то притворялся он виртуозно.
Итак, общество Рувато не наскучило ей, напротив, она рисковала излишне сильно привязаться, как привязалась в свое время к Бардену. А рвать крепкие нити привязанностей, как она убедилась, неприятно и даже болезненно. Ей не хотелось доставлять неудобства ни себе, ни другим. Поэтому она назначила себе день отъезда — не слишком отдаленный, — и накануне пришла к Рувато в его «кабинет» сообщить о своем решении. Он немедленно отложил перо, встал и усадил ее в свое кресло, а сам пристроился на краю стола. Раньше такой привычки за ним не водилось. Похоже, он незаметно для себя перенял ее от Илис.
— Вы уезжаете? — выслушав гостью, он, кажется, только удивился, но не огорчился. Тем лучше, подумала Илис. — Уже? Я надеялся, вы погостите подольше.
— Нет, не смею больше надоедать вам, — отозвалась Илис.
— Вы же знаете, что не можете надоесть. Я никогда не устану от вас.
— Это простая формула вежливости…
— Вы не верите в мою искренность? — серьезно спросил Рувато и наклонился к ней.
Но Илис не хотелось вступать с ним в спор или затевать состязание в светской учтивости, из которого она все равно не вышла бы победительницей. И она сказала решительно:
— Как бы то ни было, я не могу больше оставаться тут.
— Почему?
— Потому что меня ищут.
— Меня тоже, — возразил Рувато. — Однако же, вы сами сказали, что мой дом — укромное, тихое место, его непросто обнаружить. Здесь вы можете оставаться и прятаться, сколько вам угодно.
— Нет, я уже убедилась, насколько опасно сидеть на одном месте, каким бы укромным оно ни казалось, если только у тебя нет сильного покровителя.
— Да, — сказал Рувато и закусил губу. — В покровители я, конечно, не
гожусь… Но мне так не хочется отпускать вас, Илис!.. За те три недели, что вы жили здесь, я бы охотно отдал лет десять своей жизни.— Кхм… — смутилась Илис. — Не выдумывайте. Вы заговорили прямо как рыцарь из романтической поэмы, только вот я на даму сердца совсем не похожа.
— Да, вероятно, я говорю как дурак, — согласился Рувато, — но стоит мне подумать, что в следующий раз я увижу вас, может быть, еще только через два года… — он не договорил и умолк, сдвинув брови.
— Может быть, и раньше, — утешила его Илис. — Смотря с какой скоростью перемещаться по материку, а то, глядишь, снова забреду в ваши края уже через год.
— Через год!..
Судя по всему, он был серьезно опечален. Такого напряженного выражения лица Илис еще не приходилось у него видеть, разве только во время его «приступов». И если насчет его обычной манеры держаться у Илис оставались сомнения, то сейчас никаких сомнений не возникало: он не играл и не притворялся. Его лицо померкло; озарявший его изнутри свет умер. Если бы Илис умела читать мысли, она легко поняла бы, что сейчас он думает о длинной веренице одиноких бессмысленных лет, которые ему предстоит прожить в пустом доме, в чужой стране. Но Илис мыслей читать не умела, и ей оставалось только догадываться.
— Послушайте! — воскликнула она обрадовано; гениальная мысль пришла ей в голову. — А что вы будете сидеть здесь отшельником? Так и зачахнуть недолго! Поедемте лучше вместе!
— Куда? — удивленно спросил Рувато.
— Да не все ли равно? Куда-нибудь. Мало ли городов на свете. Вы бывали в Лигии и Бергонте? Можно поехать туда, там до середины октября будет продолжаться лето!
— Вы предлагаете путешествовать вместе? Но это невозможно, Илис.
— Почему это? — с вызовом спросила Илис.
— На то имеется множество причин.
— Назовите хоть одну.
— Извольте: мы с вами не брат с сестрой и не супруги, а в дороге бывают различные ситуации, когда…
— Чушь! — невежливо перебила его Илис. — Я целый год разъезжала в компании двух парней, ни один из которых не приходился мне ни братом, ни мужем. И, как видите, ничего со мной не сталось.
На это Рувато ничего не ответил, но посмотрел на нее так, что она поняла: то, что ей представляется ерундой, для него является серьезным препятствием. Какое ему придется сделать над собой усилие, чтобы переломить принципы и убеждения, чтобы сломать самого себя, было ведомо только Двенадцати. Впрочем, ведь выносил он как-то присутствие в своем доме женщины-не-родственницы! Правда и то, что ему не приходилось спать с ней в одной постели и все такое прочее — а в дороге чего только ни случается.
— Жаль! — вздохнула Илис. — Я лично всегда рада компании. А вам нужно бороться с вашими предрассудками.
— Может быть, — кротко согласился Рувато и добавил: — Но есть и другие причины. И одна из них та, что я не хочу стать для вас бременем и помехой в пути.
— Вы это о чем? — озадачилась Илис.
— О том… Вы видели, что со мной случается временами, а ведь бывает и хуже. Что бы вы стали делать, если бы болезнь настигла меня в дороге?
— Переждала бы, и все дела, — ответила Илис без запинки. — Мне, вообще-то, и с тяжелоранеными приходилось иметь дело.