Хроники любви: повесть и рассказы

За высокими стенами самого красивого дворца, вход в который обрамляют колонны, оканчивающиеся наверху капителями в форме цветка лотоса, поселяется Неф со своим супругом и домочадцами. В Храм Атона народ приносит дары — плоды урожая и множество цветов. А еще птиц в клетках, которых тут же выпускают на волю — в честь Бога Солнца. Новая вера приобретает всё большую популярность. Она доступна всем, она не требует материальных жертв. Скульпторы и резчики с воодушевлением украшают Храм, увековечивая на каменных стенах, внутренних и внешних, множество изображений Нефертити и Эхна-тона. Особенно много изображений молодой царицы. Прекрасная Неф трапезничает. Руководит казнями. Правит колесницей. Сидит рядом с супругом в окружении дочерей. На всех картинах сверху льются на божественную семью руки-лучи Атона — Солнечного Диска. На одной из рельефных настенных картин запечатлена семейная идиллия — Неф и Эхнатон повернули друг к другу головы и губами слились в поцелуе. Картинам, изображающим жизнь Неф, несть числа. Как нет предела любви народа к Прекрасной. Ее жестокие поступки в прошлом, и почти забыты.

Неф могла бы быть вполне счастлива осуществленными переменами. Но не чувствует она в своей душе ни счастья, ни умиротворения. Разочарования и обиды гложут ее. Только восторженные крики толпы, когда она появляется своему народу, несколько утешают. И льстят женскому сердцу те слова, которыми народ назвал свою царицу: Прекрасная Женщина Бога Солнца.

ГЛАВА 3. КОРОНА

НЕФ устала рожать. Она плачет по ночам. Ее ночи стали слишком часто одинокими. Все реже и реже Эхнатон посещает супружескую спальню. Ему надоело, что Неф рожает только дочерей. Шесть дочерей — ёе живот потерял нежную плоскость и некрасиво выпирает — приходится его затягивать под платьем широким полотном. Обвисла грудь, хотя она сама не кормила своих детей. Но, когда грудь сначала набухает от подступающего молока, а потом болит, стянутая тугими повязками — и так происходит шесть раз, разве останется что-либо от прежней красоты и упругости? А ее небольшие, но заметно оттопыренные уши, над которыми в прежние времена Эхнатон только подшучивал, стали его раздражать, но мода никак не позволяла их скрыть — уши и шея должны быть у знатной женщины открытыми, это простолюдинки могут носить волосы распущенными по плечам или завязанными кожаным шнурком на затылке. А волосы, кажется еще недавно такие густые и блестящие волосы! Как они поредели и потускнели — с горечью Неф смотрит на себя каждое утро в зеркало. Эти тяжелые плетеные парики, которые непременно надо надевать, прежде чем показаться придворным, не дают волосам свободно дышать, и голова к вечеру всегда начинает болеть. Даже легкий парик из желтых шелковых нитей стал ее в последнее время раздражать. Да, видимо, и ей придется сбрить волосы, как делают многие знатные дамы. Но парики ей все равно не хочется носить, надоело. Недавно она проснулась среди ночи, и поняла, что сделает, какой головной убор ей следует носить.

Наутро Неф пристально разглядывала в зеркале свое лицо. Не покрытое косметикой, оно порадовало ее молодой свежестью и теплым ровным румянцем на щеках. Нет-нет, ее красота еще не вся отдана беременностям и родам, еще не увяла. Пусть Эхнатон не приходит, она больше не станет плакать по ночам. Эти глаза, что в зеркале — они словно зеленый миндаль, разве не ими любуется Тутмес, когда она приходит к нему в мастерскую. Эти губы — разве не на них он смотрит с такой жаждой, что не в силах скрыть, и его руки дрожат, когда он подходит совсем близко поправить ей складки платья или слегка повернуть голову…

В последнее время Неф особенно стала чувствительна к его прикосновениям… От его взглядов и волнующихся рук у нее вчера горячая волна прокатилась по всему телу… И пусть Эхна-тон больше не приходит, все равно наследника родить ей, видно, не суждено, а дочерей уж хватит, достаточно. Пусть обнимает свою Кийу. А с этими шерстяными противными париками она уже знает, как поступить. Нет, она не наденет такую штуку, похожую на перевернутую бутылку, что на торжественных приемах любит водружать на голову Эхнатон. Она проявит свой собственный вкус. Пусть все удивятся. Она — НЕФЕРТИТИ — значит, всегда должна быть прекрасной.

