Хроники Ледяного Королевства
Шрифт:
— Дверь открывается в другую сторону.
Де зон пошел навстречу, не смутившись, высказывал честное и глубоко нецензурное мнение о неправильных дверях, о тех, кто эти двери ставит и о тех, кто таких идиотов рожает. И только после этого соизволил занять свободное место за общим столом, — несколько тренеров помладше, как можно незаметнее, отодвинулись подальше. Двое мужиков с полными кружками пива напротив, перебрасываясь сальными шуточками — а по-другому они и не шутили —, не обратив внимания, Кичум прошел мимо, оставив неизгладимый след на только что вымытом полу, подошвы его кроссовок были страшно испачканы, сбросили свою ношу на ближайшую скамью, о чём-то ругаясь и толкая друг друга снова и снова, прошли мимо две девчонки, и уже на пороге кто-то из них как бы между прочим сказал:
— Этот мой!..
Когда закрылась дверь, с лёгкой грустью Уэйн подумал, что сейчас он не против был выпить. Опять… Пускай и совсем немного, пять — шесть стопок хорошего коньяка, или на худой конец, бутылку пива.
— Уэйн!
Услышав своё имя, юноша поднял тяжёлый взгляд. Тренер явно надеялся, что его здесь никто не побеспокоит, а потому не обрадовался появлению Венки, своего старого друга.
— Отдыхаешь? — медовый голос прозвучал над ухом, — уроженец архипелага навис над ним. Он был как клинок — тонкий и подтянутый, готовый в любую минуту сорваться в стремительный полёт. Длинные каштановые волосы были стянуты в тугую косу и обвязаны шнурком, чёлка пострижена неровно — явно просто отмахнули кинжалом. Зелёные глаза метали молнии. Де зон мотнул головой, хмуро ответил сквозь зубы, не без вызова:
— Отдыхаю! — Венки уже достаточно давно был знаком со слугой башни Гнева, чтобы знать: такой голосок означал только ярость.
— Перед служением свету сил набираешься? — съязвил парень, садясь рядом и закидывая ноги в грязных сапогах на стол. Отпил из услужливо поднесённого бокала. — Если ты думаешь, что у света тебя примут после того, что ты им сделал, то ты ошибаешься.
Де Зон поджал губы. Помолчал.
— И что мне делать? Я просто хочу освятить, отчистить чертов кинжал, — юноша быстрым движением вынул даго из сапога и с силой, от души метнул. Бородатый тангар отшатнулся. Клинок вошёл в мишень почти по самую рукоять.
— А что теперь делать? — хмыкнул Венки. — Можешь отречься от тьмы и, когда свет в очередной раз отречётся от тебя, стать серостью, ничем. А можешь выбросить из головы все глупости и остаться верным хотя бы себе.
Шуму в трактире прибавилось. Кое-как попав в проём — первые два раза встреча с дверным косяком не заставила себя ждать — в помещение ввалился местный выпивоха и дебошир, Митек. Его не менее захмелевший товарищ был задержан местным вышибалой за попытку провести в «городьбу» своего старого, плешивого и уже привыкшего ко всему Рабидаш. Пока вышибала со скучающим видом макал неудачливого мужичонку в бочку с водой, Митек пытался шумно и немного неразборчиво — язык заплетался — усовестить хохочущих посетителей. Уэйн недовольно скользнул по нему взглядом.
— Светлые очень любят пафосные прощания, — несколько секунд спустя заявил Венки, отгоняя неловкое молчание. — Зачем тебе в белую крепость? Чтобы потом всю жизнь ощущать на себе косые взгляды? — презрительно скривился. — Ты всё равно уже ничего не изменишь. Хотя ты можешь попытаться. Только пеняй на себя, если когда-нибудь нам придётся сойтись на поле боя. И вообще… Заклинателей подобного рода ты сможешь встретить и среди тёмных, а вот друзей среди светлых точно не найдёшь, — видя сомнение друга, привел он последний аргумент.
Де Зон фыркнул:
— Торерос заявил мне то же самое, — вздохнул, и лицо тут же перекосило от ударившей в грудь и рёбра боли. В последнем сражении на Вершине Колдурстра он, несмотря на предостережения, вступил в неравный бой с двумя вампирами. С болью пришла и ярость, как часто бывало у него из-за способности берсерка. Венки тем временем вытащил из мишени клинок и вернулся с ним обратно. Кинжал, вращающийся в его ловких руках, на мгновение замер и снова закрутился, отполированная сталь отбрасывала блики огня, томящегося в тесном плене камина.
— Он без вести пропал, — бесцветным голосом ответил тренер. — Он вернётся. Когда-нибудь. Наверное.
— Вот Черт!.. Обещал же, что дождется тебя!
— Нашел какого-нибудь дракона и душит его прямо сейчас, — улыбнулся де Зон. Венки помог другу встать и увлек к выходу из таверны. Шум и пьяное веселье остались позади. Холодный вечерний воздух освежал голову, путь предстоял неблизкий, Рабидаш нетерпеливо грыз узду, его хозяин, совершенно без сознания спал на крыльце, согреваясь пламенем своего питомца…
Мы всегда желаем не задумываться о последствиях… Стоит опасаться своих желаний, вдруг они исполнятся, и твоя сказка станет твоим ночным кошмаром, от которого не убежать. Как спастись от правды, как убежать от реальности, куда бежать? Как вернуть все назад? Чувствуем как воздух сгущается и давит все сильнее с каждой секундой. Словно небо вмиг обрушилось, и стало нечем дышать… Эш знал, тот теперь не отпустит, в голове билась мысль, заставляющая двигаться, хотя силы покидали его невероятно стремительно. Лучше смерть, чем такая жизнь, он уже сделал выбор, продолжая грести к спасительной точке на горизонте, опоздал… Сил нет, воздуха не хватает, словно погрузился с головой под воду… воздух в легких сгорает с молниеносной силой, а руки и ноги отказываются шевелиться…
неужели это и правда конец?.. Кичум бросил слепой взгляд на тумбочку, — библиотечная, недочитанная таки за ночь книжка лежала на месте…Предрассветное время было его любимым. Еще не появились солнечные лучи, но ты уже чувствуешь их приближение. На душе становится тепло и хочется танцевать, кружиться в танце и ни о чем не думать. Как будто невиданная сила тянет пуститься в пляс. Кичум уже давно не ощущал ничего подобного, в холодном сердце сохранилась лишь преданная верность этому времени суток.
