Ху Из Мы

– По закону рыба принадлежит государству. Чтобы говорить о справедливости, надо знать условия договора между рыбаками при одалживании удочки. А по чести - тому, кто честно выполнил условия договора, - ответил умник, и второй согласно кивнул головой.

Марк Арнольдович нервно чесал шею, грудь, руки.

– Сколько времени у меня ещё осталось?

– Четыре минуты...

– Может ли быть нарушен международный договор, и при этом не иметь последствий для нарушителя?

– Может, - ответил второй умник, - если одна договаривающаяся сторона поглотит другую. Или, если одна из договаривающихся сторон перестанет существовать. Или же такое нарушение может быть урегулировано дополнительным к договору соглашением или новым договором, аннулирующим предыдущий, - умники пожали друг другу руки в знак согласия.

– Предложенные вами варианты достаточно сложны в реализации. Нет ли более простых решений?
– Сечин выжидательно-напряженно посмотрел на собеседников.

– Простые ответы обычно характерны для простых вопросов. Вы же поставили вопрос о нарушении международного права - такие задачи простых решений не имеют. Но обычно, чем дольше тянется их разрешение, тем большие потери поджидают впереди проигравшую сторону, - умники опять пожали друг другу руки с довольными улыбками на лицах.

Ворон, сидевший до этого спокойно на подоконнике, стал долбить клювом окно.

– Пшла вон, нечистая сила!
– у Марика так засвербело в носу, что он чихнул, сидя в кресле, аж ноги подпрыгнули.

Окно распахнулось, ворон вспорхнул, а с ним пропал и бородач представившийся Могелатом. То ли вниз упал, то ли взлетел куда, но снизу послышался звон разбитого стекла.

И умники куда-то подевались...

– Ты разбил стакан, - сказала жена Глаша, пробуждаясь. Опять поставил на край стола - а я предупреждала...

– Он сам по себе упал, видно, Земля же вертится, ты знаешь, а тут развернулась неудачно. Я от него слишком далеко находился - никак не дотянуться, чтоб уронить.

– Не Земля развернулась, а ты вернулся вчера поздно, подшофе. Опять с другом революционные песни горланили? Я предложила лечь в постель, ты отказался.

– Хочешь сказать, что я всю ночь просидел в кресле?

– Почему просидел, - проспал. Или не твой храп всю ночь разносился по комнате?

– Не может быть! Я убеждён, что находился всё это время в здравом сознании.

– На стёкла от стакана не наступи...

* * *

"В основе желания быстро разбогатеть всегда стоят жадность и глупость..." - начало отобранного для ознакомления письма заинтриговало Семена Степановича, и первейшая мысль, пришедшая в голову, предполагала сомнение, что данное письмо будет полезно городу, но, несомненно, целебно для любимого племянника. "Меня же это не касается, -реабилитировал себя начальник службы, - я к таким вещам спокойно отношусь, с пониманием..."

Семен Степанович Шалый все ещё надеялся "наступить" на плодотворную идею, но внутренне верил только в поставку макулатуры. Подсознание угнетало сознание своей близостью к реальности. Письма поступали прежним потоком, что говорило о неубывающем энтузиазме населения к наукотворчеству. Это не позволяло расслабляться и самому собирателю полезного злака, верившего в причуды судьбы-плутовки, и потому чтение писем было обречено на продолжение. К тому же, необходимо было доложить о результатах конкурса начальнику департамента, если он не забыл...

"А хорошо было бы, если забыл - отчёт не понадобится и случайные вопросы по макулатуре не всплывут - стругай денежки потихоньку и не высовывайся, - меркантильные мысли скреблись непроизвольно сами по себе.
– Да и новые регионы к этому делу подключить не мешало бы. А оправдание в неудаче всегда найти можно".

Начальник службы отогнал провокационные мысли и продолжил чтение.

Соискатель премии в письме уверял, что все, что необходимо городу и его структурам для нормальной деятельности давно придумано, продумано и применено, если не в столице, то в других городах, и необходимо лишь отыскать искомое блюдо. Финансы же на нововведения легко можно получить, сократив количество чиновников до необходимого числа, а также от сдачи в пункты приёма макулатуры наплодившейся, благодаря их деятельности.

Услышав о знакомом до сердечной боли слове "макулатура" Семен Степанович вскочил, лицом позеленел с оттенком серого, и нервно стал трясти кулачками. "Ой, неспроста мне это письмо подкинули, ещё и с упоминанием этого..." - он не позволил себе обозначить даже мысленно волнующий его предмет. Он нервно набрал номер телефона племянника и потребовал срочной аудиенции, употребив в резком тоне два нецензурных слова для выразительности. Они то, похоже, и сыграли наиважнейшую роль - Виталик появился в кратчайший срок, Семен Степанович не успел даже телефон положить на место.

– Звал, дядя?
– расхристанный и запыхавшийся племянник влетел, как из пушки выстрел.

– Много наторговал?

– А что случилось?
– спросил Виталик виноватым голосом, кладя на стол деньги: - Твоя доля, - и добавил не к месту, - воровская.

Дядя зыркнул так глазами, что племянник понял об ошибке, и рука сама потянулась чесать затылок, как вроде б то после удара.

– Похоже, нашу коммерцию раскрыли.

– Почему решил? И что из этого? Мы ни у кого ничего не воруем, отдаём своё, кровное... ну, хорошо - пусть будет - ничьё. Кому какое дело?

– Да вот есть кому. Дела надо делать тихо, аккуратно, без шума и безобразий, а ты? Пришёл, нашумел, напакостил... А теперь говоришь, кому какое дело. На вон, читай, - и дядя метнул письмом в дорогого племянника.

Виталик поднял письмо и неспешно прочёл.

– Ну и что? Письмо, как письмо. Случайное совпадение отдельных слов и мыслей, а далее твоя мнительность и более ничего. Выпиши ему мизерную премию за здравые мысли и, увидишь, он прибежит тебе руку жать.

– Думаешь? Дурак дураком, а идея верная. Так мы всю цепочку участников этого дела проверим, если она есть, а заодно и себя реабилитируем, если что...

Дядя пожал племяннику руку, чему был сам крайне удивлён, и воспарил духом, видя какое славное поколение идёт на смену.

* * *

Руководитель бригады Сергей Гадкий, выбрав удобный момент, шепнул Гарику Рыбчинскому, чтобы тот зашёл к нему в кабинет. Подчинённый, видя не публичность приглашения, и сам пожаловал инкогнито.

– Гарик, - сказал наставительно Гай Юлий, оказавшись наедине, - оставь в покое разработку новой национальной идеи, а заодно и Свету Соколову - на тебе лица нет - весь измождённый. Так и до потери сил недалеко, а там и вовсе предел наступит. Единственный плюс твоих усилий - то, что Соколова светится, словно бусина янтарная в огне. Но для тебя это имеет несомненную опасность. И, кроме того, перестань прятать презервативы за батареи и прочие экзотические места. Уборщицы жалуются, что им приходится изымать инструменты ваших изысканий из труднодоступных мест. Зачем на люстры забрасываете несвойственные им предметы, и к растениям в горшки закапываете - для лучшего роста, что ли? Знай, при поливе ваша тайна оголяется...

– Это не мы. Это до нас...
– неубедительно попытался оправдываться Рыбчинский.

– Я тебя предупредил...

Гарик покраснел, опустив голову, думая, чтобы такого умного ответить, и ответил:

– Откуда вам известно, над какой проблемой я работаю сверхурочно?

– Многоуважаемый, юный друг, - высокопарно начал Гай Юлий, - во-первых, не учитесь смолоду говорить неправду, - это вам плохо зачтётся в будущем. Это я по поводу внеурочного времени. А что касается непосредственно вашего вопроса, то испокон века несомненна истина: что известно двоим, то знают все.