Хроники особого отдела
Шрифт:
– Мы не смогли найти конца, – хрипло рассказывал ему монах Симон, сильнейший из известных ему братьев. Трое суток он провёл в бреду и, только сейчас, очнувшись, смог дать какие-то разрозненные показания. Силы настолько покинули монаха, что даже его посох, лежащий сейчас на коленях, представлял для Симона тяжесть и лишний груз.
– Там тишина, пустота, впереди ничего нет, – хрипло рассказывал он, с трудом сидя в кресле. – Я не могу больше ничего. Словно выключили свет. Погасили солнце. Я очень стар. Что со мной?
Симон протянул тонкую птичью, будто истлевшую руку к камину. Трещащие березовые поленья, лежащие за решёткой, на миг вспыхнули
– Вы учитель мой, но даже вам, сильнейший, не спасти меня, – почти шептал синими губами монах. Его голос, сухой и ломкий, то и дело срывался на какой-то пронзительный и неестественный треск.
– Я умираю, padre. Там, в России, есть кто-то из НИХ, и у него есть преимущество, – голос почти исчез. Кардинал наклонился над сползшим с кресла телом.
– Какое? – выдохнул он.
– Молодость, – был страшный, убивающий Вышинского ответ.
Монах испустил дух, а епископ поспешил телеграфировать о событии… в Вашингтон.
Глава 55
Глава 4. На грани третьей мировой
Часть 10.
— О чем размышляешь, милый, — мурлыкнула Ксения и потянулась за пеньюаром.
Как ни странно, настроение было хорошее. Несмотря на пребывание за границей, вдали от дочки и команды, несмотря на угрозу со стороны «святых отцов»… Женщине определенно нравилась эта размеренная, спокойная и… такая обеспеченная жизнь. Нравилась самостоятельность. Даже с врагами повезло! Ксения с удивлением поняла, что ждет неторопливых ежевечерних походов в Миноритенкирхе, так раздражающих монахов и так невероятно умиротворяюще действующих на неё.
Странная, темная, ненасытная энергия, так долго копившаяся в теле женщины, теперь постепенно вытекала. И это было замечательно! Едва ли не впервые в жизни внутренняя чернота не мешала, а даже наоборот, помогала горячей чистой силе неторопливо собираться и,смешиваясь с клубками белого, такого же огненного пара, изливаться на бедные выбритые тонзуры. Уходило то, что мешало, мешало так давно, что она привыкла и не осознавала этого. Будто человек, давным-давно привыкший носить в теле килограмма два осколков, притерпевшийся к боли и неудобству, вдруг избавился от большей их части... и теперь наслаждался невероятной легкостью бытия.
По утрам семья завтракала в отеле и шла гулять. Музеи, парки, соборы — и Ксения слушала исторические хроники, ежедневно извлекаемые Борисом из памяти, и была так же счастлива от его постоянного присутствия, как счастливо плела свой темный кокон ее подруга, закутывая непроницаемым щитом его хрупкий белый свет.
И вот еще одно утро!
Ксения встала и, потянувшись, резко дёрнула шторы. Солнце ворвалось в спальню и затопило ее. Мягко обняло женщину солнечными лучами, подсветило нежным утренним светом пышные волосы…
Борис зашебуршился сзади и подошел к стоящей в столбе весеннего прозрачного тепла жене. Прекрасная, прекрасная…
— О мудрости твердят: она бесценна, но за неё гроша не платит мир, — пропел он и поцеловал любимую в висок. — Я решил их загадку.
Довольно вздохнув, Ксения подхватила расческу и, посмотрев на хитро щурившего глаза мужа,принялась расчёсывать волосы. Она ждала сказки.
— Я о мозаичной копии фрески Леонардо, - пояснил супруг.
– Мне даже кажется, что я понял замысел
Жена обернулась и удивленно посмотрела на Бориса. Он смутился своим пустым разглагольствованием и притянул к себе тёплую тонкую фигуру. Она засмеялась и упала на кровать. Продолжение догадок пришлось временно отложить.
На завтрак они не пошли.
Ближе к вечеру, уже в кафе, он продолжил:
— В 1814 году заказанная Наполеоном у итальянца Джакомо Рафаэли мозаика была готова. Двадцать тонн камня, двенадцать пластин, в каждой по десять тысяч миллиметровых цветных кусочков… такая работа может быть сравнима с трудом Великого мастера. Точнейшая копия. Но к тому времени Император уже стал нищим, выкупить работу не мог. На счастье художника,тесть Наполеона император Франц выкупил шедевр. И представь: мозаичное полотно оказывается слишком громоздким для Бельведера, и тогда его дарят общине миноритов. Странный и весьма дорогостоящий подарок.
— И что же интересного в этой фреске, кроме купли-продажи? — история казалась женщине скучноватой. — Очень вкусное мороженое. Давай купим ещё одно.
Она хитро посмотрела на Бориса, и он покраснел. Его кумиру было неинтересно.
— Есть кое-что. Понимаешь, там рядом с Иисусом сидит… женщина. Его жена. Любой тридцатитрехлетний еврей обязан быть женатым человеком. Это не Иоанн, это Мария Магдалина, — быстро закончил он свой рассказ. — Она и есть тот самый Святой Грааль. Его нет на полотне художника, но чем-то же причащались апостолы. То есть отношение церкви к женщине только как к сосуду греха противоречит христианству…
– О? Интересно… - потенциальный «сосуд греха», счастливо поедающий мороженое, взглядом пообещал мужу много чего хорошего. Тот воспрял духом:
– Есть ещё одна вещь. Если предположить, что хлеб в руках апостолов - музыкальная нота, то на фреске зашифрован гимн. Семь нот — семь церквей апокалипсиса, и верхняя — ассоциация со вторым храмом. Этот храм находится в Смирне.
Ксения доела вторую порцию и удивленно подняла на супруга глаза. Он молчал уже целых три минуты.
— И? — напряглась разведчица. — И при чем тут какая-то Смирна?
— Смирна — это старое название Измира. Если мы с тобой сейчас вспомним недавнюю сводку, то (возможно, это я сумасшедший) именно там разместили эскадрилью «Юпитеров», а это 15 ракет с подготовкой к пуску всего в 20 минут и дальностью полёта в 1600 км. Ядерный удар по Советскому Союзу.
— То есть… если верить… если «Тайная вечеря» - зашифрованное пророчество, то Измир – возможное начало апокалипсиса? – Ксения прищурилась, взвешивая и оценивая… - А знаешь, похоже. Надо сообщить.
Они не пошли на променад и монахи в Миннориттенкирхе замерли в тот вечер недоумении, словно их обчистили самым нелепым образом. Впрочем, особого выбора у святых отцов и не было, и единственным девизом оставалось «ждать, а не действовать».
Семье Кесслер предстояло такое же нудное ожидание с попыткой отделаться от тревожных глупых мыслей и досады. В Москву свои догадки они сообщили, новых указаний в ответ не последовало. Ни отзыва на Родину, ни команды на штурм церкви. Ни даже совета оставить все это и заняться… чем-нибудь. Борис в который раз уверил себя в своей же непостижимой глупости, а Ксения, взвесив несовместимое, ругала свою интуицию (в лице пушистой и такой же поникшей подруги) за то, что она не остановила ее во время.