Художественный символ в «Слове о полку игореве»

Разительное противоречие между «бояновским» окончанием «Слова» (если оно было) и реальной действительностью должно бы было, на мой взгляд, непререкаемым образом подчёркивать противоположность творческих установок Поэта и Бояна, доказывать необходимость новой поэзии. Возможно, что неизвестный переписчик отнял у читателей эстетическое наслаждение прекраснейшими заключительными стихами гениальной древнерусской поэмы «Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святославова, внука Олегова». А может, в этом виноват вовсе не столько писец, сколько его повелители?

Поэт хотел бы петь Хвалебные Песни о русских князьях, но не может, ибо это противоречило бы действительности и причиняло бы вред Русской земле. А потому он сложил Слово по Былям Сего Времени — правдивое повествование о страшных и грозных событиях на Каяле и после Каялы: Оду в честь храбрых русичей и лучших князей Руси; Критическое Слово об опаснейших и распространеннейших недостатках и пороках во внешней и внутренней политике князей; страстный Патриотический Призыв к Единению русских сил во имя спасения Руси и Горькое Пророчество о надвигающейся общенародной беде.

IV

Мы ничего не знаем о Поэте — ни о его жизни, ни о семье, ни о друзьях, ни о его внешнем облике, короче, ничего о нём лично. Но его духовный мир мы знаем хорошо, поскольку он открыт для нас в творении его ума и сердца: «…в слове заключена внутренняя история человека, его взгляд на самого себя и природу» (А. Афанасьев).

В заключительной главе мне хотелось бы представить в обобщённом виде то, что на «атомарном» уровне было проанализировано ранее, попытаться воссоздать философские и эстетические взгляды Поэта.

В позднем восточнославянском язычестве можно выделить четыре главных понятия–образа, выражавших общее представление о мироздании, — Земля, Небо, Море и Дерево. Земля и Небо охватывали видимый мир, Море — невидимый и видимый, а Дерево (Мировое) было мысленным слепком всего мироустройства: крона символизировала Небо, ствол — Землю, корни — Подземелье (Ирий), нижнюю часть Моря. Земля, Небо и Море определялись также по четырём сторонам света. Земля делилась на ведомую и неведомую. Небо, Земля и Море составляли целое, одушевлённое единство, которое охватывало всё доступное ощущениям, чувствам, уму и воображению человека.

Славянское язычество прошло многотысячелетний сложный путь развития и в X веке стало на Руси вытесняться христианской религией. Несмотря на жестокие меры принуждения, оно сдавало свои позиции медленно, с боем, так что целые столетия, в том числе и XII век, прошли под знаком взаимной борьбы между язычеством и христианством. Это важнейший факт идеологической атмосферы, в которой жил и творил Поэт. Вместе с тем никогда нельзя забывать, что он гений и мир его души «аршином общим не измерить» (Тютчев). Вся объективная действительность — Природа, история и культура Руси, а также, наверное, Византии и некоторых других стран, жизнь и душа человека — была предметом его самостоятельного осмысления, основой и контекстом формирования его мировоззрения и дарования.

17. Поэт. Вселенная мысли и слова

Природа одушевляется и обожествляется Поэтом, но во многом не так, как древнерусским язычеством X-XII веков. Дажьбог, Хоре, Троян, Велес и Стрибог для многих русичей XII века сохраняли, по–видимому, прежние функции и ореол, но для Поэта они в значительной мере утратили их, превратившись в мифосимволические образы, в напоминание о богах и мифах, все ещё владеющих народным сознанием. Его единственное универсальное божество — Солнце, часть Природы (Космоса) и одновременно её высший повелитель. Солнце вездесуще, ибо всюду есть свет или тьма, хозяином которых оно является. Солнце всемогуще, ибо от него зависит жизнь и смерть каждого. Солнце — средоточие высшей мудрости, безличный бог, способный предсказывать судьбу человека, и оно — последний и справедливый судия. В то же время Солнце «всем красно и тепло», оно милосердный податель благ и источник красоты. Оно не только грозный повелитель, но и спаситель. Возвеличение Солнца до уровня единого божества является, на мой взгляд, закономерным у народа, который все ещё продолжает осознаваться Поэтом как «внук Дажьбога».

Все Названные значения Солнца Содержатся в мифе о нём, развёрнутом в «Слове». Миф о Светлом И Тресветлом Солнце, видимо, создан Поэтом, что не исключает наличия в его основе архетипа. В мифе выражена не только философия Природы, но и философия истории, так как действия Солнца теснейше переплетены с прошлым, настоящим и будущим Руси.

В солнечном мифе противопоставление «неба — земле» снято без помощи богочеловека. Союз людей с Солнцем достигается путём понимания Его «языка» и осознания необходимости действовать в согласии с Его «повелениями». Мифологическое Море все ещё живёт в сознании Поэта и сохраняет извечное противостояние Суше: на него также распространяется власть Солнца (Море Полуночи, сполохи и «погашенные» вечерние зори), а следовательно, принципиально допускается возможность союза и взаимопонимания со всей мыслимой Вселенной.

