Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг.
Шрифт:
В комиссии, созданной на пленуме для редактирования проектов постановлений, развернулась полемика по поводу введенного в оборот Маленковым термина «обилие». В проекте постановления «О мерах дальнейшего развития сельского хозяйства СССР», в основном одобренного Президиумом ЦК 2 сентября, зачеркнут карандашом следующий абзац на 4-й странице: «Теперь, когда в нашей стране создана мощная, технически совершенная тяжелая индустрия, имеются все условия для того, чтобы на этой базе обеспечить крутой подъем всех отраслей сельского хозяйства и в течение 2-3 лет разрешить задачу создания обилия сельскохозяйственных продуктов и обеспечить всему населению нашей страны более высокий уровень материального благосостояния». А вместо этого абзаца вклеена такая машинописная правка: «Теперь, когда в нашей стране создана мощная технически оснащенная тяжелая индустрия и значительно окрепли колхозы, имеются все условия для того, чтобы на этой базе обеспечить крутой подъем всех отраслей
Вызвало возражение повторение слова «обилие» и в другом месте проекта, на 12-й странице: «Если все местные партийные, советские и сельскохозяйственные органы, специалисты и организаторы сельского хозяйства, коммунисты, комсомольцы на селе решительно и настойчиво возьмутся за дело дальнейшего подъема животноводства и не пожалеют для этого сил и средств, то в ближайшие 2-3 года наша страна получит обилие мяса, молока, яиц и других продуктов животноводства для населения и важнейших видов сырья для легкой промышленности»{250}. Как свидетельствует протокол заседания комиссии, в ней раздавались голоса за то, чтобы и тут вместо слова «обилие» записать «значительное количество». С этим предложением согласился член Президиума ЦК и председатель Госплана Сабуров:
— Это надо исправить в соответствии с поправкой на четвертой странице, — сказал он.
Однако Маленков полагал, что «где-то слово “обилие” надо сказать». Хотя бы следующим образом: «в ближайшие 2-3 года, мы, несомненно, добьемся крупных успехов в решении задачи по созданию обилия…».
— В одном месте надо оставить так, — настаивал он.
С такой не очень-то категоричной формулировкой («если мы возьмемся») согласился и Хрущев, так комментируя свое скептическое отношение к самому обещанию «обилия»:
— Все будет зависеть от воли и умения организовать это, заставить это сделать.
— Если это не просто лозунг, а условие, то можно оставить так, как есть, — вторил ему и Каганович{251}.
Новая аграрная политика с самого начала представляла собой компромисс между двумя основными подходами к решению проблем сельского хозяйства.
Первый из них, связанный с допуском некоторых элементов семейного капитализма в деревне, с большой долей условности можно назвать «нэповским», да и рассматривался он как уступка обстоятельствам, своего рода временное отступление. И имеющиеся в нашем распоряжении документы, в первую очередь стенограммы пленумов ЦК КПСС, заставляют категорически возразить против утверждения, что его можно идентифицировать с именем Маленкова{252}.
Содержание второго подхода сводилось к следующему: сельское хозяйство нуждается прежде всего в новой технологии, новой технике и новых кадрах. Соединение этих трех новаций в рамках социалистической системы хозяйствования должно обеспечить его реальный и долговременный прогресс. Этот подход соответствовал и социалистической традиции добиваться экономического и социального прогресса путем обобществления на основе крупного машинного производства. Фактически предполагалось довести до конца то, что начал некогда Сталин: превратить совхозы и колхозы в фабрики по производству зерна, мяса и молока, используя при этом опыт технической реконструкции промышленности. Властным структурам это казалось по силам. Партийным инстанциям и раньше приходилось насаждать более прогрессивные сельскохозяйственные культуры, организовывать обучение колхозных кадров, распределять технику, — иначе говоря, заниматься индустриализацией деревни. Со временем этот подход становится все более превалирующим и, в конце концов, полностью поглощает первый. В рамки же этого индустриального подхода вписывалось и освоение целинных и залежных земель.
Однако хотя второе (хрущевское) издание индустриализации сельского хозяйства не только по замыслу, но и по методам напоминало сталинскую, тождества между ними не было. Теперь она проводилась за счет государственных инвестиций. Только в 1954 г. государственный бюджет должен был потерять 6,7 млрд. рублей за счет снижения обязательных поставок и увеличения закупок зерна, а также 3,5 млрд. рублей в результате сокращения сельскохозяйственного налога{253}.
