Хроники ветров. Книга 3. Книга Суда

– Сеньоре…

– Вальрик. Меня зовут Вальрик.

Она, тряхнув неправдоподобно светлыми, похожими на расплавленное серебро, волосами, повторила:

– Валрико. Сеньоре Валрико. Джулла.

– Тебя зовут Джулла?

Девушка закивала и быстро, запинаясь и захлебываясь, защебетала на своем родном языке, то и дело показывая куда-то за спину, но оборачиваться Вальрику не хотелось. Потом Джулла вздохнула и замолчала. Впрочем, даже когда она молчит, то все равно красивая.

Пухлые губы, ямочка на подбородке, тонкий нос, чуть длинноват, но ее совершенно не портит, густая серебряная челка и внимательный взгляд, в котором Вальрику чудится беспокойство. Надо же… за него так давно никто не беспокоился.

– Улла, дрянная девчонка, немедленно встань! – Резкий голос как удар хлыста, Джулла вскакивает и замирает, теперь Вальрик не видит ее лица, но отчетливо чувствует страх.

– Тебе что было велено?

За спиной шаги, Вальрик решил, что когда человек с голосом, напугавшим Джуллу, подойдет достаточно близко, то Вальрик его убьет, и на сей раз безо всяких там угрызений совести. В конце концов, убивал же он ради какой-то абстрактной цели, так почему бы не убить ради конкретной женщины? Убивать вообще просто, вот бы эта треклятая слабость ушла.

Чужие сильные руки поднимают Вальрика с пола, а голос, уже не сердитый, а вполне дружелюбный, укоряет:

– Ну что же ты, камрад, спешишь, с такой потерей крови лежать нужно и Богов благодарить за то, что вообще дышать способны. Там, откуда ты родом, верят в Богов?

Вальрик кивает.

– Значит, скажи им спасибо. Нет, ну я удивляюсь твоей выносливости, вести бой с такой раной, уложить пятерых а потом на своих ногах дойти до врача и только там потерять сознание… ты, камрад, уникум. Улла, быстро принеси воды, и все для перевязки. Что ж вам, камрад, не лежалось-то? Вон, рану разбередили, а ведь только-только кровь остановилась и вот снова. Беспокойные вы существа, варвары.

– Я не варвар.

– Да ну? – притворно удивился черноволосый человек, – неужто имперец? С таким-то акцентом… иммигрант, вероятнее всего с севера, Святая Русь?

– Да.

– Вот и я так решил, чтобы коренной имперец гладиатором стал… Улла, дрянь мелкая, ты где?

– Не стоит говорить о ней… так.

– У-у… а вы, камрад, как я гляжу рыцарь… да ладно, успокойтесь, Уллу я не обижаю, что ругаюсь иногда, так характер такой. Больно?

– Что? А, нет, не больно.

– Совсем?

Вальрик хотел пожать плечами, но тугая повязка сковала движения.

– Ну, если дергаешься, значит, не больно. Нет, я конечно слышал, будто Зверь вообще не чувствует боли, но признаться, полагал, что это все сказки. А выходит, что и вправду… когда сниму повязку, постарайся не двигаться, для твоего же блага. Улла, девочка, помогай. И еще, камрад, будь так любезен, если вдруг захочется потерять сознание, то подайте знак, чтобы поймать успели.

– Не потеряю.

– Завидная уверенность. Улла, ножницы… и на полу тряпку постели, крови будет много. А ты, камрад, пока помолчи, потом, позже скажешь все, что обо мне думаешь… Улла, пошевеливайся, что ты как осенняя муха, еле ползаешь.

Наверное, черноволосый был хорошим врачом, потому что руки его двигались быстро и уверенно, но если бы он еще помолчал…

– Понравилась? Улла многим нравится, только, камрад, попросил бы вас держать себя в руках… Улла, затяни здесь, чуть туже. Руки у нее хорошие, ласковые. Что глазами стреляешь? Подай вон лучше ту колбу с желтой жидкостью. С желтой, Улла, ты вообще понимаешь нормальный язык?

Голос убаюкивал, и сознание, завороженное мягким тоном, покорно провалилось в сон… а может просто провалилось, Вальрик только и успел, что запомнить имя.

Улла… Джулла… ее зовут Джулла.

Коннован

Я вышла в белое марево метели. Ледяной ветер во мгновение ока слизал последние крохи тепла, колючий снег расцарапал кожу и плотной звенящей от ярости пеленой окутал мир. Такое ощущение, что я оказалась внутри разъяренного пчелиного роя.

Идти, Тора сказала, что нужно двигаться вперед. Иду. Пробиваюсь сквозь рой и ветер, проваливаюсь в сугробы, встаю и иду дальше. Скользко. Холодно. Страшно.

Тора предупреждала, что здесь, снаружи, я получу все то, чего избегала внутри Пятна, но она не уточнила, что значит «все».

Боль. Страшная боль обожженной холодом кожи… Жажда. Она накатывает волнами, заставляя стонать от бессилия, и я постепенно проваливаюсь в привычное белое поле, замершее в ожидании рассвета. Это поле существует лишь в моем воображении, но здесь и сейчас оно реально, как никогда. Поле, метель, набухшее серостью небо и ветер. Холодно… холод и жажда – мои враги. Нужно найти укрытие. Нужно идти вперед.

– Раз, два, три, четыре, пять… – снежные пчелы забивают рот, и я захлебываюсь кашлем.

– Вы-шел зай-чик по-гу-лять…

Ветер разрывает слова на отдельные слоги, ветру не нравится звук моего голоса, ветер хочет меня убить, а я хочу жить. Считалочка – от слова считать. Я считаю шаги. Один слог – один шаг. Считалочка закончится, и я не смогу идти дальше.

– Вдруг о-хот-ник вы-бе-га-ет… – спотыкаюсь и падаю. В сугробе снег мягкий, легкий, похож на белую перину, если закрыть глаза и не шевелиться, то… я почти дома, и не ветер ревет, а мама поет колыбельную, я помню ее голос, и помню, что лежать нельзя.

Встаю. Оскорбленная метель колючей лапой раздирает лицо. И жажда наваливается с новой силой.

– Пря-мо… в… зай-чи-ка… стре-ля-ет…

Ну вот и конец. Еще два шага и… или три… четыре… пять…

Вышел зайчик погулять… смешно.

Пещера. Темные своды, на камнях скользкая пленка инея, а внутри мелкая, смешанная с землей, снежная крошка. Как я сюда попала? Не помню. Ничего не помню, в голове – белая круговерть и дурацкая считалочка, навязчиво крутится, подталкивает к действию…

Не могу. Холодно. Переворачиваюсь на живот, чтобы встать, куртка отрывается от земли с тихим треском, а пальцы не гнуться, не чувствую пальцев. Правильно, на руках та же ледяная корочка, что и на стенах пещеры.

И дышать тяжело. Сердце бьется через раз, наверное, я все-таки умру…

Подтянуть колени к груди, свернуться в клубочек, сберегая таким образом остатки тепла. Еще несколько секунд жизни… позвать, нужно позвать теперь меня обязательно услышат.

Мой зов больше похож на плач, но это все, что я могу… сознание снова уходит.