Двор фараона готовился к приему важных иноземных гостей

— в последнее время многие страны хотели дружить с влиятельным и сильным Египтом и всячески соревновались между собой в стремлении угодить фараону, а особенно его супруге подношением дорогих подарков. Статуэтки, вазы, роскошные ткани и прекрасная посуда — всё это в изобилии преподносилось и всегда принималось царицей благосклонно. Из расшитых тонких тканей она сама придумывала себе наряды, из мягкой, искусно выделанной цветной кожи ей шили красивую обувь, и на каждом приеме Неф поражала гостей какой-нибудь новой выдумкой в своем богатом убранстве. И сейчас, когда важные гости уже расположились на отведенных им местах поблизости от двух, еще пустующих тронов, царицу тоже ждали с нетерпением — особенно придворные дамы — чем еще удивит Прекрасная?

Золотой полог поднялся, и она вошла. Вместе с Эхнатоном, но на него никто не смотрел. Громкий шепот прошел по гостям. Восклицания вырвались у присутствующих знатных дам, а за ними и вздохи зависти. Мало того, что в ушах царицы качались тяжелые блестящие серьги — Неф только-только ввела их в моду, и еще многие не привыкли и не умели носить это украшение, — на голову Прекрасной был надет не парик и не головной убор, как у фараона, а необычная корона! Совершенно новой формы — высокая, в форме слегка расширенного кверху конуса. Корона была украшена красной и синей шелковой тесьмой и драгоценными камнями — рубины и сапфиры сверкали, отражая солнечные лучи, льющиеся в открытые арочные проемы, а Неф медленно шла, глядя прямо перед собой и высоко подняв голову — казалось, она и корона — одно целое, казалось, она родилась с этой короной на голове. Кроме того, новое красное платье царицы было укорочено до самых колен, открывая всем взорам стройные ноги в сандалиях, ремешки их были украшены розовыми жемчужинками.

Вздох восхищения пронесся по залу. Если бы можно было, все дамы немедленно разбежались по домам, чтобы велеть своим мастерицам укоротить все платья и придумать головной убор, хотя бы чуть похожий на корону царицы. И еще научить своих рабынь так же густо и так же красиво подкрашивать им глаза зеленой тушью, как накрашены до самых висков глаза Прекрасной. А мужчины, подавив восхищение, перенесли свое внимание на Эхнатона, тот одарял гостей благожелательной улыбкой, но явно тяготился тем фурором, что неизменно умудрялась производить его супруга. Хотя в этот раз и он был поражен. Это короткое платье! А корона! Но Эхнатон никогда не указывал Неф, как следует одеваться, у нее свой вкус, и вкус, надо признаться, удивительный. И ведь эта корона так ей идет, просто необыкновенно! Может, навестить Неф сегодня, — промелькнуло полузабытое желание. Но нет, сегодня он уже пообещал Кийе. Она что-то хотела ему важное сказать. Кийа все же лучше прежних наложниц, с ней он и забыл всех, она красивее их, и она его очень любит.

Гости расселись за длинными столами, уставленными разными яствами, за отдельный стол сели Эхнатон с супругой. Эхна-тон с жадностью набросился на еду, а Неф задумчиво водила золотой двухзубовой вилочкой вокруг тарелки и ничего не ела. Она с нетерпением ждала окончания пиршества, чтобы распрощаться с гостями и удалиться. Как ни льстило ей всеобщее восхищение, она стремилась отсюда в другое место… туда, по лестнице вниз и вниз, восхищение, что ожидало ее там, было ей дороже всего сейчас.