Природа «разговаривает», открывая человеку тайны бытия, на разных иносказательных «языках». «Язык» Солнца — «язык» света и тени, «язык» цветового спектра радуги — самый распространённый в Природе и в «Слове». На этом «языке» с огромной силой выражено скрытое художественное содержание образов Потемневшего, Гневного и Карающего Солнца, глубинное содержание связанных с ними символов «Кровавые Зори», «Холмы–Горы», «Погребальные Костры», «Вечер», «Ночь», «Ночь над Киевом», «Черное Покрывало», «Синее Вино, Смешанное с Пеплом», «Крыша Златоверхого Терема без Князька», «Два Померкших Солнца», «Два Молодых Месяца», «Песня Готских Дев», «Утренний Плач Ярославны», «Море Полуночи». Их структура, их система изобразительно–выразительных средств могут служить доказательством диалектичности мышления Поэта, высочайшим образцом применения которого является, на мой взгляд, осмысление глубинного смысла числа 10 в символе «Десять Соколов». Их поэтика и сила воздействия в огромной степени обусловлены тем, что они входят в миф о Солнце, который философски и эстетически неразрывно связан с реальной социально–политической действительностью Руси.

«Свет», «светлый» выступают в «Слове» в мифологических значениях «счастье», «жизнь», однако им противополагаются не только «тьма» и «тёмный», но и ещё четыре определения — «чёрный», «кровавый», «синий» и «тресветлый». Кроме того, шесть цветовых характеристик (белый, серебряный, серый, зелёный, красный и огненный) имеют двоякое значение: иногда такое, как «светлый», иногда — как «тёмный». Общее впечатление от соотношения «света» и «тени» и соотношения цветов — разрастание владений «тьмы» (смерти) за счёт поглощения владений «света» (жизни) — характерно для того момента в истории Руси, который отображён в «Слове». В силу этого «светотеневые» и цветовые определения стали философскими и эстетическими обобщениями действительности, отразившими страшную угрозу существованию русского народа и государства со стороны сил Мрака и, разумеется, реальность познающего разума самого Поэта. Вариативность значений света и цветов может быть новым свидетельством диалектичности его мышления. Особенно отчётливо это обнаруживается на противопоставлении «светлый» — «тресветлый». Противоположные значения (жизнь — смерть) обусловлены здесь лишь степенью интенсивности одного и того же зрительного восприятия, то есть иное понятие рождается только путём количественного умножения базового понятия. Оппозиция «светлый» — «тресветлый» фиксирует и демонстрирует переход количества в качество. Значит, диалектическая противоречивость этого процесса отчётливо осознавалась Поэтом, хотя, возможно, не осмысливалась именно в таких философских категориях.

Мгновение, когда помрачневшее лицо светоносного верховного божества иносказательно дало понять Игорю правду о будущем — о гибели его войска и о пленении его самого, — это мгновение символизирует, на мой взгляд, и творческое кредо Поэта. Вот так же, как великое Солнце на «языке» света и тьмы, Поэт на словесном языке будет «петь» о светлом и тёмном в своём времени, ибо какова природа Космоса, такова и природа всех его частей, включая жизнь людей и их самих. Этот момент озарения может, по–моему, символизировать также зарождение критической и символико–реалистической эстетики Поэта и — шире — древнерусской художественной литературы.

Представление о богатстве «светотеневого» языка Поэта будет неполным, если не отметить тот тип образа, в котором, «тьма» присутствует неявно, внутри слова, и воспринимается лишь воображением. Нашествие Тьмы на Свет (врагов на Русь) станет тогда ещё более тревожным: «Долго спускается ночь. На поля лёг туман», или «…взбаламучены реки, пылью поля прикрывает», или «но часто вороны каркали, трупы деля меж собой, да галки на своём языке говорили, собираясь лететь на поживу» — и т. д.

Мрачное символическое значение получил в «Слове» древнерусский глагол «прикрыта» (прикрыть, закрыть, покрыть), благодаря чему Поэт смог создать огромной обобщающей силы образ Пустыни Смерти. В первый раз глагол употреблён в стихе «Тьма от него все войско прикрыла», предвещающем беду воинам Игоря, второй — в стихе, означающем опасное приближение этой беды («чёрные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца») и третий — в стихах со значением осуществляющейся беды («земля трясётся, взбаламучены реки, пылью поля прикрывает»). Во всех случаях знаком беды является не глагол «прикрыта» сам по себе, а иные слова и словосочетания, хотя неверно было бы сказать, что он вовсе не участвует в создании мрачного смысла. В четвёртом же стихе «уже пустыни силу прикрыла» этот смысл целиком выражен глаголом «прикрыти». Здесь нет ни явного, ни скрытого присутствия «тьмы», а только заёмное, как бы удержавшееся и застывшее в глаголе «прикрыти» от его прежних одинаковых значений, но тем не менее в высшей степени образотворческое.