Хроники Обетованного. Осиновая корона

Хотя это в людской природе. Не только король Хавальд, но и мастеровые и купцы Академии-столицы, вероятно, не поняли бы наместника, поселись он в обычном доме. В детстве Уну всегда всерьёз озадачивал вопрос: почему крестьяне Делга и Роуви должны жить в тесных деревянных домишках, а они - в гигантском Кинбралане? Неужели семья Тоури раньше была такой многолюдной?

"Конечно, - смеялась тётя Алисия в ответ на её расспросы.
– Когда-то здесь устраивались блистательные пиры, и гости к нашим предкам съезжались со всего северного Ти'арга. Иногда и не только северного - в низовьях Реки Забвения у них тоже были друзья. В хрониках Кинбралана сказано, что у нас охотно гостили и короли".

Говоря о предках, тётя Алисия всегда переходила с них на нас. Чувство крови вообще было очень сильно в ней - сильнее, чем в Уне. Возможно, поэтому она не замечала, что в хрониках Кинбралана содержалось много других, менее радостных подробностей.

В любом случае, при нелюдимости дедушки, болезни отца и склонности дяди Горо к хмельному, с каждым годом растущей, как ядовитый куст, Уне трудно было вообразить, что в их замке могла находиться толпа людей. Весёлых, в ярких одеждах, а порой - владеющих магией. Странно.

Уна отвлекалась на посторонние мысли, потому что перед входом под навес что-то в животе сжалось в противный комок. Глупо. Она не должна бояться. Лорду Альену и в кошмаре бы не привиделся страх перед кентаврами.

Может быть, у Инея это и означает "простить себя"? Всего-навсего перестать бояться, прекратить вечное напряжение, вечную внутреннюю войну?..

– Уна!
– воскликнул лорд Ривэн, как только она вошла. Как всегда, по-мальчишески упруго вскочил и улыбнулся.
– Наконец-то! Слава богам, с тобой всё в порядке.

После нападения на Лиса и откровенностей с Инеем Уна не была в этом уверена, но улыбнулась в ответ. Пожалуй, её паника днём и так оказалась слишком очевидной для лорда.

– Проходи, Уна, - тихо сказал Шун-Ди. Он сидел, скрестив ноги (всё же непросто избавиться от национальных привычек), у шерстяной скатерти, которую расстелили на притоптанной траве, и синяки у него под глазами напоминали плоды скорее драки, чем усталости.
– Мы с досточтимыми кентаврами пришли к соглашению.

Сам хозяин навеса, в компании ещё двух кентавров, стоял над скатертью, нетерпеливо помахивая хвостом. Шкуру Арунтая-Монта покрывала россыпь чёрных и белых пятен (день и ночь в устах растерзанного коронника, рассказы Лиса о барсе-убийце - проклятье, почему сейчас?..), густые брови срастались на переносице. Суровый и по-своему красивый, с окладистой курчавой бородой; а такие тонкие ноги впору изящному скаковому жеребцу южных пород. Уна поклонилась, слегка робея. Арунтай-Монт медленно кивнул и произнёс что-то на своём языке. Голос был низкий и звучный - такой низкий, что не услышишь и у самых басовитых людей-мужчин. Почти вой ветра в степи.

– Он приветствует Уну Тоури из Ти'арга, - перевёл Шун-Ди, разумно не разбрасываясь ни "королевством", ни "наместничеством".
– И рад, если ей пришлись по душе восточные степи Лэфлиенна.

– Заверяй, что да, - шепнул лорд Ривэн, шагнув к ней.
– Они все здесь помешаны на красотах Лэфлиенна. Если не заверишь - вида не покажут, но будут считать тебя неполноценной.

Уна кивнула, сдерживая нервный смешок.

– Скажи, что я в восторге от степи, от равнины Чар и холма Паакьярне. И благодарна за гостеприимство. Мне жаль, если своим приходом мы побеспокоили садалак.

Лорд Заэру оценивающе почесал кривоватый нос и пробормотал:

– Чересчур кратко. Но для первого раза сойдёт.

