Хуан Дьявол

– Подойдите и посмотрите. Неужели не подойдете, хозяйка? Как здорово! Мои ноги шагают под эту музыку. Ах, черт! Как же это здорово. Подойдите, хозяйка. Подойдите…

– Ты оставишь меня в покое, Ана?

– Подойдите, если хотите увидеть, как сеньор Ренато идет вслед за ними. Бегите, а то не увидите. Благословенны и всехвальны Священные Дары! Вам надо увидеть, чтобы поверить.

Айме подбежала к окну, и увидев, едва поверила. В свете уличных фонарей и факелов удалялся караван, в неясно отражавшемся свете убывающей луны она отчетливо видела, как Ренато Д`Отремон, единственный белый человек в темной толпе, следовал охрипшим ритмам африканских барабанов, словно эта музыка тащила его за собой.

– А Янина, хозяйка, посмотрите-ка на Янину, – указала Ана. – Она столько говорила, хвасталась, что не ходит на эти праздники. Посмотрите на нее. Идет за обнаженными. А еще говорит, что белее всех белых. Понятно, что белее всех хозяин, и идет там.

– Скорее всего, Ренато перепил. А Янина идет позади него.

– Похоже ему нравится идти пешком, сегодня ночью будет великий праздник. Уверена, он встретит у них рассвет.

– Эта ночь… Эта ночь… – бормотала Айме, раздумывая. – Возможно, я должна воспользоваться этим и сделать все поскорее. До того, как Ренато скажет, что немедленно возвращается в Сен-Пьер. Хотя…

– Так мне сказали, но вы же не…

– Замолчи! Ночью мы пойдем, куда следует, чтобы побыстрее все уладить. Ренато лучше остаться здесь. Я должна сделать это немедленно, если не получится, то завтра.

– Ай, хозяйка! Что вы будете делать?

– Освобожусь от груза; приготовь дверь, чтобы сбежать. Нельзя, чтобы меня поймали. Быстро, Ана! Этой ночью мы спокойно выйдем, никто не хватится нас, никто не поймет. Охранники будут, наверное, на празднике, а раз все тихо вышли, никто не удивится, когда увидит двух женщин с закрытыми лицами, идущих к плантации.

– Мы тоже пойдем на танцы? – вдохновилась служанка.

– Не будь идиоткой! О чем я тебе говорила вчера? Мы должны увидеть женщину, что живет наверху.

– Колдунью? Знахарку? – ужаснулась метиска.

– Конечно. Она вытащит нас из затруднительного положения. Уверена, она не пошла танцевать. Знаешь, где она живет? Знаешь дорогу?

– Да, хозяйка, но мне страшно. Очень страшно. Говорят, когда идут повидать колдунью ночью при убывающей луне и когда идут обнаженные, появляется красное пятно на воде и льется кровь. Да, хозяйка, льется кровь. Кто-то умрет и оставит огромную лужу крови.

– Замолчи, не болтай чушь! Никто не умрет. Дай накидку, вуаль, возьми фонарик и пошли. Ренато Д`Отремон пошел на праздник, будет ночь рома и танцев. Пусть сияет Кампо Реаль, пусть будет весело. Сегодня музыка, завтра будет плач; по крайней мере, плач идиотки свекрови. Конец наследникам Д`Отремон! Выйдем из этой комедии навеселе, а я буду смеяться над всеми громче всех. Идем, Ана, идем!

Айме подталкивала испуганную служанку, которая поднималась с трудом. Поднимаясь все выше на холм, между стволов красного дерева и перцев, которые давали тень на плантации. Поблескивали красные языки костра, и очарованные, они остановились.

– Ай, хозяйка, посмотрите, посмотрите туда! Как все это здорово!

Под сводом ночи негритянского праздника разрывались хриплые звуки примитивных инструментов. Задвигались танцующие. Освещенные языками пламени, причудливо одетые тела подрагивали, словно они были живыми горящими факелами. Будто в припадке эпилепсии подрагивали тела, руки схватили цветные платки, подражая бешеному вихрю.

