Хроники Кадуола

Нужно подчеркнуть, что в замке собрался весь клан, двадцать семь человек. Многие прилетели по этому случаю с других планет. Патриарх, Мирдаль Стронси, жил на ферме с супругой Глаидой, дряхлой старшей сестрой, двумя сыновьями, Сезаром и Камю, и многочисленными внуками.

Устраивалось веселое празднество. Стронси, вообще, были старомодные, но жизнерадостные люди — им нравились традиционные торжества, и раньше они уже несколько раз ездили в замок Бэйнси с той же целью. Но в этот раз случился чудовищный шторм — волны достигли такой высоты, что стали разбиваться непосредственно о стены замка. Участникам пиршества некуда было бежать; они с ужасом видели, как рушилась каменная стена и море с ревом прорывалось в образовавшуюся брешь. А потом все было кончено.

Когда из замка Бэйнси перестали отвечать на вызовы с ранчо Стронси, мы встревожились и вылетели на север, чтобы выяснить, что случилось. Мы обнаружили развалины и разбросанные трупы — некоторые тела водяные уже утащили на Разлив. Часть погибших так и не удалось найти. Мы вызвали полицию и скорую помощь — что еще можно было сделать? Все стали возвращаться, я тоже махнул рукой и решил улететь. Но как только я поднялся в воздух, меня потянуло назад, к Разливу. Меня что-то беспокоило, какая-то навязчивая неуверенность. Я пытался избавиться от этого ощущения, приводя самому себе разумные доводы, но в конце концов развернул машину и вернулся к замку один. Дело шло к вечеру, шторм давно кончился, и на Разливе было очень тихо. Прекрасно помню эту сцену, — Бардьюс немного помолчал, потом продолжил. — На западе солнце выглянуло в разрыв между тучами и залило влажные пустоши красноватым светом — на блестящих черных камнях он казался вишневым. Миллионы луж вспыхивали миллионами отблесков, и в этом зареве водяных почти невозможно было разглядеть. Я подошел ближе к развалинам и смотрел по сторонам. Мне показалось, что я слышу, как кто-то меня зовет едва слышным, слабым голоском. Сначала я думал, что это проделки водяных, но двинулся в направлении голоса и через некоторое время заметил под грудой камней лоскуток одежды. Это была маленькая девочка, ее завалило камнями. Она пролежала там две ночи в обществе водяных, шнырявших вокруг, совавших палки между камнями и пытавшихся к ней протиснуться.

Короче говоря — хотя на это ушло много времени — мне удалось ее вытащить, полумертвую девочку лет семи. Я ее помнил по фотографиям семьи, это была Фелиция Стронси; вся ее родня погибла, только ей удалось пережить катастрофу.

Заботиться о ней было некому. Распорядители имущества семьи жили далеко, на другой планете, причем никто еще ничего не организовал, и процесс назначения опекуна занял бы много месяцев. Я не доверял Ассоциации торговых агентов; она тогда занимала — и все еще занимает — враждебную позицию по отношению к семье Стронси. В конце концов я взял девочку под свою опеку, намереваясь найти ей подходящих приемных родителей. Но время шло, и я ничего не делал для того, чтобы кому-нибудь ее передать: у меня не было детей, и мне нравилось ее присутствие.

Фелиция была странное маленькое существо. Сначала она не могла говорить — просто сидела и смотрела на меня большими глазами, наморщив лоб и поджав губы. Мало-помалу ей удалось преодолеть шок, но она практически забыла все прошлое — помнила только, что ее называли «Флиц»».

Бардьюс прервался и вызвал горничную Несту. Та принесла большую групповую фотографию клана Стронси — Глоуэн и Чилке ее уже видели. Серьезная светловолосая девочка, по-турецки сидевшая на нижней ступени лестницы, была Фелиция Стронси.

Бардьюс продолжал рассказ. Он привык к девочке, и в конечном счете распорядители имущества семьи Стронси назначили его опекуном. Он дал ей такое образование, какое считал бы подходящим для своего сына, сосредоточив внимание на строительстве, технологии и математике, но не забывая также о музыке, эстетическом восприятии и других навыках, ценившихся в цивилизованном обществе.

Флиц развивалась более или менее нормально. Когда ей исполнилось четырнадцать лет, Бардьюс устроил ее в частную школу на Древней Земле, где она провела два года. Флиц оставалась худосочной и бледной, но выгодно отличалась от многих сверстниц синими, как морская вода, глазами, глянцевыми волосами и тонкими чертами лица. Преподаватели считали ее достаточно прилежной, хотя и необычно замкнутой ученицей.

