Хроники особого отдела

***

Дверь, висящая на одной петле, громко и пронзительно вскрикнула, когда мужчины решили войти под старые своды. Снаружи храм выглядел ещё вполне живым, но внутри всё говорило о печати забвения и глубокой, безнадёжной, каменной нищете. Церковь была забыта, закрыта и вычеркнута из памяти строящей новую жизнь страны.

Под ногами скрипели песок и мелкая щебёнка, невесть каким образом проникшая в алтарную часть.

Илья дошёл до середины и остановился. От некогда мощного статного здания шёл запах смерти. Так пахло на старых кладбищах: сыро и пряно.

Ян же, не задумываясь о смысле бытия, зашёл куда-то за амвон и, недовольно бубня, начал что-то искать. Наконец, будто из-под земли послышалось грозное: «Ааа-пчхи!», и богатыря грубо позвали: «Ну, что стоишь-то, вороны давно разлетелись, иди сюда, принимай улов!»

Илья торопливо прошёл полукруглый выступ солеи и углубился за иконостас, который представлял собой ветхое сооружение, без признаков когда-то украшавших его икон. В углу, где-то за жертвенником, ближе к горнему месту, он увидел пыльную, почти серебряную в редких лучах попадающего через ветхую крышу солнышка голову начальства. И занималось оно уже привычно-непонятным для других делом. Ян сидел на корточках в какой-то яме, периодически выкидывая из неё ветхие куски гнилой доски, и отчаянно чихая.

– Давай сюда ведро, – скомандовал он.

Недоумевающий подчинённый, молча, протянул сей необходимый на рыбалке предмет, и в него, с глухим стуком и скрипом, начали падать... кости.

Там, в яме, под ногами у товарища полковника лежал скелет. Он был очень старым. Матовым светом, недобрым, жёлтым, блестел кусок черепа: нижняя челюсть и глазницы лба. Рёбер у остова почти не осталось, но, вылезая, Ян прихватил с собой ещё правую берцовую кость и левую ступню.

– Ну, вот! У нас новый жилец! – громко провозгласил он, и Илье на миг показалось, что старая церковь вздрогнула всем своим каменным телом от подобного святотатства.

Взяв ведро, и, отряхиваясь наподобие Мрака, Ян направился к выходу. Ярко светило послеполуденное солнце. Илья присмотрелся и увидел в дверях прозрачную фигуру мужчины с седой бородой, завернутого в серую мешковатую рваную тряпку. Он стоял босыми ногами на каменном полу притвора, загородив выход.

– Я епископ Магнезийский, мученик Харлампий, зачем вам мои кости? – услышал Илья. Звук отразился от стен и больно ударил в затылке.

Мир вокруг замер.

В воздухе повисло нечто неприятное опасное и злое.

– Да, ладно! Будет врать-то, – услышали присутствующие. – Епископ помер мучительно во времена Септимия Севера ста тринадцати лет отроду, да похоронен в Метеорах.

Фигура в проеме поникла и даже уменьшилась в размерах, став почти прозрачной.

Но Ян, улыбаясь, развёл руками и, взмахнув старой берцовой костью зажатой в руке, как дирижёр палочкой, жизнерадостно продолжил:

– Но и ты, Хранитель Тропаревский, тож хорош! Кажись, ты здесь три сотни годов, со времён Петра Кровавого? Храм-то строили, когда конец света ждали. Я тебя, Стрелец Харлампий, к себе на время хранителем зову, обещаю кости сберечь и слово даю, что церковь твою ПЕРВОЙ откроют после окончания гонений. А ты пока у нас хранителем от внезапной смерти без покаяния да покровителем домашних животных будешь... Соглашайся! Не зря же я в подпол лазил. Да и рыбалку ты сильно уважаешь, вон Илюха тебе и удилище в подарок волок...

***

Старые московские хроники указывают, что в селе Тропареве в 1704 году стояла каменная церковь во имя Архистратига Михаила, построенная в «московском нарышкинском стиле» в 1693 году.

После революции храм не избежал трагической участи всех духовных источников Российской Империи. В 1939 году колокола его были сброшены с колокольни и увезены на переплавку. Стране нужен был металл. Один небольшой колокол, откатившийся в сторону, был зарыт на огороде местной жительницей, бабой Сашей Куракиной, сохранившей у себя в доме ещё и несколько лампад.

Годы шли. Каменная церковь претерпела в своих стенах кузню и овощной склад.

Каким-то чудом её немного реставрировали при Хрущеве, причём, распоряжение о производстве «косметических ремонтных работ» пришло из райкома партии Центрального района города Москвы. Скорее всего, этим – чудом устроенной реставрацией – храм спасли от сноса. В 70-х во время съёмок известного фильма, («Ирония судьбы, или с лёгким паром...»), в нём был устроен склад оставшегося реквизита. Летом Константин Харитошкин, (будущий настоятель Храма святителя Николая в Самбурове), и Павел Анищенко, ученики известной школы № 43, устроили поджог. Вот тогда Храм горел... и после пожара так и остался открытым и бесхозным. Когда ровняли кладбище тракторами, в него свозили кости...

В восьмидесятых в его тёмных от копоти стенах обосновались художники Московского худкомбината.

В 1988 году Моссовет принял постановление № 2118 от 13 декабря 1988 о передаче церкви Архангела Михаила в Тропареве в пользование Русской Православной Церкви, и 23 февраля 1989 года храм открыли для верующих.

В XIX веке церкви во имя Архистратига Михаила кем-то была пожалована маленькая иконка в скромном серебряном обрамлении да крест-мощевичок с частицей мощей священномученика Харлампия.

Со всей Москвы везли в церковь детей «к Харлампию на крещение».

В годы безверия икона оказалась в храме Ризоположения на Донской, и тогда туда тоже потянулись люди. В день освящения, 23 февраля 1989 года, протоиерей Василий Свиденюк вернул старую икону на место.

Чудесами и сказами полнятся стены церкви. Именно Святой Харлампий прославил её. О его неоднократном появлении и великой помощи рассказывают и в наше время.

Этот храм был ПЕРВЫМ из открытых новой властью. В нём неоднократно бывал Борис Ельцин, а после его смерти в нём молилась ВСЯ его многочисленная родня. Наина Ельцина ежегодно жертвует храму.

Глава 39

Глава 3. Дела сложные. Дела семейные

Часть 10

Ранняя яркая осень в Вене – само по себе удивительное событие. Волшебная флейта Моцарта, в своё время, окрасила музыкой это время года, и город, находившийся под властью чудесного инструмента, и, впитавший в себя его звуки, способен покорить любого.

Мрачная семья Габсбургов, свято чтившая традиции, и, гордящаяся вечно плачущей матерью нации, (Мария Терезия оставила в истории Европы след, сравнимый, пожалуй, только с делами Фридриха Великого!), так и не смогла сковать свою столицу тисками вычурных традиций.

Вена, как девственница, как нимфа леса, всегда была легка и молода.

Ведь недаром, молодой пекарь Петер Вендлер осенью 1683 года услышал шум из-под земли и разоблачил копавших лаз осман, а веселый город, во имя своего спасения, научил паренька печь восхитительные слоеные рогалики, так похожие на мусульманский полумесяц. В ту же осень трофейные мешки с кофе подарили жизнерадостным австрийцам «кофе по-венски».

Город даже не расстроился, когда Мария-Антуанетта Австрийская, ставшая впоследствии королевой Франции, назвала отечественные рогалики французским словом «круассан».