Хроники Любви

— Лиза, нет! Лиза, она не могла такое сказать! Я ведь замужем…

— Почему же… это было бы в твоем духе. Ты помнишь, ее бросил предыдущий поклонник, Левушка — она его так называла. Лола ведь замуж за него хотела, предложения ждала… А ты… Лола мне все рассказала! Она видела, как вы обнимались на балконе!

— Да это ведь по-приятельски!

— Лола тоже так думала сначала… Но Левушка-то ушел от нее. А она потом вас встретила вместе в магазине…

— Это случайно было… Не могут разве два посторонних человека одновременно зайти в магазин?

— Могут-могут. У тебя на всё есть объяснение. Ну ладно, к чему эти разборки, я спешу…

Лиза собрала в своей комнате вещи и ушла, так и не посмотрев как следует на Мону. Она только передала папе привет и сказала, что позвонит.

Мона осталась расстроенная. Дети безжалостны независимо от возраста. Когда они маленькие, они искренне ощущают себя пупом всего мира, что их окружает. Не считаются ни с кем, потому что не умеют. Когда вырастают… в сущности, ничего и не меняется. Только «не умеют» заменяется словом «не желают». И они так и будут жить, считая себя пупами и центрами, пока их собственные детки не отнимут у них эти чудные понятия.

Эти неутешительные мысли испортили настроение. Не так, чтобы слишком. Признаться, ей даже польстили высказывания Лизы. Ну да, она нравится, всегда нравилась многим. Насчет Лизиных мальчиков — ха, под тридцать этим мальчикам — ну просто смешно. Кавалеров у Лолы она точно не отбивала. Во всяком случае, сознательно. А теперь Лолка, значит, испугалась… своей помолодевшей подруги. Действительно, лицо стало и вправду новеньким. Черты те же, но насколько всё лучше! Четкий контур, как в молодости, шея гладенькая. Синяки еще не совсем отошли, но доктор сказал, еще дней десять, и они рассосутся, следа не останется.

Чтобы не потерять новое мироощущение, Мона решила, что две недели прошло и надо Лолке позвонить! Мона так и подумала — «мироощущение», она ощущала себя сейчас среди мира совсем по-другому: она словно на двадцать лет назад вернулась, мир заиграл свежими красками, захотелось новизны, каких-то перемен и приключений, радостные чувства переполняли ее, и тягостное впечатление от разговора с Лизой отступило, почти растаяло. В сущности, это всего лишь измышления неопытной девушки, она скоро успокоится и пересмотрит свои глупости. И Лолка никуда не денется, откликнется на призыв и прибежит, не утерпит поглядеть на «новую» подругу.

Но Лолку найти не удалось. Лолка работала в модельном агентстве, не моделью, конечно, а так: полу-секретарь, полузаместитель по кастингу и по организации показов, одним словом — на подхвате. А большей частью сидела на телефоне. Сейчас телефон не откликался. Может, все на очередной показ ушли. Или еще что-то.

Пришлось звонить на домашний. Лолкина мама — худая и высокая, с тонким девичьим голосом, очень гордящаяся своей сохраненной многими усилиями фигурой, Мону почему-то не жаловала. И сейчас она сухо, но как-то путано стала объяснять Моне, что Лолочка, скорее всего, на показе, или в командировке по закупке аксессуаров… нет, наверно на показе… где происходит?.. она не в курсе, кроме того, Лолочка никаких указаний насчет того, чтобы давать кому-то сведения о ней, не оставляла, даже наоборот…

Вот-вот, «даже наоборот». Всё ясно. Никому ничего не говорить, даже Моне. Или — тем более Моне. Именно Моне ничего не говорить. А то Мона дозвонится, хуже того, найдет местоположение, приедет, скоренько отобьет поклонника очередного, умыкнет дружочка, и между собой и своим муженьком под бочок приложит.