Он лежал на кровати и тупо пялился в потолок, сопротивляясь этой невиданной силе. Не хотелось создавать лишнего шума в невероятно тихом и умиротворенном доме. Казалось, можно пролежать так целую вечность и еще затем немного… Часа в три ночи устав бороться с бодрствованием встал и пошел в душ. Одевшись, лег на кровать, и так и лежит с тех пор, рассматривая потолок и обстановку в комнате. Меняющие форму и размеры, медленно ползущие по стенам тени деревьев. Шкаф, стоящий в углу и сначала находившийся во тьме, силуэтом напоминающий громаду Туранитара, теперь стал приобретать истинную форму. Стол, тумбочка, стул с набросанными на него вещами и торба, валяющаяся в другом углу, и все еще не разобранная. Все было каким-то не естественным. Появились первые лучи солнца, отражаясь в огромном зеркале напротив шкафа стали отбрасывать на него солнечных зайчиков, едва различимых даже в этой темной комнате. Эш никогда не понимал сам, почему он все время рвется куда-то в другие города. Сначала думал, что хочет посмотреть мир. Теперь начинало казаться, что он от кого-то бежит. Друзей, будучи менталом, не заведешь, а поэтому его друзьями стали книги. Только их и перевозил он с собой все время. Возможно они занимали много места и создавали небольшие проблемы при путешествии, но он просто не мог их бросить, словно они в самом деле были настоящими его друзьями. Тут свет от восходящего солнца достиг книжной полки, свисавшей чуть кривовато на стене. Миражи, Средние Века в Хоенне, Мифы Вольдарских Гор, Книга Тактик, История. Эпоха Дразантуса… Редко он находил новых друзей, все книги, за исключением «миражей», следовали за ним уже не первый год. Пикачу мирно спал на противоположном конце кровати, — совершенно недвижно и спокойно, хотя утренний сон известен за свою прозрачность. Кичум заставил свое затекшее от долгого лежания без движений тело подняться с кровати. Пробрался в ванную, еще раз почистил зубы, умылся, сбрил пушок на подбородке и намазавшись кремом вернулся в комнату. Зашагал к спящему покемону, с намерением толкнуть того в бок и разбудить… Боец проснулся сам, едва расстояние между тренером и кроватью стало измеряться сантиметрами, — ушки нервно задергались, он поднял сонный взгляд:
— Пошли. — сказал Кичум, развернулся и вышел в коридор, утопающий в белесом свете, по-утреннему яркого солнца. Он дождался, как покемон молнией выскочит за ним, захлопнул дверь, закрыл на ключ и зашагал вперед. Подол зеленой мантии, весьма коротковатой, от чего она напоминала скорее рыцарскую герольду, волнительно трепетала под давлением сильного сквозняка, — тренер и его ученик шагали в унисон, — начали спускаться в гостиную залу. В этот момент, входная дверь отворилась от пинка и грохнула о стену, впустив холод в странный дымный мир пива, брани и веселья. В помещении было тесновато и шумно, размалёванные девки в коротких передниках сновали между стойками, строя глазки посетителям и разнося заказы. Трактирщик, страшно похожий на большого важного анорита, деловито беседовал с кем-то у стойки. За дальним столиком несколько подозрительных личностей, низко склонив головы над каким-то пергаментом, шушукались с самым заговорщицким видом. На небольшом возвышении юлой крутилась деревянная танцовщица, компания тангаров под общий хохот метала ножи, пытаясь выбить хотя бы несколько очков. Один из карликов, вскочив на стол, чтобы быть замеченным, обличительно тыкал в мишень толстым коротким пальцем и, потрясая кудрявой бородой, в которой запутались крошки, кричал: «Она издевается! Вон, подмигивает, ехидная тварь!» и требовал ещё кружечку. У окна развесёлая шаманка зубоскалила с обаятельным парнем в красной рубахе. Парень явно терпел поражение за поражением в словесном поединке, отстреливаясь обворожительными улыбками и довольно банальными комплиментами. На середине трактира под ленивое треньканье лютни танцевала пара. Лихой одноглазый проходимец чересчур крепко прижимал к себе девушку, руки его блуждали по её спине, а где были руки скромно опустившей глаза красотки, лучше вообще не упоминать… Но вошедшего всё это не интересовало. Окинув всех пристальным взглядом, он целеустремлённо направился мимо общего стола у окна, бесцеремонно расталкивая посетителей. Самый смелый — или самый захмелевший? — попытался было тангар возмутиться, но красноречиво блеснувшая молния на щеках Пикачу, напрочь отбила желание проучить нахала. «Все эти люди… их жизни… их чувства… их эмоции… они вылеплены из пластилина в этом квадратном мире… Мерзость».
– думал про себя Кичум, сдерживая нарастающую тень ярости и гнева, — хладнокровность покоев храма Дигнатеру все еще была крепка в нем и помогала контролировать каждый пиксель сознания. Посетители уплетали завтрак, поглядывая друг на друга и как всегда молчали. Кичум отворил дверь и вышел на улицу.