ГЛАВА 4. ЛЮБОВЬ

НЕФ осторожно спускалась по лестнице, тускло освещенной лишь парой масляных светильников на стенах и слабым светом, падающим сверху, от входа. На мгновение этот свет померк, будто кто-то его застил, Неф быстро оглянулась — никого. Но стало немного тревожно. Если Эхнатон послал кого-то следить за ней, то… Ну так что? Разве она, царица, не вправе посещать места, какие ей угодно? Скульптор создает ее портрет, и она должна хоть иногда позировать ему. Тутмес — несчастный жалкий раб, пусть и талантливый, о чем тут можно говорить, в чем подозревать? Смешно. Но по телу пробежал озноб. Неф знала, как муж умеет гневаться. И как предан ему Азир. Он всегда смотрит на своего царя рабскими глазами, а на нее, царицу — жадными и сладкими до отвращения. Она запомнила его взгляды, когда еще только попала во дворец, совсем девочкой, и Азир тогда был молод и горячего нрава, и сластолюбив чрезмерно, он даже имел, с разрешения старого фараона, собственный гарем из четырех наложниц. Ну, нрав его не изменился, только гарема не стало, Эхнатон запретил. Разрешил иметь только одну наложницу, Сару. Она любит Азира до безумия, убить за него может, не задумается. А он… его черные мрачные и стерегущие глаза всюду следят за ней, за царицей! — негде укрыться от них.

Неф открыла протяжно скрипнувшую деревянную дверь и вошла в мастерскую. В просторном помещении было светло от многочисленных светильников, расставленных вдоль стен, но пусто, если не считать разной величины статуй, бюстов и барельефов, но их не так уж много — всё, что Тутмос изготовлял, тут же отдавалось заказчикам, произведения скульптора пользовались у знати успехом. Неф оглянулась — нет ни Тутмеса, ни Сида — мальчика-подмастерья, наверно, они еще в трапезной для слуг.

Неф обошла помещение… Вот эту небольшую головку он уже почти закончил, даже длинная серьга из синего стекла висит в одном ухе, а вторая лежит рядом, на подставке. А этот бюстик только недавно начат, но она уже себя узнает… Неф улыбнулась. «Я хочу лепить лишь тебя, тебя одну…». Ему кажется, что статуэтки и бюстики Прекрасной принадлежат только ему и еще ей, и очень страдает, когда что-то забирает себе Эхнатон или кто-нибудь из их дочерей. А то и важным гостям приглянется и унесут.

— Неф… — услышала она тихий возглас и обернулась. Тутмес смотрел на нее сбоку, замерев, с изумлением на лице, словно видел ее впервые.

— Вот такую… вот такую, в этой короне, я тебя вылеплю… сейчас… немедленно… Ты не снимешь ее, ты никогда не снимешь ее, я прошу… никогда… — бормотал он, придвигаясь ближе. «Ну да, я в ней спать буду, всегда!» — рассмеялась Неф и ее счастливый смех рассыпался звонкими хрусталиками по мастерской. Она быстрым движением сняла убор и положила возле бюстика с серьгой. Тутмес молча взял корону и надел ее на каменную головку, корона пришлась впору. Неф наблюдала за ним, улыбаясь, но и немного злясь. Конечно, она царица, и он не посмеет первый… но как же вчерашние слова, полные намеков, и страстное быстрое прикосновение — всего лишь одно, будто случайно скользнувшее по ее плечу, почти у самой шеи, она потом полночи не спала… Ей представлялась его рука с длинными сильными пальцами, пальцы медленно спускаются с ее шеи ниже, ниже… и Неф переворачивалась на жаркой постели — до самого того момента, когда она все-таки уснула и во сне всё и произошло, тело с дрожью сотряслось, из горячих губ вырвался сладкий стон, пот выступил на лбу, она сквозь сон вытерла лоб шелковой простыней и, ослабевшая, провалилась в темное небытие.