Хронос. Ледяной поход

Всадники медленно гарцуют вокруг. Настя прижалась к спине мужа.

— Ты работяга? Ты рожу свою видел? — подбоченился тот, что на рыжей коняке, в светлом тулупчике и кепке.

— А ты что мою рожу в темноте разглядел? — буркнул Тоха.

— Шо?

— Остынь, Павло! — прикрикнул первый. — Куда идёте?

— В Одессу, — соврал Тоха.

— Ха, Олесь! — вскинулся ещё один на тёмной лошадке чубатый парень в кожанке. — В Одессу! Так я ж в Одессе всех знаю!

«Вот блин! — напрягся программер. — Возможно, этот чувак из Одессы, а может, и нет. На понт берёт?».

— Где в Одессе живёшь? — спросил чубатый.

Тоха ляпнул первое, что пришло в голову:

— На Молдаванке.

Четвёртый остановил лошадь за спиной. Тоха обернулся. Здоровый детина. Бородатый.

— Ха! На Молдаванке? — оскалился «одессит». — Да я там всех знаю.

Программер решил «съехать на базаре». Главное — напор.

— Гонишь, паря.

— Шо? — вскинулся «одессит» и крутанулся на лошади.

— Гонишь, говорю. Кого ты, нах, знаешь? Ваську Батона? Кольку Рыжего? Ромку Князя?

— Какой ещё Батон?

— Это, в натуре, уважаемые люди. Так что гонишь ты, братуха. Гонишь, как литерный мимо пакгаузов. Никого ты не знаешь и не был никогда в Одессе.

— Да я…

— Что за красуля с тобой? — прервал сзади бородач.

Тоха обернулся.

— Я ж сказал. Жена моя.

Бородач блеснул белозубой улыбкой, игнорируя программера:

— Не хочешь со мною прогуляться, красавица?

— Вы слышали? — с вызовом ответила Настя, под личиной простолюдинки в ней стала просыпаться княжна. — Я замужем.

Видать, «съехать на базаре» не удастся.

Бородач повёл рукой с зажатой нагайкой вокруг:

— Я — хозяин этих краёв. Любая девка или баба здесь моя. Право первой ночи. Слыхал?

Начитанный гад. И он здесь главный.

— Так хозяин? Или бандит?

Главный рассмеялся. Вытер рукой глаза.

— Уф, рассмешил! Давайте, хлопцы, хватай её и ко мне. А ты, мил человек, — он указал нагайкой на программера, — руку из кармана вытащи.

Двое «хлопцев» соскочили с коней и пошли к Тохе с Настей.

Медлить больше нельзя. «Это — конец! — решил попаданец. — Но Настю я им не отдам!»

Сейчас ему на развороте удобно выстрелить в бородача. А Настя очень хорошо может пальнуть в этих двух.

— Твои — двое. Мой — главный, — шепнул Тоха.

— Да, милый.

Тихо скомандовал:

— Давай!

Тоха разворачивается, вытаскивая руку из-за отворота полушубка, и направляет револьвер на бородача. Княжна вскидывает револьвер. Тоха жмёт на спуск. Выстрел. Бородач усевает поднять коня на дыбы и сваливается на землю. Два сухих выстрела. Вскрик. Кто-то из бандитов упал к ногам. Другой, подскочив, схватил Настю за вооружённую руку. Княжна ударила мужика ногой по голени, Тоха с разворота — рукояткой в висок. Хрустнула кость.

Четвёртый всадник взмахнул шашкой. Время замедляет бег. Шашка приближается к голове. Программер с трудом поднимает руку с револьвером. Глухой, тягучий выстрел. Шашка разворачивается и бьёт Тоху по голове плашмя.

Бум! Вспышка боли и темнота.

Программер очухивается от прикосновения чего-то холодного. Снег. Вскакивает, голова отдаётся болью. Всадник, ударивший шашкой, лежит на спине в десяти шагах.

— Антош, — в паре метров от него Настя.

Тоха осматривается. Вроде тихо. Глядит на жену.

— Фу. Кажись всё.

Движение слева и клацающий звук. Программер оборачивается. Бородач вскакивает и с позиции «с колена» целится из карабина в княжну. Время и пространство снова будто загустевают. Тоха не видит, чувствует, как палец бандита давит на спуск. Спусковой крючок надавливает на спусковую пружину, шептало соскальзывает с боевого взвода. Пружина, разжимаясь, с силой посылает вперёд ударник, и тот бойком разбивает капсюль патрона. Медленно загорается порох, и пуля ввинчивается в нарезы ствола. Тоха с трудом вытягивает руку с револьвером в сторону бандита. Тело движется, будто в вязком строительном растворе. Главное встать между Настей и пулей. Яркая каракатица расползается вокруг ствола, и оттуда выплывает, на миг блеснувший латунью, остроносый цилиндрик. Программер трижды жмёт на спуск.

Бу-у-у-м!

Бу-у-у-м!

Бу-у-у-м!

Куда полетели его пули, неважно. Тоха видит лишь плывущую к нему пулю бандита. «Давай, давай, сука, скорее. Вот он я!» — шепчут непослушные губы.

Нога подгибается, поскальзывается, и Тоха медленно оседает. Пуля приближается. Попаданец пытается извернуться, подставить грудь. Нет, не успевает. Подставить руку! Пуля прошивает рукав, не задев плоть, и уходит дальше. Тоха шлёпается на покрытую снегом землю. «Нет, мать твою! — мысленно орёт Тоха. — Ламер грёбанный!»

Сзади вскрикивает Настя. Темнота в глазах. Провал в памяти.

Как и первый раз в чувство привёл холод. И первая мысль: «Где Настя? Блин! Чёрт!»

Тоха вскакивает на четвереньки. Вон она. Лежит на боку. Тоха быстро преодолел разделяющие их пять шагов.

— Насть. Что? Где?

Он осмотрел одежду. Под левой грудью в тулупчике дыра.

— Настюш, как же так? Блин!

Девушка открыла глаза.

— Вот как… получилось… любимый, — с трудом прошептала Настя. — Прости… меня… родной… мой. Я умираю… Это… совсем… не страшно. Потому что… была… твоей. Я люблю… тебя.

— Настенька! Держись моя хорошая! Не умирай!

— Антош… мне… холодно… обними… меня. Поцелуй…

Тоха прижал к себе Настю. Коснулся губами холодных губ. Настя ответила на поцелуй. По телу пробежала судорога.

— Не-е-е-т! — завопил Тоха, крепче прижимая к себе жену.

В газах поплыло, и наступила темнота.

25. Анфиса Полоскина

(Харьковская крестьянка, вдова)

6 (19) декабря 1917 г.

д. Акимовка, Харьковская губерния

Анфиса вышла из погреба и, поставив на землю мешочек с картошкой и салом, повесила на дверь замок. Запахнула фуфайку, подняла мешок и шагнула к калитке. Она уже подошла к двери, когда донеслись крики «Эй! Стой!» и шлёпающий стук лошадиных копыт по грязной, чуть промёрзшей земле. Молодая женщина затаилась около двери.

Сквозь пелену падающего снега видно, как четвёрка всадников окружила двоих. Всадников сразу не признала. Очень похоже, бандиты из Сосновки, что в двадцати верстах отсюда. Больше некому. Фигура одного всадника напоминает Порфирия Красюка. Главного.