Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг.
Шрифт:
Молотов присоединился к мнению Ворошилова:
— Правду восстановить надо. Но ведь правда и то, что под руководством Сталина победил социализм. И неправильности были, и позорные дела — тоже факт. Все надо соразмерить. Поэтому вряд ли успеем перед съездом сказать.
Подводя итоги обмена мнениями, Хрущев призвал решать этот вопрос в интересах партии:
— Сталин — преданный делу социализма. Но вел это дело варварскими способами. Он партию уничтожил. Не марксист он. Все святое стер, что есть в человеке. Все своим капризам подчинял.
Он согласился, что говорить на съезде о массовом терроре не стоит. (Заметим, кстати, что речь ведь шла не о массах, не о народе, как жертве системы, а о ее становом хребте — партии, вернее, о ее руководителях). Но линию в отношении Сталина, считал Хрущев, «надо наметить», отвести
К 3 февраля 1956 г. относится указ Президиум Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Социалистического Труда К.Е. Ворошилову в честь его 75-летия. В традиционном приветствии от ЦК КПСС и Совета Министров СССР он характеризовался как «верный ученик великого Ленина, один из выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства»{666}. Упоминание о Сталине, ранее обязательное для такого рода документов, впервые отсутствовало. Этот факт с полным правом можно квалифицировать как первый реальный симптом приближающегося большого разговора о культе личности и его главном носителе. О внезапности такого решения, принятого в узком кругу, свидетельствует и то, что в приветственных телеграммах К.Е. Ворошилову от руководителей братских коммунистических и рабочих партий он по-прежнему именовался учеником Ленина и ближайшим соратником Сталина. Тогда же решался и вопрос о приглашении на съезд ветеранов из числа несправедливо репрессированных, но затем реабилитированных. 3 февраля Президиум ЦК поручил Секретариату ЦК рассмотреть вопрос о выдаче гостевых билетов «группе коммунистов, которые были в прошлом неправильно исключены из партии и ныне восстановлены в рядах КПСС»{667}.
Но не слишком ли много будет «свидетелей обвинения»? И не стоит ли разбавить их другими известными ветеранами, не подвергавшимися репрессиям? 4 февраля заведующий отделом партийных органов ЦК КПСС по союзным республикам Е.И. Громов вносит предложение пригласить на съезд в качестве гостей 25 человек и прилагает их список. Постоянные гостевые билеты на все заседания предполагалось выдать 20 из них, в том числе В.П. Антонову-Саратовскому, С.И. Гопнер, С.С. Дзержинской, Г.М. Кржижановскому, Г.И. Петровскому, Е.Б. Стасовой, Л.А. Фотиевой. А из перечисленных в уже упомянутых списках репрессированных, но реабилитированных гостевые билеты, причем только разовые, «на отдельные заседания», должны были получить лишь 5 человек, в том числе и Снегов!?{668}
4 и 5 февраля 1956 г. Хрущев направляет членам и кандидатам в члены Президиума ЦК, а также секретарям ЦК еще один проект отчетного доклада. Там содержалось обещание построить 38 млн. квадратных метров жилья уже в этом году и 205 млн. за пятилетие{669}. И были зафиксированы все внешнеполитические новации. Но о культе личности — опять ни слова!
9 и 13 февраля Хрущев рассылает им же поправки, внесенные в этот проект, в том числе поправку Молотова, предложившего дополнить вывод о возможности использовать и парламентский путь для перехода к социализму с оговоркой о необходимости давать «решительный отпор оппортунистическим элементам, не способным отказаться от политики соглашательства с капиталистами и помещиками». Хрущев посчитал молотовские поправки приемлемыми и сообщил, что включает их в проект{670}. Именно в эти дни и был решен вопрос о зачтении на съезде отдельного доклада о культе личности Сталина.
9 февраля 1956 г. Президиум ЦК заслушал сообщение комиссии Поспелова. В нем говорилось, что «1935-1940 годы в нашей стране являются годами массовых репрессий советских граждан» и что в эти годы «было арестовано по обвинению в антисоветской деятельности 1920635 человек, из них расстреляно 688503 человека»{671}. Приводимые в сообщении факты были настолько ужасающими, что «в особенно тяжелых местах текста Поспелову было трудно читать, один раз он даже разрыдался», — вспоминал Микоян{672}.