Несоизмеримы были и масштабы технического перевооружения. Например, электрификация деревни, в соответствии с постановлением Совмина от 25 августа 1953 г., отныне стала осуществляться уже не путем установки силовых движков или строительства колхозных и межколхозных электростанций, а «путем присоединения к государственным энергосистемам, промышленным и коммунальным электростанциям»{254}. И если в 1950 г. электроэнергией
пользовалось только 15% колхозов, то 10 лет спустя уже 71%. И еще одно немаловажное обстоятельство: эта индустриализация не только не сопровождалась массовым обнищанием крестьян, но и способствовала в какой-то мере росту их доходов (на четверть в 1953-1954 гг., по подсчетам американского исследователя Н. Ясного{255}). И все же вторую индустриализацию постигла участь первой. Она оказалась незавершенной, сельское хозяйство продолжало зависеть от климатических условий, а организация труда — далекой от рациональной (много начальников — мало работников).1.2.3. Освоение целинных земель и внедрение кукурузы
Судебный процесс над Берией в декабре 1953 г. и начавшийся пересмотр «ленинградского дела» значительно подорвали позиции Маленкова. Это позволило Хрущеву уже без оглядки на него выступить с собственной инициативой и поставить вопрос об освоении 13 миллионов гектаров целинных и залежных земель в Сибири и Казахстане для того, чтобы обеспечить страну продовольственным зерном в короткие сроки и довольно дешево. Почти все члены Президиума активно поддержали его. Сомнения, а потом и возражения стал выдвигать Молотов.
— Целинные земли малоэффективны, это сомнительное дело, — говорил он{256}.
Он полагал, что было бы лучше необходимые для этого средства использовать для подъема земледелия в Европейской части СССР.
Хрущев ставил этот вопрос как вопрос резервов. Освоение целинных и залежных земель рассматривалось им как мобилизация резервов. Молотов же возражал не против намечавшейся кампании, как таковой. Он постоянно потом говорил, что это неправда, будто он выступал против освоения целины{257}. «На меня тов. Хрущев наговорил столько неправильных вещей»{258}. Его смущали лишь размеры. Вот против них-то он и выступал, но в обостренной форме. Полтора года спустя, отвечая на обвинения в том, что у него были разногласия с Президиумом ЦК по поводу целинных земель, он утверждал, что никогда не был против их освоения, всегда считал это «очень правильным и важным мероприятием»{259}. Но признавал, что было время, когда, получив соответствующие сведения из тех материалов, которые все члены Президиума получали от отделов ЦК, указывал, что в число целинных земель, идущих под разработку, включают и такие земли, средняя урожайность которых едва достигает 2,5-3 центнеров с гектара. И тогда ставил вопрос:
— Правильно ли такие земли включаем в целинные земли?{260}
Но даже если дело обстояло именно так и разногласия Молотова с Хрущевым возникали не из-за того, поднимать целину или нет, а из-за масштабов этой кампании, спорили они довольно резко. Как полтора года рассказывал Каганович, можно было бы обсуждать предложение Молотова начать не с 20, а с 10 миллионов гектаров. «Такое заявление можно и должно обсуждать. Мы обсуждаем все эти вопросы. Каждый член Президиума, который что-либо заметит, делает замечание. И Президиум поручает проработать еще [раз] вопрос и учесть во всем объеме обмен мнениями. Но весь вопрос в том, какой присвист придают тому или иному вопросу»{261}. Вот этот-то «присвист» и приводил порой к тому, что споры на заседаниях Президиума ЦК перерастали порой в ругань{262}. И позже Хрущев частенько вспоминал, как ему возражал Молотов: «Нужно было вести длинные и трудные споры, а спорить с ним невозможно»{263}.
Другие очевидцы вторили ему. Так В. В, Мацкевич, бывший тогда первым заместителем министра сельского хозяйства и по долгу службы принимавший участие в технической подготовке материалов и расчетов, а вследствие этого и присутствовавший на всех заседаниях Президиума ЦК при обсуждении вопроса об освоении целинных земель, вспоминал:
«Товарищи Микоян, Булганин, Маленков были за проведение этой работы. Товарищ Молотов был категорически против… Он возражал принципиально и, как талмуд, твердил, что наша главная задача — повышение урожайности. Товарищ Хрущев, полемизируя с Молотовым, обратился к нам, сельскохозяйственникам, и к товарищу Сабурову (председателю Госплана) с вопросом:
— На сколько мы за 38 лет увеличили урожайность?
Мы вынуждены были признать, что находимся примерно на уровне 1913 г. Однако тов. Молотова это не убедило… Вы, тов. Молотов, просто не знали экономики страны, не понимали, что развитие машиностроения позволяет нам на данной стадии решать задачу подъема целины без ущерба для работы МТС и совхозов других областей. Уровень же развития химической промышленности на данной стадии нам позволяет только-только обеспечить потребности в химудобрениях быстро развивающееся производство технических культур»{264}.