Хрустальная сосна

–  Ну я же говорю - святой, - Вика рассмеялась.
– На женщин внимания не обращаешь. Работаешь, как зверь… Вместо того, чтобы на природе отдыхать и предаваться приятным развлечениям, как некоторые.

–  Ты разве видела, как я работаю?

–  Сама не видела. Но слышала, что ребята про тебя говорят. Мне это тоже удивительно. Зачем тебе все это - нормы, подсчет мешков… Неужели тебе не наплевать, сколько мешков травы ты насушишь, и так далее?

–  Не знаю…- я в самом деле ни разу над этим не задумывался.
– Просто… Просто я здоровый молодой мужик. У меня крепкие мускулы, мне легко работать. Ты не поверишь… Но мне иногда доставляет удовольствие тяжелый грубый труд. Я словно чувствую себя сильным и способным на многое… Хотя со стороны это кажется ерундой.

–  Да уж… Женя - я в это не поверю ни в жизнь. Ты просто пытаешься доказать что-то себе самому. Хотя доказывать ничего не нужно. Потому что и так видно, что ты человек. Не какой-нибудь Аркашка…

–  Ну уж, - польщенно усмехнулся я.
– Скажешь тоже - "святой", "человек"… Я самый обыкновенный.

–  Не-а… Ты не обыкновенный, поверь уж мне. Жена с тобою, наверное, очень счастлива.

–  Не знаю, - ответил я.
– У нее надо спросить.

Я подумал, что в последнее время Инна, кажется, более счастлива со своей диссертацией, но, конечно, ничего этого не сказал.

–  Одного не понимаю, - вдруг проговорила Вика.
– Чего ты в этой Катьке нашел?

–  Я? Нашел?!
– переспросил я, пораженный крутой сменой темы и тому, что Вика, оказывается, заметила мое платоническое влечение к Кате.

–  Ну да. Я же не слепая - все вижу. Как ты стараешься около нее оказаться, и как смотришь на ее, когда поешь, и вообще… Я промолчал. Мне не хотелось говорить о своих чувствах к Кате.

Потому что мне казалось: эта тема слишком трепетна, чтоб ее обсуждать.

–  Зря ты, Женя, силы тратишь…Она не видит ничего и ты ей не нужен…

–  Я и не говорю, что кому-то должен быть нужен, - возразил наконец я.
– С чего ты взяла? Жене я своей нужен, и мне этого достаточно. А тут…

–  И с тобой она бывает лишь потому, что дружок твой постоянно около тебя, - продолжала Вика.
– А так видел бы ты ее.

–  Какой дружок?
– искренне удивился я.

–  "Какой-какой"…- передразнила Вика.
– Славка твой ненаглядный.

–  А причем тут Славка?

–  Притом, - она вздохнула.
– Господи, какой же ты глупый, однако… Как и все святые, впрочем.

Я молчал.

–  Они же каждую ночь до утра гуляют. Ты что - не замечал?

–  Да ну… Откуда ты взяла…

–  Взяла уж… Сегодня, например. С кем она пошла - с тобой сюда, или с ним за реку?

Мне было нечего возразить.

–  Так-то вот… А ты к ней…

–  Но мне-то что, - с деланным равнодушием протянул я, хотя слова

Вики насчет Кати и Славки что-то больно перевернули во мне.
– Я - ничего… Полынь-то твоя где?
– спросил я, обрывая этот разговор.

–  Да на черта она мне сдалась! Я не за ней сюда пришла.

–  Не за ней… А зачем же?
– глупо удивился я.

–  С тобой хотела побыть… И поговорить, дурачок!- засмеялась Вика, медленно поднимаясь с сена.

–  Ну ты даешь!
– искренне восхитился я, впервые в жизни столкнувшись с такой женской хитростью.

–  Даю, - засмеялась она.
– Только не всем. И некоторые не берут…

Зайдя сзади, она прижалась по мне, опять обжигая меня мягким и непозволительным прикосновением. Обняла, прижалась щекой, щекоча своими волосами. Я молча поймал ее запястья и осторожно сжал их, словно хотел передать ей нечто, невыразимое словами.

–  Женя… - прошептала она, положив голову на мое плечо.
– Ты такой хороший… Если бы я…

–  Что "если бы"?
– уточнил я, послушав ее молчание.

–  Да нет, ничего… - пробормотала Вика.
– Не слушай меня… И забудь все, чего я тебе тут наговорила.

Я молчал, зачем-то прижимая к себе обнимавшие меня руки.

–  Возвращаться пора… - вздохнула Вика.
– Пойдем мою футболку искать, я ее швырнула где-то, уже не помню… А то в таком виде в лагерь не вернешься.

–  И трусы, кстати, тоже, - добавил я.

–  Абсолютно верно, - согласилась Вика.
– Без трусов меня туда просто не пустят.

Славка и Катя вернулись из-за реки позже нас. Никакой земляники они, естественно, там не нашли. Косоглазый Степан то ли наврал, то ли просто перепутал время, когда видел эту землянику.

Однако никакого огорчения на их лицах я не обнаружил. Напротив, они казались довольными и умиротворенными. Славка шутил и смеялся даже больше обычного.

Глядя на них, я вспомнил слова, сказанные Викой. Мне это было не очень приятно. И дело заключалось не в ревности; я не мог ревновать Катю, тем более к своему лучшему другу Славке… Однако в душе у меня остался какой-то неприятный осадок.

*8*

Вечерняя смена не шла ни в какое сравнение с дневной.

По идее она должна быть оказаться даже не такой изнурительной: все- таки зной спадал, солнце клонилось к закату. Но с самого начала смены я чувствовал усталость. Потому что хоть и не работал днем, но полдня мотался по жаре. Сейчас больше всего мне хотелось отдохнуть в холодке, а не работать. Голова гудела, налитая знойной тяжестью. Завтра все утро буду отсыпаться, как Аркашка с Володей, -думал я, оттаскивая какой-то чрезмерно тяжелый мешок с горячей мукой.
– Даже на завтрак не встану…

Неимоверно досаждали комары. Гораздо более злые, чем слепни, к тому же подлетавшие неслышно в грохоте привода. Маленькие и желтые, они отличались от тех, что вились каждый вечер вокруг костра. И кусали они больней, чем самый крупный овод. К тому же, едва начало смеркаться, Николай включил прожектор на столбе возле распределительного щита. На свет комары слетелись тучей. После часа вахты на мешках все тело горело, превратившись в один сплошной укус. Я с невыразимым облегчением отошел от горловины, передав очередь Володе.

У бункера было легче. Тем более, что к вечеру привезли три тележки чрезмерно длинной, неизрубленной травы, которую приходилось дополнительно пропускать через измельчитель. Угрожающего вида красный агрегат, стоявший справа от бункера. Стоило бросить в него охапку травы, как он загребал, перемалывал в ревущей утробе и с воем выплевывал из кривого хобота длинную зеленую струю. Подносить траву к измельчителю было гораздо ближе, чем кидать в бункер; а Николай нацелил хобот так удачно, что готовая масса распределялась равномерно. Такая работа казалась почти приятным развлечением. Но Аркадий непрерывно и мрачно чертыхался. Час Володиной вахты пролетел быстро. Мы едва успели загрузить бункер во второй раз, и Славка, взяв банку, пошел за водой на скважину - несмотря на вечерний час, нам, как всегда, хотелось пить. Я взглянул на часы: в нашей бригаде я наблюдал за ходом времени - и тронул Аркашку за плечо.