Художник моего тела

Я опустил глаза, нарочито растопырив пальцы.

— О... прости.

— Не стоит.

Неловкость снова улеглась. Тишина была густой и наполненной нервным биением сердца.

Тишина становилась слишком тягостной.

— Если твои родители отсутствовали, что ты делаешь после школы?

В то же время она бросила:

— Знаешь, ты пахнешь апельсинами.

Мы замерли, позволив нашим голосам слиться воедино.

Мы неуверенно улыбнулись.

Мы тихо рассмеялись.

Напряжение треснуло и исчезло.

Я расслабился, пробуя легкость, которая могла бы быть между нами. На что это будет похоже? Доверять ей больше всех? Заботиться о ней? Защитить ее? Лю... любить ее?

Я знал, что такое связь, благодаря книгам и случайному просмотру телевизора, но мне не с чем было сравнивать это в моей собственной жизни. Никакой модели для подражания. Никаких указаний, которым нужно следовать.

Все, что у меня было, — это вечное, бескорыстное желание быть тем, что нужно Олин, и меня сводило с ума то, что я еще не знал, что это такое.

— Этот запах — мой дезодорант. — Я пожал плечами. — Он всепоглощающий.

Она наклонилась ближе, глубоко вдыхая.

Мое сердце буквально взорвалось.

Ее глаза горели.

— Мне нравится. Всякий раз, когда я думаю об апельсинах, думаю о тебе.

— Ты часто думаешь об апельсинах?

— Я сделаю это сейчас. — Ее взгляд опустился на пол, и еще один румянец окрасил ее щеки. — Я имею в виду... эм, конечно, нет. Кто думает о фруктах? Было бы странно. — С ее губ сорвался натянутый смешок.

Реакция Олин на невинный флирт заставила меня задрожать. Заставила меня захотеть заполучить ее.

Я никогда никого не целовал.

Я хотел, чтобы она была моей первой.

Попробовать на вкус эти прелестные губы и почувствовать ее нежное тело на своем.

Я с трудом сглотнул, когда мое сердце бешено заколотилось, а тело набухло.

Я думал, что смогу просто быть ее другом, пока не сделаю ее своей, но не учел безумную привязанность, которую уже испытывал к ней, и голод, который рос годами.

Я хочу тебя, О.

Больше, чем ты можешь себе представить.

И снова тишина втиснулась между нами, делая все чертовски сложным.

Что было дальше? Что я должен сказать, что было бы ясно, смешно и скрывало то, как отчаянно я хотел, чтобы она была моей?

— Знаешь... — я сжал затылок, — твое имя начинается на «О». Как апельсины (на англ. — oranges). Может быть, я тоже буду ассоциировать тебя с фруктами, и мы оба сможем думать друг о друге, когда... — Я со стоном оборвал себя. — Забудь, что я сказал. Супер убогий.

Олин хихикнула, тишина снова разлетелась по пустым углам комнаты.

— Ты совсем не такой, как я ожидала.

Наши взгляды встретились.

— А чего ты ожидала?

— О, не знаю. — Она махнула рукой. — Задумчивый, саркастичный... злой. Ты прокрадываешься в класс и ни с кем не разговариваешь. У тебя репутация опасного человека.

— Опасного? — я усмехнулся, наслаждаясь тем фактом, что она знала обо мне больше, чем я предполагал. — Ты думаешь, я опасен?

Она оглядела меня с ног до головы, обдавая жаром мою кожу.

— Может быть. Я тебя еще не знаю.

— Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо в этой школе.

— Как это возможно? Это наш второй разговор.

— Я избирателен.

— Я слышала, что ты одиночка.

— И это тоже.

— Почему? — Олин склонила голову набок, и темно-русые волосы рассыпались по ее голубому топу.

— Потому что я не доверяю легкому.

— Можешь доверять мне?

Я пригвоздил ее к месту соей честностью.

— Я уже доверяю тебе.

Она нахмурилась.

— И чем же я заслужила такую честь?

Мое сердце упало, и простота нашего разговора перешла на сложную территорию. Медленно подойдя к ней, я осмелился протянуть руку и слегка дрожащей рукой обхватил ее щеку.

В ту секунду, когда я прикоснулся к ней, все оставшиеся части меня, которые все еще были моими, поменяли владельца.

Я принадлежал ей.

Полностью.

Несомненно.

Во рту у меня пересохло, а сердце бешено колотилось о грудную клетку.

Она замерла. Ее зубы впились в нижнюю губу. Ее глаза расширились.

— Эм, Гил?

Я с трудом сглотнул, не в силах оторвать взгляд от ее рта.

И не мог ответить.

Я сосредоточил все свое внимание на том, чтобы не прижимать ее к себе и не целовать. Мое самообладание едва не лопнуло, кончики пальцев царапнули ее прекрасную кожу, но Олин не отстранилась.

Она не верила слухам, чтобы избежать встречи с угрюмым, спорящим плохим мальчиком.

Она дала мне преимущество в сомнениях, и это заставило меня так чертовски благодарить, что она доверяла мне.

Доверять.

Ты моя, О.

Ты просто еще этого не знаешь.

Мой большой палец провел по ее скуле. Я шагнул ближе, пока мы не оказались в нескольких дюймах друг от друга. Мой голос был таким же тяжелым, как и мое сердце, когда я прошептал:

— Кто сказал, что это честь?

Олин ахнула, когда я притянул ее к себе, стирая пространство между нами. Я не понимал, что, черт возьми, делаю, но не мог остановиться.

Ее взгляд скользнул от моих глаз к губам и подбородку. И грубое желание на ее хорошеньком невинном личике сменилось тревогой.

Качнувшись назад, она выскользнула из моих рук.

Я опустил руку, дернувшись от удивления, когда она коснулась меня в ответ.

Я не мог дышать, когда нежнейшие пальцы прошлись по моей линии подбородка, танцуя по щетине, которую я не мог побрить, заставляя мой пульс стучать в ушах.

Никогда еще меня не трогали так ласково. Никогда еще кровь не хлестала по моему телу в таком бешенстве.

— Олин... что… — Я прочистил горло, проклиная одышку и бешеное сердцебиение. — Что ты делаешь?