Хуан Дьявол

– Потому что ты в тупике. Потому что запуталась в собственных сетях. Потому что хочешь избежать ада, который сама создала.

– Спаси меня, Хуан! Увези подальше. Если не сделаешь, то сможешь назвать меня Сатаной. Если меня загонят в угол, то я буду защищаться руками и зубами, и я отомщу тебе, Ренато, ей… Ей, да… Раньше я не хотела причинять ей вред. Так сложились обстоятельства. Но если ты в последний раз оттолкнешь меня, то я стану безжалостной. Если не спасешь, я утону; но я потоплю всех, кто меня окружает. Спасешь или бросишь, Хуан? Отвечай! Отвечай!

Обезумевшая, ослепшая, отчаянная Айме говорила, схватив за руку Хуана, который неподвижно смотрел на нее с такой горькой улыбкой, что она была похожей на гримасу, отказываясь с еле сдерживаемым гневом:

– Ты оставишь меня в покое? Ты вышла за другого, а я рисковал жизнью, чтобы вернуться к тебе. Ты должна была понять, что у нас все закончилось.

– Возможно, но тогда ты не думал об этом. Не скрещивал руки, не смотрел на меня так оскорбительно. Не мешало бы тебе лучше узнать, что Моника решает вопрос по расторжению вашего брака.

– Ты лжешь! Это неправда…

– Она не обвиняла тебя в суде, потому что боялась; но в секретных документах, которые должны быть уже на пути в Рим, нет низости, которая бы тебе не приписывалась. Ее отдаленность от Ренато была ложной. Они были заодно, хотя и делали вид, что наоборот. И если у них что-то выйдет плохо, не важно, они быстро найдут другое. Ты мешаешь им, но они знают, как тебя устранить. Я тоже мешаю им, их останавливает только рождение ребенка, который должен родиться, который возможно и родился бы, если бы ты по глупости не встал на моем пути. Ренато отказал мне, но Бриттон.

– И от Бриттона ты ждала…?

– От Бриттона я ждала, чтобы он привез меня туда, где бы я столкнулась с тобой!

– На чем мы остановились? Почему никак не договоришь?

– Ты единственная моя надежда, Хуан. И так понятно, что я в тупике. Иногда я не знаю, что говорю, ослепшая от ревности и отчаяния. Моника, эта святая, которую ты добиваешься, моя черная тень. Она положила глаз на Ренато, отравила сначала мою любовь к нему, затем любовь к тебе… а теперь… теперь… Клянусь, она худшая твоя недоброжелательница! Она мягкий воск в руках Ренато. Они только и пытаются навредить тебе, но не при свете дня. Они уже приготовили тебе…

– Не верю ни единому слову. Из твоего рта никогда не исходит правда! Не приближайся, или пожалеешь!

– Это ты пожалеешь, что… – пригрозила Айме, но ее прервала приблизившаяся служанка-метиска, которая воскликнула:

– Ай, сеньора… наконец я нашла вас! Сеньора София велела вас найти. Сказала, что вы должны быть в комнате, когда сеньор Ренато вернется.

– Замолчи, идиотка! – прервала Айме.

– Зачем оскорбляешь такую полезную служанку? – спросил саркастично Хуан. – Думаю, ты несправедлива. Видно, она бежала спасать тебя. Так платит дьявол тем, кто ему служит.

– На самом деле, так платит Хуан Дьявол дуре, которая вытащила его из тюрьмы, и эта тупица опять ищет его. – заметила разгневанная Айме. И повернувшись к Ане, приказала: – Идем же! На чем ты добралась? Думаю, не искала меня пешком.

– Ай, нет, что вы! Мы уже три часа кружимся. Мы приехали на маленькой повозке, с моим другом Эстебаном, сеньора, и он будет молчать, будь что будет… ни он, ни я не скажем никому о сеньоре Хуане, потому что тогда Сан-Педро полыхнет в огне.

– Замолчи! – вышла из себя Айме. И сев в повозку, приказала: – Поезжай медленно, Эстебан, как можно медленней.

– Откуда ты пришла?

– Для чего тебе знать? Тебя Донья София поставила для охраны?

Айме сделала усилие, чтобы говорить капризно, беззаботно, пожимая плечами на упрекающий скорбный взгляд, с каким смотрела на нее Каталина де Мольнар. Она тихо подошла к спальне на верхнем этаже. Никто ее не видел, она ни с кем не столкнулась в коридоре, на лестницах. На миг присутствие матери взволновало ее, но она сдержалась; затем поискала ключи и спокойно открыла дверь в спальню, сообщающуюся с залом.

– Это была правда! Все было правдой! Я должна была увидеть собственными глазами, чтобы удостовериться. – воскликнула Каталина тоном безутешной грусти.

– Тебе не кажется, что момент не для церемоний? – Айме теряла терпение. – Я достаточно наслушалась неблагодарностей этим вечером.

– Тебя видел Ренато? – встревожилась Каталина.

– Нет. Конечно же нет. Не видел, и не думаю, что знает, что я выходила, если ты это имеешь в виду. Иными словами, нет риска. Донья София не скажет ничего, не думаю, что Янина осмелится не подчиняться. В конце концов, я не сделала ничего плохого. Вышла подышать, посмотреть на карнавал, отвлечься. Никогда не думала, что замужество с Ренато Д`Отремон будет таким скучным и глупым. Сначала его ревность, теперь пренебрежение, презрение.

– Во всем этом твоя вина, Айме, хотя я признаю свою часть вины, что ты такая. Я была слабой матерью, слишком хорошей для мятежной дочери. Тебе нужна была другая. Знаю, теперь мои упреки и советы бесполезны. Я не буду говорить за себя, а от имени Софии.

– Ты тратишь время, чтобы говорить о ней! Она превратила тебя в свою тень.

– На самом деле, я не более, чем тень. Этот грех теперь я пытаюсь смыть: я была ничем, не существовала в сердцах дочерей. Они были слишком далеки от меня, обе такие странные для меня. Одна великодушная, возвышенная; другая эгоистичная, порочная. Когда я говорю это, мои губы кровоточат, но это правда: ты живешь злом и обманом.

– Ты оставишь меня в покое? – раздражительно отвергла Айме.

– Оставляю… Только это я и хотела сказать. Я ухожу, бедная тень исчезнет, и если ты еще способна слушать последнюю просьбу матери, прошу тебя уехать сегодня же в Кампо Реаль. Это желание Софии. Она хочет вернуться, и чтобы ты ее сопровождала.

– Я? А разве слуги не для этого?

– Она в отчаянии, и я обещала убедить тебя. Она хочет забрать тебя в Кампо Реаль и позаботиться о наследнике – единственной ее надежде и мечте.

– Вот как! Уже обнаружилось!

– Это и желание Ренато. С ним ты спасешь единственное, что можешь спасти: положение в доме, будущее ребенка, который родится.

– А если не родится? – повернулась Айме, превращаясь в фурию.

– Что ты говоришь, дочка? – встревожилась Каталина, по-настоящему испугавшись. – Не хочу думать, что ты лжешь, способна. Айме, дочка…! Что ты пытаешься сказать?

– Ничего, мама, успокойся, – горько засмеялась Айме. – Я хотела пошутить, чтобы ответить на тарабарское нравоучение, которое в четыре утра не пойдет на пользу.