Айме засмотрелась, словно одурманенная ослепительным спектаклем. Затем вцепилась в руку Аны и поволокла ее вверх по горе, разрывая цепь, которая держала и ее:

– Иди, иди! Потом останешься здесь, если хочешь. А теперь пошли.

5.

Как лунатик, шел Ренато к четырем большим хижинам, центру ничтожного поселения, чьим усиленным потом, нищетой, жил состоятельный мраморный дом, окруженный садами. Он дошел до этого места и остановился у костра, но никто не замечал его. Он уже был не хозяином, а лишь белой тенью в черном безумии местных танцев, бесцветным штрихом, где бронзовая и эбонитовая плоть двигалась в судорогах выразительного танца, словно вздрагивала сама земля. Он никогда не приближался к тем местам, никогда не рассматривал своими голубыми глазами это темное великолепие. Странно быть чужеземцем на землях, принадлежащих тебе, где ты родился. Впервые все это проникало в него очень глубоко, будто звери, в нем пробуждались столько лет спящие голоса, он ощутил, как ненависть и любовь разгорались в груди, и впервые без отвращения он посмотрел на маленькую медную ладонь в своей белой ладони.

– Хозяин Ренато, вам нравится? Вы впервые пришли на праздник к хижинам, не так ли?

– Полагаю, ты тоже, Янина. Не думаю, что моя мать разрешала тебе.

– Нет, конечно. Донья София никогда не смогла бы простить и понять. Но она прощала другое и старалась понять то, чего не понимала. Сеньора Айме приходила сюда много раз. Вы не знали, хозяин?

– Айме? Возможно, проходила мимо. Возможно, из-за любопытства подходила, но…

– Сеньора Айме приходила сюда много раз, и как-то танцевала перед хижинами.

– Зачем ты говоришь эту нелепость? С чего ты взяла это? Ты лживая и глупая! Моя жена не могла прийти сюда. Ты что, не понимаешь?

– Здесь никто ни на кого не смотрит, разве не очевидно? Их занимает только танец и выпивка. Когда пьют столько, звучит музыка и совершаются движения…

Ренато гневно повернулся, посмотрев туда, куда указала Янина. На грубом столе стоял бочонок рома, и со стола брали закуски. Старый негр, с шевелюрой белее снега, выливал из бочонка содержимое в чашку, а все нетерпеливые вокруг собрались в кучу, подставляя стаканы и сосуды к деревянному крану, доступному всем.

– Если бы вы выпили глоток, то позабыли бы даже свое имя, сеньор, и стали бы счастливы на несколько часов. Не хотите? Сеньора Айме однажды пила…

– Может, ты перестанешь лгать? Чего ты добиваешься, идиотка? – разъярился Ренато.

– Я уже сказала. Вы не понимаете и не хотите понять меня, но если бы посмотрели в мои глаза…

Янина встала на цыпочки, устремляя взор затаенных черных глаз в голубые глаза Ренато. Но он недовольно отодвинул ее.

– Оставь меня. Будет лучше, если я не пойму тебя. Думаю, это тебе нужно принять глоток этого яда. Подойди, выпей, пока не свалишься и не прекратишь следить за моей женой и создавать ложные обвинения против нее. Не первый раз я велю тебе оставить меня в покое, а ты не оставляешь. Раз и навсегда пойми: я не хочу слушать твои сплетни и козни.

Он удалился быстрым шагом, резко отодвинув ее в сторону, а руки Янины судорожно сцепились друг с другом, и она пробормотала, угрожая:

– Возможно, завтра я причиню тебе боль, как ты причиняешь мне!

Из дверей полуразрушенной хижины виднелся скудный красноватый свет огня. Сначала с любопытством, затем с диким страхом Айме с Аной смотрели на высокую и костлявую женщину с кожей чернее угля, которая подошла к Айме с горящими, как рубины, глазами. Одежда была черной, как и платок, накрученный на голове. Они увидели, что на ее запястьях висели длинные разноцветные бусы, в зрачках был красноватый блеск, а белые зубы сверкнули, когда она начала говорить, зашевелив мясистыми губами: