Хроники Пустоши (сборник)

Когда бандит сел, он продолжал:

– Так от, повторяю: я собираюсь Мост захватить. Что скажешь на это?

Помолчав, Кабан прошамкал:

– Фаффушить или фонфолифофать?

И тут же Бирюза под дверью протараторил:

– Разрушить или кантра… кон-тро-лировать?

– Вот ты глупый! – тут же взвился ревнивый Дерюжка. – Зачем разрушать, если…

– Молчи! – перебил атаман и повернулся к Кабану. – Мы на Мосту поселимся после того, так что рушить там ничего нету резона. Захватить его надо, вот что. Подчинить. Народ припугнуть.

Кабан кивнул.

– Фто фам фа фовяеф? Фофафи?..

– Торгаши, – вставил Бирюза. – Они там за хозяев?

– Они фафофню фоферфат, – продолжал Кабан, – оффану. Фнафит, их фрифать нафо.

– Надо самых богатых торгашей Моста прижать, которые таможню и охрану содержат, – перевел Бирюза.

Макота кивнул.

– Это понятно. Вопрос в том, как на Мост попасть тихо.

Кабан показал на Вышибу, который, снова присев на корточки, крутил головой, переводя взгляд с него на Макоту и обратно.

– Мы фьйефем на Мофт фаф офыфный кафафан. А фифафи фуфть офрану пофефут. Уфьют фо-фифому.

Несколько мгновений Макота пристально глядел на Кабана, потом выхватил трубку изо рта и стукнул ею по ладони.

– Правильно! – гаркнул он, и Дерюжка, которому показалось было, что хозяин вновь разозлился и сейчас выскажет Кабану все свои мысли о нем и его бездарном предложении, поник. – Хорошо мыслишь, Кабанчик! Слышал, Вышиба?

– Да! – гаркнул тот, и по бессмысленно-радостному лицу его стало понятно, что он ничегошеньки в речи Кабана не понял.

– Значит, ночью на Мост нам надо. Охрана ворота откроет… ну как каравану обычному. А твои люди по-тихому с охраной разберутся. Для того у вас трубки духовые да колючки ядовитые и есть. И еще, стало быть, вот что… Дерюга, Кабан, займетесь щас: всех людей пересчитать. Разбить на пятерки, в каждой двое кочевых, двое наших и командир – тоже наш.

– Но их же больше, – Дерюга повел головой в сторону вождя. – Их десятка два, а наших двенадцать всего осталось.

– Ничего, разбивайте на группы, как я сказал, а оставшиеся смугложопые внизу, под горой подождут. На Мост поднимутся, только когда мы там уже со всем разберемся. Слышь, Вышиба, прикажи своим, чтоб слушались. Поначалу, у ворот, вы отдельным отрядом будете, а как мы на Мосту окажемся – так пятерки собираются вместе и будут там патрулировать. Дерюга, ты за этим следишь. А я со своей бригадой пройдусь по торговцам. В бригаду сам людей отберу. И чтоб этого… мародерства там никакого! Ну, ладно, это уже мелочи, это мы потом… А пока что готовьтесь, хлопцы. Этой ночью Мост наш будет.

* * *

Не так часто на Мост приезжали гости с востока (он все больше служил перевалочным пунктом для караванов, идущих с запада на восток, к Кораблю, а после – к горе Крым), и охранники на воротах удивились, когда посреди ночи внизу на каменистом склоне горы зажглись огни фар.

Ворота эти с виду были не такие грозные, как те, через которые на Мост можно было проехать из Пустоши. У тех клепанные железные створки крепились к двум столбам из поставленных одна на другую и залитых цементом машин, а вверху стояли два больших джипа без колес, в кабинах которых сидела вооруженная охрана. Здесь же столбы были из толстых бревен с гнездами для стрелков, а единственная створка – решетчатая. Над нею из двора за воротами торчала стрела самодельного подъемного крана, от которой вниз, к решетке, шел трос. Все это находилось на плоской вершине, окруженной частоколом заостренных бревен с накрученной поверху ржавой колючкой. За воротами был земляной двор, а потом начиналось бетонное полотно Моста, тянувшееся длинной плавной дугой вдаль, к обрывистому берегу – границе Донной пустыни.

Стояла глубокая ночь, но на Мосту еще горели редкие огни. Самые отчаянные гуляки просаживали последние монеты в притонах, борделях и кнайпах.

Охранники, протирая глаза, выпрямились в дощатых гнездах на верхушках сбитых из бревен толстых столбов и подняли ружья. Несколько людей, дремлющие на лавках за воротами, вскочили. Из стоящей прямо на земле железной будки в основании подъемного крана выбрался толстяк в одних штанах, закатанных до колен… впрочем, только правая была закатана, а левая – обрезана, ниже вместо нормальной человеческой плоти нога состояла из железа: рычаги, толстая пружина, шестерни в том месте, где начинается стопа, то есть узкий металлический брусок с рядом круглых отверстий. Тихо лязгая и поскрипывая, киборг, обычно выполнявший обязанности главного таможенника на другом конце Моста, но этой ночью дежуривший здесь, прошел к воротам и спросил, задрав голову:

– Кто едет?

– Караван какой-то, – ответили сверху. – Сейчас они поближе поднимутся, тогда разглядим.

– А вы дрыхли, значит?

– Не дрыхли! С чего ты взял?

– С того, что раньше их должны были увидеть, когда они еще по пустыне к горе подъезжали – фары ж и тогда светили у них!

Он плюнул и залязгал обратно в кабину за рубахой, на ходу сказав одному из охранников, стоявших внизу:

– К лебедке давай, Гангрена.

Гангрена – здоровенный малый со зверской рожей и огромными оттопыренными ушами – недовольно скривился, но зашагал к большому железному колесу на боку кабины, покачивая дубинкой.

Киборг, которого на Мосту все знали под прозвищем Пружина, зашел в кабину, не обращая внимания на маячившего за квадратным окошком Гангрену, натянул рубаху, нацепил ремень с кобурой, хлебнул из бутылки, стоящей на полу возле колченогой койки, и вышел обратно, под свет фар, полившийся из-из решетки.

Растолкав охранников, он подошел к ней и выглянул между прутьями.

И узнал «Панч» – головную машину каравана, который впустил на Мост через другие ворота много-много дней назад.

– А-а… – протянул Пружина, осклабившись. – Знакомые парни.

За «Панчем» стояли два мотофургона и мотоциклетка – назад к Мосту вернулось куда меньше машин, чем когда-то покинуло его. Дверца самохода открылась, на подножку выбрался коренастый круглолицый человек с нераскуренной трубкой в зубах.

– Атаман Макота! – позвал киборг.

– А ты кого ждал? – проворчал тот. – Открывай, запарились мы уже по этой пустыне ползать.

Из мотофургонов стали выбираться люди, они приседали и крутили руками, разминая суставы.

Сидящий в коляске мотоциклетки парень вскочил и крикнул:

– Открывайте клану атамана Макоты!

Охранники в гнездах – их там сидело по паре на каждом столбе – засмеялись.

– Ишь, какой шустрый, – ухмыльнулся Пружина. – Макота, это кто там у тебя?

– Помощник мой, – буркнул атаман.

– И сколько у вас людей в – ха! – клане? – Интонацией Пружина постарался выразить свое отношение к «клану», владеющему всего четырьмя машинами, и это ему вполне удалось.

– Двенадцать человек! – крикнул Дерюжка. – Три машины, одна мотоциклетка, одна цистерна… пустая уже вообще.

– То бишь бензинчик у нас покупать будете? – кивнул таможенник.

Макота нетерпеливо постукивал каблуком по подножке.

– У вас, у вас. Ты, слышь, намеренно злишь меня, железяка? Открывай уже, мы цельные сутки без остановки ехали!

– Три машины, мотоциклетка, двенадцать персон… – стал неторопливо считать киборг. – Богатый клан, однако, большой. Десять монет с тебя.

– Ладно, заплачу.

Пружина немного удивился – он помнил, как атаман торговался за каждый медяк, когда его караван въезжал на Мост. Что-то очень уж поспешно он сейчас принял назначенную цену… Но таможенник хотел спать и потому не придал этому особое значение. Повернулся и кивнул маявшемуся у лебедки Гангрене, который искоса, с большим интересом заглядывал сквозь окошко в кабину крана.