Мону переполняли злость и обида. На дочь, на глупую Лол-ку. Еще Виталий запропастился непонятно куда, и не звонит, а уже конец дня… Мона посмотрела на часы — какой конец, уже скоро спать. Она подошла к зеркалу и опять стала себя рассматривать. Осталось чуть больше недели до выхода на работу — пришлось взять внеочередной отпуск, разумеется неоплачиваемый, очень интересно, как ее встретят. Скажут: ну и здорово ты выглядишь, или вообще ничего не заметят? Ну да, как же! Сотрудница отсутствует три недели, притом без объяснений, она или на Канарах отдыхает, или… вот в это второе «или» можно вложить что угодно. Как фантазия позволит. Так где же Виталий?.. То ли опять греть ужин, то ли… Утром он что-то долго собирался, копошился в ванной, ушел со своей полудорожной сумкой, которую берет редко. Может, он что-то говорил ей, а она не прислушалась?.. Может быть, и у него командировка…

Ну, наконец-то звонит… А может, это Лолка, дорогая подружка? Мона бросилась к телефону, подняла трубку и сказала радостно-ожидающе: «Да! Алло?!» Трубка молчала, только потрескивала и едва слышно дышала. Наконец, раздался голос Виталия.

— Мона… — и опять тишина, дыхание, вздох.

— Ну, говори же! — поторопила его Мона. — Ты где?

— Это неважно. Важно другое… Ты извини, что я утром не сказал, но ты была так занята собой… Собственно, как всегда…

— Что-то я не понимаю… я ничего не понимаю… Ты упрекаешь меня, что…

— Да нет, не упрекаю… с этим я давно опоздал… — Мона словно воочию увидела, как Виталий скривился, она так хорошо изучила его интонации и его гримасы, но почему сейчас он так странно говорит, она не понимала. — В общем так, Мона… Я не приду ночевать. Я…

— Как это? — Мона не дала ему договорить, настолько она удивилась. — Что с тобой? Ты не в городе? А где же ты? Почему ты сегодня не придешь?..

— Сегодня и всегда, — чужим голосом произнес муж. — Я ушел от тебя. Ушел!

— Куда? — не поняла Мона.

— А вот это уже мое дело. Личное, — подчеркнул он голосом.

— Ты говоришь такими загадками…

И тут до нее дошло… Разумом она еще не поняла — как это возможно сразу понять, воспринять адекватно такое сообщение, но слухом Мона уже услышала. Виталий «ушел». Куда и зачем, пока непонятно. Или не «куда», а… Чушь!

Виталий будто услышал и сказал:

— Трудно поверить, да? А ты поверь.

— Ну, Витик… Хватит шутить. Куда ты ушел? Ты обиделся на меня? За что?

— Не за что, а почему. И я не обиделся. Долго объяснять. Да и не хочется… Мона!

— Что?

— Ну, ты там… У тебя будет всё хорошо. Ты такая красивая и молодая. Тебя все любят. Всё будет отлично, вот увидишь…

После паузы раздались гудки.

За сегодняшний день Мона дважды слышала про «личное дело». Сначала дочь, потом муж. Оба ушли. Лиза, хоть известно, куда, к кому. А Виталий? Неужели возможно, что он сегодня не придет ночевать? За двадцать шесть лет такого ни разу не случалось. Неужели у него появилась другая… вот это представляется возможным менее всего. «Или я круглая дура, или…»

Мона в тоске металась по квартире, ставшей вдруг слишком просторной. Мельком глянула в зеркало и отвернулась. Собственное лицо стало на миг неприятным и ненужным. «Если у него есть другая женщина, то… зачем он позволил мне делать операцию? Зачем деньги дал?.. Нет, я не могу этого понять, я не в силах. Лолка, Лолка, где ты?.. Ты мне так нужна сейчас, сию минуту…».

Мона давно не испытывала такой радости, почти счастья, когда после нескольких длинных гудков Лола откликнулась — знакомым, родным в эту минуту как никогда, слегка застуженным хриплым голосом.