Арунтай молча выслушал ответ через Шун-Ди. Вороной кентавр слева от него - некрупный, с тёмно-голубыми глазами - изрёк:

– Сосны Паакьярне и южное побережье прекрасны, но они - лишь стенки ларца, таящего сокровища. Смотрите на наше небо, дышите нашим воздухом, ешьте нашу еду, пока можете, - он кивнул на скатерть, уставленную большими глиняными чашами; их доверху наполняли ягоды, орехи, творог и мелкие белые шарики, напоминающие сыр. В двух чашах по центру зеленели салат и какие-то поджаренные треугольные листья. На них лорд Ривэн косился с плохо скрываемым омерзением.

– Ибо нет в Обетованном более дивной, исцеляющей земли.

Шун-Ди переводил спокойно, но слегка удивлённо, лицо кентавра же сияло восхищением. Лис смеялся именно над этой любовью кентавров к своей земле, доходящей до исступления, словно любовь к женщине. А Уне теперь казалось, что ничего смешного в этом нет.

Арунтай улыбнулся одними глазами.

– Верголис-Линт - наш поэт и один из мудрейших братьев в садалаке, - перевёл Шун-Ди.
– Также представляю тебе, Уна из Ти'арга, звездочёта Паретия-Тунта.

Старый кентавр, днём отдавший приказ о носилках, угрюмо кивнул ей. Верголис-Линт открыл было рот, чтобы продолжить свою поэму в прозе, но почтительно умолк, когда вожак опять заговорил.

– Мы приносим извинения за случай с оборотнем и берём на себя ответственность за его лечение. Лурий-Гонт виновен и заслуживает строгого выговора, а также ряда внеочередных дел.

Дел. Сплести лишнюю корзину или пару верёвок? Попасти овец два дня подряд? Или (страшно подумать) провести торги с боуги? Ему, бедняге, наверняка придётся несладко.

Уна осознала, что всё ещё зла на юного вспыльчивого кентавра. Зла из-за Лиса. Это открытие не обрадовало её.

Шун-Ди смотрел на неё с немой просьбой о сдержанности. Даже обидно: всерьёз считает, что она способна перечеркнуть все его старания?.. Она ведь не Лис, чтобы сверкать здесь злопамятным шутовством.

– Я принимаю извинения и предлагаю забыть об этой неприятности, - с улыбкой сказала Уна, самой себе до отвращения напоминая мать.

Лорд Ривэн наклонился к скатерти и - якобы от скуки - выбрал себе два ореха покруглее. Один протянул Уне и быстро пробормотал:

– Есть кое-что ещё. Личные мотивы. Оборотни из местной части Леса растащили останки его старого отца. Арунтай сказал нам: тот умер несколько дней назад.

Растащили. Уна стиснула зубы и ощутила, как сияющее сознание Инея прикоснулось к ней с сочувствием.

– Ясно.

Голубоглазый Верголис выдал длинную, ритмичную фразу, на мгновение грустно повисшую в воздухе. Шун-Ди кашлянул и попытался перевести:

– Он говорит, что никому не под силу сохранять самообладание, когда мир... Не знаю толком, как это передать. Сломан? Вывихнут? Что боль и утрата любого толкают на безумные вещи.

Ещё бы. Это она знала, к сожалению, слишком хорошо. Когда землю выбивает из-под ног, когда рушатся все опоры - не так уж важно, заканчиваются эти ноги ступнями или копытами. Когда уходит кто-то, на ком держалось все.

Взгляд Верголиса-Линта теперь её настораживал. В блеске этого взгляда было не меньше безумия, чем у Маури Бессонника. А может, и больше, потому что оно не сглаживалось ложью и игрой.

– Спроси, в чём же, по его мнению, этот вывих.

– В восхождении Хаоса, - пресекая новую тираду, ответил Арунтай. Сказав это, Шун-Ди убито потёр костяшкой пальца своё клеймо.

– Мы уже обсудили это с ними, Уна. Судя по всему, за последние луны силы Хаоса укрепились и возросли. Его Цитадель никогда не была особенно сильна в Обетованном, но баланс снова кренится, как двадцать солнечных циклов назад. Так сказал Верголис.