При обсуждении Хрущев, Первухин и Микоян подчеркивали,
что приведенные цифры и документы, в том числе за подписью Сталина, раскрывают несостоятельность его как вождя.— Что за вождь, если всех своих уничтожает? Надо проявить мужество, сказать правду.
Они высказали мнение, что продумать, как это сделать, конечно, надо. Но съезд должен знать:
— Если не сказать, — тогда проявим нечестность по отношению к съезду.
— Может быть, товарищу Поспелову составить доклад и рассказать о причинах культа личности, к чему ведет концентрация власти в одних руках?
— В нечестных руках.
— Где сказать? На заключительном заседании съезда.
— А делегатам съезда раздать отпечатанные завещание Ленина и его письмо по национальному вопросу{673}.
Судя по воспоминаниям Хрущева, речь шла о том, дополнять ли отчетный доклад ЦК съезду соответствующим разделом. И именно на этом заседании Президиума ЦК ему пришлось напомнить своим соратникам, что при обсуждении отчета каждый член руководства «имеет право выступить на съезде и выразить свою собственную точку зрения, даже если она не совпадает с основными положениями отчетного доклада»{674}. Ему не было нужды говорить им, что он готов сам выступить, если потребуется, и высказать свою точку зрения на аресты и казни. К тому же он и Микоян, по утверждению сына последнего, прибегли к своеобразному блефу, выразив «озабоченность», как бы на съезде не выступил Снегов, а что он будет говорить, одному Богу известно{675}.
Когда Хрущев диктовал свои воспоминания, он утверждал, что не помнит точно, кто после этого персонально поддержал его: «Думаю, что это были Булганин, Первухин и Сабуров… Возможно, Маленков тоже поддержал меня»{676}. Вполне вероятно, что кто-то из них и проявил инициативу, направленную на достижение компромисса:
— Раз вопрос ставится так, видимо, лучше сделать еще один доклад.
Тут все вынуждены были согласиться, что придется. Но, может быть, лучше всего это сделать не сейчас, с кондачка, а на следующем съезде? Ведь надо хорошенько подготовиться, изучить дополнительные материалы, все взвесить. Но Хрущев, вырвав у своих оппонентов принципиальное согласие, решил дожать их до конца:
— На 21-м уже будет поздно, если мы вообще сумеем дожить до того времени и с нас не потребуют ответа раньше. Поэтому лучше всего сделать второй доклад теперь{677}.
Молотов согласился, что на съезде о Сталине все же надо сказать. Но «не только это», а и то, что он — продолжатель дела Ленина, кстати, и по национальному вопросу.
— 30 лет мы жили под руководством Сталина, индустриализацию провели, после Сталина вышли великой партией.
Судя по последующим репликам его оппонентов, он был против публикации последнего ленинского письма по национальному вопросу с критикой сталинской концепции автономизации.
Схожую линию защиты Сталина занял Каганович. Предложение Хрущева заслушать доклад он назвал правильным. Он был даже не против того, чтобы раздать ленинские завещание и письмо.
— Историю обманывать нельзя. Факты не выкинешь. Мы несем ответственность. Но обстановка была такая, что мы не могли возражать.
Сославшись на историю своего брата, попавшего в опалу и покончившего жизнь самоубийством, Каганович продолжил:
— Но мы были бы нечестны, если бы, говоря об истреблении кадров, стали говорить, что вся борьба с троцкистами была неоправданна. Я согласен с товарищем Молотовым, чтобы сделать все с холодным умом. Да, мы переживаем. Но чтобы не развязать стихию, редакцию доклада преподнести политически. Хладнокровно надо подойти, чтобы 30летний период не смазать.
Правильным посчитал предложение Хрущева и Булганин:
— Члены партии видят, что мы изменили отношение к Сталину. Если съезду не сказать, будут говорить, что мы струсили. То, что вскрылось — мы не знали. Списки на 44 тысячи — невероятный факт. Надо быть ближе к правде. На два этапа роль Сталина разделить. На втором он перестал быть марксистом. Как сказать? На базе [концепции] культа личности. Сталин и партия [не одно и то же]. Нельзя приписывать Сталину [все заслуги партии]{678}.