Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг.
Шрифт:
Хлеб (кг в год) …… 200 — 172
Картофель (кг в год) …… 114 — 241
Молоко (кг в год) …… 154 — 172
Мясо и сало (кг в год) …… 29 — 26
Яйца (штук в год) …… 48 — 60
Такое положение могло беспокоить советских руководителей по ряду причин. Прежде всего, перебои в снабжении населения могли вызвать недовольство населения новым руководством, которое сейчас, после смерти «горячо любимого вождя» и после схватки за власть в Кремле очень нуждалось в укреплении
— У нас в сельском хозяйстве много недостатков, но колхозный строй у нас здоровый, он таит в себе огромные резервы, огромные возможности{188}.
А то, что эти резервы и возможности должным образом не использованы, объяснялось тем, что в силу ряда обстоятельств многие годы не принимались необходимые решения по сельскому хозяйству. Оказывается, «прохвост Берия», ловко используя то обстоятельство, что Сталин ввиду очень слабого здоровья бумаг не читал и никого не принимал, «подсказывал товарищу Сталину, что вопрос не проработан, и вопрос снимался».
— В результате, — говорил Н.С. Хрущев, — многие отрасли сельского хозяйства находятся в запущенном состоянии: молока, масла, мяса мало. А какой же коммунизм, если нет лепешек и масла?
— Картофеля тоже мало, — добавил кто-то из президиума.
Эти слова резко противоречили тому, что партия и страна услышали на XIX съезде КПСС, где в отчетном докладе ЦК, оглашенном, кстати, Маленковым, утверждалось, что продовольственная проблема в стране решена. Было ясно, что необходимо предпринять какие-то меры по улучшению сельского хозяйства. Кое-что уже предлагалось ими ранее, но было отложено вождем в долгий ящик.
Для того чтобы кардинальным образом улучшить ситуацию, власть располагала весьма скромными ресурсами. Ее свобода маневра ограничивалась рядом обстоятельств. Производство орудий производства и уничтожения (группа «А») явно преобладало над всеми другими секторами экономики, а всякая попытка как-то урезать его могла быть воспринята как покушение на святая святых, как ревизия укоренившихся постулатов и оппортунизм на практике. К тому же в соответствии с утвержденными полгода назад директивами по пятому пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР все инвестиции вплоть до 1955 г. были уже распределены, а задания спущены производителям. Остановить этот процесс, пересмотрев плановые задания или же наделив отдельные хозяйственные единицы изрядной долей самостоятельности, то есть путем ослабления самого планового начала в экономике, означало бы отказ от привычных социалистических принципов управления, да и могло бы привести все народное хозяйство в состояние хаоса.
Кроме того новые правители оказались в своего рода ценовой ловушке, созданной для них политикой ежегодного снижения цен. Отказ от нее мог бы вызвать массовое недовольство населения, за предыдущие 5 лет привыкшего, что продукты питания, одежда и обувь, а также товары длительного пользования дешевеют. Вот почему 1 апреля 1953 г. было объявлено о новом снижении цен. Но продолжать такую практику в дальнейшем можно было главным образом за счет безвозмездного изъятия продуктов из аграрного сектора, тем самым доводя его разрушение до крайних пределов.
Оставалось прибегнуть к весьма ограниченному набору средств фискального и административного послабления.
Сообщив, что Секретариат ЦК недавно заслушал отчеты ряда обкомов (Новгородского, Псковского и Смоленского) и принял решения, направленные на улучшение
работы этих партийных организаций в деревне, Хрущев вынужден был признать, что никакая резолюция сельскому хозяйству не поможет, «если мы 4 копейки за килограмм картофеля будем платить», иными словами, если коренным образом не изменить экономические отношения между государством в лице его заготовительных органов и колхозами и колхозниками.— Когда подсчитаешь все, что сдает колхозник за корову, то получается, что ему остается только навоз, — иллюстрировал он этот свой вывод. — Сейчас этот вопрос изучается, и мы убеждены, что положение будет исправлено{189}.
Об острой нехватке мяса и животного масла говорил А.И. Микоян:
— Мясом по-настоящему мы торгуем только в Москве, Ленинграде, с грехом пополам в Донбассе и на Урале, в других местах с перебоями. Л.М. Каганович, только что вернувшийся с Урала, уточнил:
— На Урале не с грехом пополам, а на четверть{190}. Неотложными признал такие вопросы сельского хозяйства, как животноводство и овощеводство, и В.М. Молотов:
— За такого рода вопросы мы должны взяться теперь же, немедленно. На это потребуется выделить уже в ближайшее время немало государственных средств, материалов, машинного оборудования{191}.
Но откуда же взять эти средства? Из того, сообщили участникам пленума, что ранее предназначалось на законсервированные теперь гигантские стройки, наподобие переброски вод Амударьи в Каспийское море. Однако в ходе дальнейших прений была обозначена еще одна острая проблема, требующая к себе не меньшего внимания.
— Освобождаемые капиталовложения партия несомненно направит на улучшение сельского хозяйства, — заявил на пленуме Л.М. Каганович. — Но необходимо часть освободившихся денег направить на жилье, дать больше жилья рабочим.
По его мнению, в данное время нет более острого вопроса, чем жилье для рабочих.
— Конечно, продовольственный также острый: мяса мало, колбасы не хватает. Но жилье особенно остро{192}.
Каганович фактически признавал тупиковость прежней силовой экономической политики:
— Мы в свое время нажимали, когда нужно было, во время гражданской войны, во время Отечественной войны. Однако это не есть главный метод нашего хозяйства. Главный метод нашего хозяйства — это экономическое понимание сути дела, экономической заинтересо-ванности{193}.
Такого мнения придерживались и другие члены коллективного руководства. Молотов, спустя 23 года, отвечая на вопрос, доходило ли до них, что 60 рублей в месяц рабочему не хватает, отвечал, что очень даже доходило, что знали, но не все могли сделать как надо, возможностей не было: «Пока существует империализм, народу очень трудно улучшать жизнь, нужна оборонная мощь и многое другое»{194}.
Да, наследники Сталина были коммунистами и державниками. И они не могли и подумать о поисках выхода из создавшегося положения за рамками, очерченными основополагающими идеологическими установками и внешнеполитическими концепциями. Поэтому пределы этого поиска были четко ограничены. Мало того, малейшее даже не нарушение этих границ, а даже приближение к ним вызывали, как это было с Берией и как это будет чуть позже с Маленковым, резкое неприятие остальных членов коллективного руководства, сопровождаемое обвинениями в оппортунизме и, соответственно, ослаблением позиций внутри этого руководства. Так что приходилось главный упор делать на организационных, то есть, по сути, не экономических, а административных мерах.