Хрупкий лед

— Да, вот, егоза. Есть такой. А что за парень? Не помню, — искренне попытался вспомнить он, даже нахмурился немного.

— Да ты его и видел раз или два всего, Валер, — начала Настя, понимая, что все-таки волнуется. — Он не занимается в секции. Только месяца полтора, как перевели в приют. Ему шесть. И вряд ли нам его в секцию разрешат взять. Егор хромает. У него с суставом что-то, тазобедренным. Мне так врач в приюте сказала. Что до конца этого уже не исправить. Поздно взялись. Его оставили в роддоме еще. А пока оформляли, переводили по больницам сначала, потом в детдома — никто особо не занимался этим. Сейчас более-менее делают все, что надо. Но полностью уже не решить…

Она затараторила. Не сразу сбилась, но зачастила, начала делиться всем, что узнала об этом мальчишке с тех пор, как впервые увидела в коридоре приюта. Приехала забирать парней на тренировку, а он смотрел за этой суматохой, сидя на ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж. Маленький. Видно, что ростом и до сверстников не очень дотягивал. Немного скованный, замкнутый. И с такой тоской смотрел на то, как другие ребята с криками и смехом толпятся, выстраиваясь и собираясь.

Настя выросла в этом приюте. За последние годы сотни детей видела. Разных. Каждому сочувствовала, чем могла — старалась помочь, потому что понимала их эмоции и чувства. Но так, как этот мальчишка, ее никто и никогда не цеплял. Не было такого. А тут — с одного взгляда, прямо в сердце залез. Она даже не разговаривала с ним в тот момент еще, просто смотрела на слишком серьезного и молчаливого малыша, который хотел, а не мог носиться и беситься, радуясь чему угодно, как его сверстники.

— Тише, егоза, спокойней. Не торопись, — Валера понял ее волнение и эмоции, как и обычно.

Подошел, присел на край кровати, крепко взяв за руку.

Тот рисунок, что со стены снял, держал в другой руке. Так перед Настей повернул, чтобы и она хорошо видела. И смотрел на нее внимательно-внимательно. Таким взглядом, что она без слов поняла — уже догадался, к чему ведет.

— Валер, — все равно волнуясь, вцепилась Настя в его руку. — Я тебе все время голову морочила, что нам знак нужен. Что мы должны дождаться чего-то. Какого-то благословения ждала, не считая себя — для тебя достаточно хорошей…

— Егоза, — Валера нахмурился. Не любил эти разговоры, всегда расстраивался, когда она это начинала. — Я тебе тысячу раз говорил, и сейчас повторю, Настенька. Ты мое солнышко ясное. И не нужны нам никакие знамения или благословения…

— Валер, — теперь она его прервала, протянув и вторую руку. Уцепилась за него обеими. — Валера, любимый. А если я не права была. Если это мы можем стать чьим-то благословением и знамением? Теми, кто счастье подарит? Семью… — прикусила губу, посмотрев прямо в глаза Валере. — Ну не могу я забеременеть… Так это же не мешает нам детей иметь, правда? Особенно теперь, когда мы официально поженимся… А мне Егорка так на тебя похож… Не знаю чем, не спрашивай, — улыбнулась, увидев, как Валера брови поднял с удивлением. На глаза слезы навернулись. — Просто, как увидела его — так и подумала, что наш же малыш. Вот наш, и все. Просто искали долго. Не могли встретиться… Я с ним говорила несколько раз, сидела понемногу, когда парней с тренировок привозила…

— Почему сразу мне не сказала, егоза? — внимательно всматриваясь в ее глаза, Валера наклонился ниже. Высвободил одну свою руку, обхватил щеку Насти, грея ее своим теплом.

— Не знаю, — покачала головой. — Ты же меня знаешь, — виновато улыбнулась, попытался пожать плечами. — Сомневалась, боялась чего-то. Три раза пыталась начать говорить с тобой, да все как-то не складывалось. Я нервничала…

— Я чувствовал, — усмехнулся Валера. Вдруг даже рассмеялся. Прижался своим лбом к ее. Выпрямился. — Чувствовал же, что у тебя сердце не на месте! Сам волноваться начал. На Верещагина этого, грешным делом косился! Ну вот, что ты за человек, Настенька?! — даже с каким-то возмущением, но шутливым, воскликнул он. — Не могла нормальным языком со мной поговорить?!

— Вот, сейчас говорю, любимый, — улыбнулась во весь рот, сморгнув слезы с ресниц. — Что думаешь, Валера? Как тебе такая идея? Ты не против? — глянула на него и с надеждой, и с тревогой одновременно.

А Валера протянул руку и вытер эти слезы с ее щек.

— Не против, егоза. Я, вообще, ради твоего счастья, на что хочешь, согласен, — подмигнул ей. А смотрел при этом таким глубоким взглядом, что у Насти мурашки по коже пошли. — И раз уж ты говоришь, что «наш» этот мальчик, значит так и есть. Поеду завтра с самого утра, посмотрю. Поговорю с директрисой. С сыном познакомлюсь, что ли. А то не у дел я, как-то…

Он глянул на рисунок, который все еще держал.

Настя все-таки разрыдалась. Продолжая при этом улыбаться во весь рот. И за его ладонь цеплялась, как ненормальная. А Валера наклонился и обнял ее, сильно-сильно, но очень осторожно.

— Ну что ты, егоза? Ну зачем рыдать? Это же счастье. Ребенок в семье — благословение, знак, — подмигнул он ей, напоминая о былых комплексах и страхах Насти.

Поцеловал в губы. А она ответила на поцелуй так, как смогла только. Зажмурилась.

— Нет, Валер. Это ты у меня — благословение в жизни. И у Егора теперь тоже, похоже, — не позволила ему подняться, обняв руками за шею, переплела пальцы на затылке.

— А ты — мое, егоза, — и сам зажмурился Валера, крепко обняв ее в ответ.

Конец