Хроники Вторжения

– К вечеру, надеюсь, управимся?

– Ты забыл про газету. Она настоящая. Именно такой номер МК выйдет двадцать четвертого марта, если ты останешься здесь.

– Это что, предсказание?

– Это точное видение твоей судьбы. В астрале запечатлено будущее каждого человека. Перейдешь в лебес – это тоже тонкая субстанция, подобная астралу, только нашего марсианского города, – тогда избавишься от земной судьбы.

«А ведь экая бяка выходит. Лететь-то надо как раз ради Ириши, чтобы не оставить вдовой».

– А двадцать второго слетать нельзя никак?

– Можно. Но тогда нельзя будет вернуться. Тебя здесь уже похоронят.

– Как это?

– Тебе пока это трудно понять. В лебесе нет вещества. Это, как и астрал, тонкая субстанция. И ты, твое вещественное тело, прибыв на Марс, должен будешь перейти, перетечь в эту тонкую субстанцию, запечатлеться, как мы говорим. После этого ты перестанешь нуждаться в вещественной оболочке. Ты будешь, опять же, как мы это называем, кристаллизовать свою астрально-лебесную структуру внутри вещественной материи, когда пожелаешь, со всеми особенностями твоего организма. Но можешь добавить и новых свойств. Возможности в этом откроются у тебя большие. Но запечатлевание – дело неспешное. Одним словом, извини нас, Викула, но день этого нашего разговора мы выбрали так, чтобы у тебя не было возможности подождать. Сегодня или никогда.

Молодцы, ребята. Как есть молодцы. Эдик с полковником – дети рядом с ними.

– А-а, полковника вспомнил, – улыбнулся Роман. – Милый старик. Знаешь, он хотел нас на сроках переиграть. Надеялся поймать на дате твоей смерти.

– Он что, знал?

– Подслушал разведчик. Ну да ладно. Что ты решил? Идем в «Бодриус», или по боку его?

– Все-таки любопытно глянуть на живого издателя.

«Именно живого, а не какого-нибудь ноосферного фантома», – мысленно добавил я, вспомнив исчезнувшую дачу под Нарофоминском.

– Конечно, столько лет ты ждал подобной встречи. Тогда вперед, нашего друга перса мы покидаем.

Мы чудно съездили в издательство, чудно переговорили, с кофейком, коньячком. Пошутили, анекдоты друг другу порассказывали. И не две, все три вещи были приняты.

Потом я попросил заехать домой. Поговорил с Иришей. Пришлось немного приврать. Сказал, что с подачи и за счет «Бодриуса» еду в Англию, что документы Роман уже успел подготовить, что билет заказан. А почему так внезапно все всплыло – Роман хотел сделать сюрприз. Имя и вид Романа, который согласно кивал каждому моему слову, благотворно подействовал на Иришу. Она даже не очень обиделась. Засуетилась, стала собирать вещи.

Сборы заняли около часа, а я с удивлением поймал себя на желании немедленно оказаться на Марсе.

Я бестолково топтался возле чемодана, собираемого Иришей, изображая мужа, срочно улетающего в командировку, потом решил навестить на кухне Романа. Он сидел за столом и что-то читал. Поднял голову – тоска у него во взгляде какая-то. Впрочем, улыбнулся, спросил что-то насчет настроения и опять стал читать.

Когда мы с ним вышли из квартиры, я принялся что-то говорить об Ирише, даже пошутил, он же, не дослушав, вдруг сказал:

– Не будешь против, если на Марс тебя повезет перс?

– Нет, а что?

– Тогда отвезу тебя к нему, – повеселел Роман.

Мы покатили на его волге, а он говорил:

– Если бы я тебя вез на Марс, то эта волга стала бы твоим космическим челноком. А теперь поедешь на джипе, устраивает?

– На джипе? На Марс?

– Ага, на Марс. Полетишь с патриархом. Наши патриархи – серьезные люди.

– Патриарх?

– Есть у нас некоторая иерархия, вполне неофициальная. Все, кто высадился на Марс до современной эры – патриархи. Те, кто как я – в первом тысячелетии, – старейшие. А остальные без особого звания. Молодежь.

– Кто здесь нас, патриархов, поминает? – раздалось с заднего сиденья.

Меня подбросило от неожиданности, точнее, я вздрогнул, точнее, вжал голову в плечи. За спиной сидел перс – рыжекудрый юноша. А Роман улыбался во весь рот. Я-то привык видеть его серьезным, шутки как бы между торочим. Во весь рот при мне он еще не улыбался.

– Полюбил дешевые шутки, патриарх? Прямо с утра?

– Прямо с утра и полюбил.

Я, чтобы поддержать атмосферу, реабилитировать себя, что ли, спросил:

– Но теперь и остальные получат звание, раз вы званиями отмечаете тысячелетия? На дворе ведь первый год нового тысячелетия.

– Над этим стоит подумать, – согласился перс. – Сворачиваем на Щелковское шоссе.

Джип перса обнаружился в Измайловском лесу, был припаркован прямо к березе в самой чаще. Как он туда его затащил? Мы оставили волгу на дороге, попрощались с Романом, который, глянув в сторону чащи, произнес: «Шутки продолжаются, перс?», и битых двадцать минут тащились по лесу, сперва по тропинке, а потом уж никакой тропинки не было. Я пыхтя протискивался между ветвей, чуть ли не по земле волочил свой чемодан. Ничего себе командировочка!

Наконец между сосен блеснул серебристый бок машины. Пришли. Перс попытался открыть водительскую дверь – мешала береза. Тогда он открыл багажник и сказал:

– Залезай, русс.

– Кто?

– Ты – русский человек?

– Ну.

– Значит, русс. Полезай.

– А у вас что, русских больше нет?

– Лютич есть, но это не то. Серб есть. Из-под турецкой сабли к нам пожаловал.

Я вздохнул и попытался сперва поставить в машину чемодан. Но тогда не пролазил я. Опустил чемодан на землю и полез. Перс подал мне чемодан и захлопнул багажник.

– А вы? – недоуменно воскликнул я. Потому что иначе, как через багажник, забраться внутрь джипа не представлялось возможным. Все дверцы были заблокированы лесом.

– А я уже тут, – отозвался с переднего сиденья юноша-патриарх.

Я снова вздрогнул и чертыхнулся про себя, недобрым словом помянув Чеширского кота.

– Как полетим, русс, – сразу перепрыгнем или хочешь вкусить космического путешествия? Ощутить, как действует кейворит, который у нас называется просто антигравом?

– Это я назвал антигравом, – несколько сконфуженно возразил я.

– Извини, забыл, русс. Конечно, ты. Мы вообще его никак не называем. У нас все внешние кристалляты никак не называются. Незачем раздавать названия по пустякам.

Я вдруг обнаружил, что земля и небо поменялись местами. Когда, почему? Я все так же плотно сидел в мягком сиденье джипа, только земля была над головой, и она удалялась.

– Вэлдс знал, что описывал, – произнес я, наблюдая, как Земля обретает кривизну, а потом вообще становится голубым шаром над головой.

– Он обычно прыгал, но как-то раз попросил, чтобы его после посещения Луны отправили на Землю на антиграве. Медленный эллиптический полет.