Хрустальная сосна
Шрифт:
Поэтому еще раз взглянув на мокрую простыню и уловив исходящий от нее острый, характерный, будоражащий запах, я поднялся и тоже пошел в ванную. Тихо отворил дверь, осторожно залез к моющейся Вике и пристроился к ее желанному телу.
Я принял ее условия игры и больше уже ничего не просил.
*17*
Год прошел незаметно.
Я осознал это июльским днем, идя сквозь горячий, опять наполненный липовым дурманом город.
Кругом бушевал настоящий летний рай. но я его не замечал, поскольку на душе моей было отвратительно и паскудно. Это был один из двух выходных среди моей ночной
Она делала это в исключительных случаях - точнее сказать, практически никогда- и я сразу с упавшим сердцем понял недоброе. Отложив развлечения, я поехал к родителям.
Я очень давно у них не был, и по дороге туда представлял себе, что увижу и узнаю что-то очень тягостное.
Я не ошибся.
Отец лежал с сердечным приступом в таком состоянии, что не требовалось считаться врачом, чтоб предчувствовать близкий инфаркт. А за ним -… столь же недалекую смерть. Помочь ему было уже ни чем нельзя, это тоже казалось ясным. Оставалось продлить оставшиеся дни, стараясь хотя бы не волновать его и не расстраивать. Мама суетилась вокруг него, безучастно лежащего в постели среди отвратительного запаха лекарств. Суетилась добро и неумело; она действительно стала совершенно иной. Ее жесткость исчезла и она - с опозданием на много десятков лет - стала нормальным человеком, ласковой матерью и любящей доброй женой. Однако и это запоздало. Потому что она сама тоже была нездорова. Я не видел маму несколько месяцев и сейчас заметил, как ужасающе она пожелтела и похудела, мучимая, вероятно, какой-то внутренней болезнью. Но из-за хлопот вокруг отца не могла обратить внимание на себя…
*-*
Я побыл у родителей, сколько смог.
Мое присутствие фактически никому не помогало. Лишь наоборот: увидев меня с рукой, отец почувствовал, как ему опять стало хуже. Я шел домой и думал, что жизнь моя - и всего, что было моим ближайшим окружением, - столкнутая год назад со своего места, продолжает медленно рушиться. Что я, пережив боль, смену работы и уход жены, все-таки как-то справился, нашел новую ступень и даже встретился с Викой - но зато поползла в пропасть жизнь родителей. И это крушение нельзя было остановить, поскольку у них не оставалось запаса времени, здоровья и сил…
Такого опустошающего, иссасывающего удручения я не испытывал давно. Я медленно шел по городу и думал, что, скорее всего позвоню Вике и отменю сегодняшнюю встречу: после увиденного у родителей внутри все упало и я наверняка сегодня окажусь ни на что не способен. Вместо свидания просто напьюсь водки. По-настоящему, до полного одурения - чтобы не думать о том, какие тягостные хлопоты предстоят в ближайшем времени…
*-*
Находясь в мрачно-сумеречном состоянии, я не сразу услышал, как меня радостно окликнули.
– Женя! Женя!!!…
Я обернулся и увидел, что на меня, тихо улыбаясь, смотрит полная, невысокая молодая женщина с детской коляской. Она казалась абсолютно незнакомой. Я смотрел молча несколько секунд, думая, что она наверняка обозналась. И лишь когда поправила пальцем тонкие металлические очки, я вдруг мгновенно ее узнал. И ощутил укол стыда вместе с удивлением: год назад я узнавал ее по одному лишь хрусту шагов в ночной темноте… Но сейчас
она так изменилась, что…– Женя, а ты нас и не узнал…- сказала Катя.
– Кого - "нас"?
– через силу улыбнулся я, опять ничего не понимая.
– Так вон, - она показала на красную коляску, будто именно ее я мог не заметить.
– Меня и дочку…
– Аа… - безразлично протянул я, абсолютно равнодушный к детям.
– Понятно.
Мне, конечно, стоило спросить, сколько девочке месяцев, какой она родилась и сколько весит сейчас, как спит, ест и не жидко ли какает - выяснить всю эту никому, кроме самой молодой мамаши, не интересную чепуху, которой однако именно они доканывают окружающих. Спросить хоть что-то хотя бы из приличия. Но я меня было такое плохое настроение, что я не смог выдавить пары фраз. Мне была совершенно безразлична сама Катя и тем более - ее недавно родившаяся дочка со всеми жизненными процессами; я был не рад этой случайной встрече, я не был бы рад сейчас никому и ни при каких обстоятельствах. Хотелось лишь одного - поскорее добраться до дома, запереть дверь, напиться и ни о чем больше не думать.
Но Катя продолжала идти рядом, с молчаливой улыбкой покачивая свою коляску. Меня тяготило ее присутствие, но я не мог решиться и свернуть в боковую улицу; это было бы уж слишком грубо.
– Я слышала, ты ушел от нас, - первой нарушила молчание Катя.
– Да, - коротко ответил я.
– И где же ты теперь?
– На вычислительном центре. Перспективная работа и в общем интересная, - добавил я, чтоб избежать дальнейших вопросов.
– И главное, ее можно делать с моей рукой.
Мы еще некоторое время шли молча. Я уже думал - сейчас все-таки попрощаюсь и сверну, и неважно, что Катя будет думать.
– Жень, ты знаешь…- вдруг тихо проговорила она.
– Я все время чувствую свою вину перед тобой. Когда узнала, что тебе пришлось уйти из НИИ, еще больше расстроилась. И мне… Мне кажется, ты должен проклинать судьбу за то, что мы оказались в одном колхозе. И…
– Не надо об этом, - оборвал ее я.
– Все это было давно.
– Нет, правда - меня все время это мучит…
– Я же сказал!
– почти раздраженно повторил я.
– Все прошло. И не думай ни о чем.
– Нет, Женя… Это правда…
– Вот моя остановка, - не в силах больше терпеть, перебил ее я.
– В общем, Катя, рад был тебя встретить… Пока…
– Подожди, Женя!
– Катя неожиданно крепко схватила меня за рукав.
– А почему ты даже не спросил меня, как зовут дочку?
– Да, кстати, а как ее зовут?
– равнодушно спросил я.
– Ее зовут Евгения, - как-то значительно ответила Катя.
– Ну и хорошо, - безразлично ответил я и повторил: - Ну ладно, пока!
– Ее зовут*Евгения*!
– повторила она с особым нажимом.
– Женя, ты что, не понял - ее зовут Евгения!
– Евгения?!
– я остановился, вдруг поняв, что имеется в виду.
– Да, я так решила.
Я молчал; это было совершенно неожиданно; сама Катя уже превратилась для меня в малозначимый и в общем далеко не самый светлый эпизод моей глупой прежней жизни.
– Ты обо мне никогда не сможешь забыть, как бы ни старался, - грустно и одновременно как-то неузнаваемо твердо сказала она, осторожно коснувшись моей правой руки.
– И я подумала, что будет справедливо, чтобы и я никогда не могла тебя забыть. Вот поэтому… Не виденная еще мною девочка, словно почувствовав, что речь зашла о ней, вдруг захныкала. Катя наклонилась к коляске, что-то там переложила и перевернула. Невольно, удивляясь себе, я наклонился за ней, посмотреть свою тезку.