Хрустальная сосна
Шрифт:
– Врешь, скотина. Ничего у тебя с нею не было. И ни с кем не было.
Потому что такому вонючему козлу, как ты, дать может только последняя вокзальная шлюха, раздвигающая ноги за вчерашний бутерброд. Аркашка остолбенел. Он, похоже, и узнал меня не сразу - неужели я настолько изменился за полгода? Он замолк на полуслове, я молча смотрел на него. Один из парней недовольно буркнул, что я помешал дослушать самое интересное место.
Я чувствовал, что внутри все трясется от внезапной ненависти к этому типу - здоровому и не покалеченному, которого не гонят с работы, и, несмотря на всю паскудность, наверняка не бросит жена…
– Сейчас я тебе вмажу, - спокойно сказал я.
– Разобью твою бородатую харю, чтоб не
– Ты что - сдурел?
– закричал он.
– Откуда ты взялся?
Мне стало ясно, что лучше ударить его ногой. С размаху в пах - чтобы боль пронзила его снизу вверх, как острие кола. Чтобы он согнулся, схватившись живот. И тогда можно будет двинуть еще раз и сбить его на пол. А потом, уже лежачего, пинать в лицо, топтать обеими ногами, месить в кровь и в тесто - бить до тех пор, пока он шевелится, и плевать, что мне за это будет.
– Врет он вам, - пояснил я парням.
– Ничего она ему не давала.
Вот разве что так пару раз…
Я занес ногу для удара - Аркашка проворно отбежал в дальний угол.
– Смотрите на него!
– орал он.
– Это же форменный псих! Псих!!!
Его в дурдом надо отправить, а он тут расхаживает на свободе!
Перед глазами встал красный туман. Уже ничего не видя, я кинулся за ним
– и не сразу понял, почему не могу его достать. И только спустя секунду осознал, что меня - в самом деле, как сумасшедшего!
– держат сзади двое парней, только что слушавших Аркадия. Пелена спала; я словно увидел все со стороны, мне стало пусто и противно. Я дернулся, вырываясь, - кажется. угодил-таки локтем в челюсть одному из защитников. Я плюнул им под ноги и пошел прочь. Проходя мимо Аркашки, я еще мог остановиться и быстро дать ему под дых. Но я не сделал даже движения в его сторону.
Тяжело дыша, как загнанная лошадь, я поднялся на второй этаж, где был наш сектор. Навстречу, весело переговариваясь, шли начальник, Мироненко и Лавров с Рогожниковым: наступило время обеда. Я не мог идти с ними. Слушать их разговоров и вступать в них. Я хотел убить начальника, который лишил меня тринадцатой зарплаты, и спортивного здоровяка Мироненко, и паскудного Аркашку и всякого, кто бы попался на пути… Свернув в боковой коридор, я переждал, пока они пройдут. Потом зашел в комнату и тяжело опустился за свой стол. На душе было непередаваемо гадко: я только что пытался избить человека. Особенно удручало, что я так и не смог этого сделать, не успел даже раз ударить его, и злость так и не нашла разрешения… Я сидел, тупо глядя на свой пыльный кульман и не мог сосредоточиться.
За шкафом раздалось шевеление. Ну конечно, Виолетта была тут, раз комната оказалась незапертой. Я поднялся и прошел туда. Она сидела, как обычно и, подняв голову, смотрела на меня снизу вверх. Я молча опустился на стул.
– Женя, что с тобой?
– обеспокоенно спросила она.
– На тебе лица нет…
– Вета… Я… - я облизнул пересохшие губы.
– Я уже до ручки дошел.
Сейчас только что едва не избил человека…
Она молчала, и я тоже помолчал.
– Я не знаю, что делать… Что со мной происходит, дальше уже некуда.
– Послушай, Женя… - вдруг тихо спросила она.
– Когда… Когда ты в последний раз был с женщиной?
– С женщиной?!
– изумленно переспросил я; меньше всего я думал сейчас о таких вещах.
– Не помню… Кажется, в начале июня… Да, или даже в конце мая…
– Господи, какой ужас… - всплеснула руками Виолетта.
– Как ты живешь? Разве можно так жить?
– А что - это так важно?
Я в самом деле давно уже не задумывался об этом.
– Для мужчины в твоем возрасте это не просто важно, а имеет самое главное значение…
– Но… Но жена
уехала… И не возвращается. И…– Вот это уже неважно, - твердо ответила Виолетта.
– Точнее, именно поэтому ты должен начать новую жизнь. Изменить своим привычкам. И прежде всего ощутить себя мужчиной. А это можно только с женщиной…
– С женщиной… - растерянно повторил я.
– Но… Но у меня практически не осталось женщин, с которыми бы я общался… В последнее время я общаюсь только с тобой…
– Только со мной, - задумчиво проговорила она.
– Только… А ты хочешь меня?
– Да, - ответил я, не задумываясь, потому что в общем это было правдой, несмотря на ее возраст и наше давнее знакомство.
– Хочу. Тебя.
– Если действительно хочешь -бери…
– Когда и где?
– смеясь, спросил я, не придавая разговору значения.
– Здесь. И сейчас.
– Ты… серьезно?… - проговорил я враз севшим голосом.
Вместо ответа Виолетта подошла и, задумчиво улыбаясь, наступила на мой стул, уперлась коленом мне в грудь, точно хотела взобраться куда-то повыше. Продолжая улыбаться, неторопливо отвела свою черную шелковую юбку - так, что медленно обнажилась вся ее нога. Выше, выше, еще выше - пока не показался плотный край той части колготок, которая никогда не открывается на полностью одетой женщине… Вид этой потаенной, не предназначенной чужому взгляду детали ударил меня наотмашь, и я вдруг ощутил запах - когда-то знакомый, но совершенно забытый запах капрона, нагревшегося от живого женского бедра…
– Хочешь меня?
– совсем тихо проговорила Виолетта.
– Так возьми тогда скорее.
Дрожащими руками я обхватил ее толстую ляжку. Я все еще не воспринимал происходящего всерьез, но прикосновение к женскому телу - само осязание которого я уже практически забыл -пронзило внезапным, ошеломляющим желанием.
– Да…- пробормотал я, не в силах оторваться.
Виолетта шагнула к столу, на ходу вынимая из сумочки платок и стирая помаду с губ. Это простой, однако совершенно понятный по назначению жест заставил поверить в возможность невозможного. Через секунду она уже сидела на моих коленях, разведя ноги и прижавшись ко мне животом. От ощущения теплой и близкой тяжести у меня кружилась голова. Я поцеловал ее сначала несмело, давно разучившись это делать. Она отозвалась жадно, прикусила мне губу - и я вспомнил, как надо целовать женщину, которую хочешь и которой будешь обладать, и закрыв глаза, впился в нее…
Голова кружилась. Я обнимал Виолетту, притискивая к себе. Большой бюст ее, зажатый между нашими телами, мешал контакту; уже веря во все, я осторожно прикоснулся к нему здоровой рукой. Виолетта вздрогнула. Грудь ее оказалась очень мягкой.
– Ой, я чувствую, что ты в самом деле меня хочешь, - тихо засмеялась она, оторвавшись от моих губ.
– Я сейчас, сейчас… И ушла куда-то за спину. Я слышал шуршание ткани и боковым зрением видел, как на соседний стул летят скомканные колготки, трусы и еще какое-то женское белье. Плохо соображая, что сейчас произойдет, я все-таки расстегивал брюки…
– Ого!
– сказала Виолетта, вернувшись и оценив ситуацию.
Подобрав юбку, она приподнялась надо мной. Вид ее голых ног невыносимо, просто вызывающе контрастировал с затрапезной рабочей обстановкой нашей комнаты -стенами, крашенными в унылый синий цвет, обшарпанными шкафами, штабелем перевязанных бечевками бумаг и желтых от старости трубок ватмана, стоящих в углу возле пыльного, полгода не мытого окна. Это было потрясающе, необъяснимо и совершенно ново. Тем более удивительно, что во внешности Виолетты не нашлось ничего сверхъестественного; ноги ее без колготок оказались не такими упругими, как казались, и вообще вдруг стало очевидным, что она в самом деле гораздо старше меня. Но это не волновало, я хотел сейчас ее - хотел только ее, и желание стало осуществимым. И до удовлетворения можно было дотянуться…