По окончании второго года обучения Флиц заявила, что не вернется в школу осенью. «Даже так! — воскликнула директриса. — И почему же нет?» Флиц объяснила, что она просто-напросто хотела вернуться к прежней жизни — летать из одного конца Ойкумены в другой с Левином Бардьюсом по делам его строительной компании. Возражения были бесполезны; «благопристойность» и «приличия» оставались для нее пустыми словами. Флиц вернулась к Бардьюсу, и он приветствовал ее без критических замечаний.

Флиц удалось пережить подростковый возраст без травматических переживаний. Время от времени она начинала интересоваться тем или иным решительным молодым человеком крепкого телосложения, как правило из числа строителей, работавших на компанию «ЛБ». Бардьюс не вмешивался— Флиц могла делать все, что ей придет в голову.

Флиц никогда не любила заниматься чем-нибудь слишком долго или слишком сосредоточенно. К сожалению соискателей ее расположения, она не могла не сравнивать их с Бардьюсом, и редко у нее возникали сомнения в том, кто выигрывал от такого сравнения. Люди, незнакомые с ситуацией, подозревали, что Флиц стала любовницей Бардьюса. Флиц знала об этих сплетнях, но они ее не беспокоили. На всем протяжении ее жизни Левин Бардьюс был не более чем заботливым и осторожным опекуном; в его обществе она чувствовала себя в безопасности.

Воспоминания о раннем детстве заслонялись в ее памяти катастрофой в замке Бэйнси. Она смутно помнила патриарха Мирдаля Стронси и своих братьев, но всякое представление об отце и матери стерлось бесследно. В один прекрасный день Бардьюс упомянул о том, что, будучи Фелицией Стронси, она была единственной наследницей обширного поместья — ранчо Стронси — и что, возможно, для нее настало время познакомиться с этим поместьем и решить, что она собирается с ним делать.

Это предложение не вызвало у Флиц никакого энтузиазма — все, что было связано с ранним детством, пробуждало в ней недоверие и опасения. На ферме Стронси поселился управляющий, Альхорин. Привыкший к тому, чтобы рассматривать усадьбу Стронси как свой собственный дом, он не был рад неожиданному появлению новой хозяйки. По его мнению оно, как минимум, беспричинно нарушало заведенный порядок вещей.

Вопреки ожиданиям Флиц, ранчо Стронси не произвело на нее пугающего впечатления; она даже занялась планированием обновления интерьеров громадной старой усадьбы. Она не хотела, однако, заходить в спальню, где когда-то проводила ночи семилетняя Фелиция и где ничто не изменилось со дня катастрофы. Флиц не могла заставить себя взглянуть на игрушки и книжки маленькой девочки, не подозревавшей о безжалостном ударе, уготовленном ей судьбой. Флиц закрыла дверь этой спальни на замок. Она обещала себе как-нибудь нанять бригаду ремонтников и декораторов, чтобы перевернуть все вверх дном в старом доме, но для этого еще не настало время. Ей нужно было о многом подумать, принять множество решений, представить себе какое-то определенное будущее.

Просмотрев финансовые отчеты управляющего, Бардьюс нашел множество упущений и несоответствий. Альхорин оформлял заказы на поставку материалов, никаких следов использования которых на территории ранчо не наблюдалось. Альхорин подписывал векселя, оплачивавшие работы, которые не только не выполнялись до конца, но даже не начинались.

Альхорин готов был многословно обосновывать свои действия десятками различных причин, но Бардьюс оборвал его: «Обсуждать здесь нечего. Совершенно ясно, что вы доили вымя доверительного фонда, схватившись за все четыре соска. Я хотел бы узнать у вас только одно: каким образом вы намерены возместить потери?»

«Это невозможно!» — воскликнул Альхорин и пустился в запутанные объяснения.

Бардьюс отказался его выслушивать и поступил с расхитителем по справедливости, но не слишком сурово. Отныне Альхорин должен был жить в коттедже управляющего, как в старые добрые времена. Кроме того, он обязан был проследить за тем, чтобы материалы, якобы заказанные им за счет имения, были действительно доставлены, а работы, оплаченные им из кармана семьи Стронси, были действительно выполнены. Каким образом Альхорин добудет деньги, необходимые для соблюдения этих условий, зависело исключительно от самого управляющего — эти деньги, как следовало из учетных записей, существовали.