Худшее из зол

Она вдруг замолчала. На лицо снова набежала тень.

— А потом он опять объявился. Сам меня нашел. Прощения просил. Дескать, прости за прошлое, дай шанс, все теперь будет по-другому, обещаю… — Она покачала головой.

— Вы разве не сказали ему, чтобы он проваливал?

Она опустила глаза, медленно и печально покачала головой. Снова заговорила слабым голосом:

— Я… я опять с ним переспала.

Майки молча слушал.

— Но дело не только в этом. — Голос задрожал. — Я забеременела.

— Что?!

Она кивнула, собираясь с силами, чтобы не заплакать.

— Я сказала ему об этом, приперла к стенке. А он рассмеялся мне в лицо и велел пойти сделать аборт.

Она вздохнула, посмотрела на пачку, хотела взять сигарету, но раздумала, совершенно забыв, что прежняя до сих пор тлеет в пепельнице.

— Если бы только это… но он оскорблял и меня, и нерожденного ребенка. Называл ублюдком и беспородной дворняжкой… Сказал — вырвать его надо с корнем и растоптать, растоптать…

Она закрыла лицо руками, но долго сдерживаемые слезы сумели найти себе дорогу.

Майки растерялся, он не знал, что делать. Хотел ее успокоить, обнять, сказать, что теперь у нее есть друг, что все будет хорошо, но боялся к ней прикоснуться, боялся, что не найдет нужных слов, от которых она перестанет плакать. Поэтому сидел молча и ждал, когда ее слезы иссякнут.

Наконец она немного успокоилась, пошарила рукой в сумочке, вытащила бумажные платочки. Промокнула глаза. Высморкалась. Заметила, что догорела сигарета в пепельнице. Закурила очередную.

Руки снова тряслись, как в первый раз.

— Простите. — Голос звучал, как старая заезженная пленка.

— Не вы должны прощения просить.

Она закивала, глубоко затягиваясь сигаретой.

— И что же вы сделали, как поступили с… — еле слышно, почти одними губами спросил Майки.

— Избавилась от плода. Об этом я ему сегодня и говорила, когда вы нас увидели. Он не хотел меня слушать. Сказал, что у него есть более важные дела. — Снова глубокая затяжка. — Но я увидела его глаза… он ликовал… он не мог сдержать своего торжества…

Она покачала головой.

— Его это по-настоящему возбуждает, — продолжила она. — Он находит людские слабости и использует их в собственных целях. Он и со мной так поступил. — В голосе появились жесткие, злые нотки. — Он развращает людей. Манипулирует ими, вертит, как хочет. Высасывает душу, пока не остается одна оболочка.

— Он использует ваш страх против вас самой, — сказал Майки. — А про меня знает, что я не хочу вернуться за решетку, и угрожает тюрьмой…

— Что значит «вернуться»? — Джанин удивленно подняла бровь. — Значит, вы сидели? За что?

Майки застыл с открытым ртом. Он растерялся, но потом решил рассказать всю правду. Потому что она ничего от него не утаила.

— За убийство, — сказал он просто.

Выражение ее лица тут же изменилось. Глаза расширились от ужаса. Она захлопнула сумочку, готовая сорваться с места.

Майки, конечно, ожидал чего-то подобного, но ее реакция его все-таки опечалила. Он попытался ободряюще улыбнуться:

— Не волнуйтесь. Это было очень давно. К тому же не так все просто: не бывает только черного и белого.

Джанин немного успокоилась.

— Вам совсем не нужно меня бояться. Я не сделаю вам ничего плохого.

Она молчала.

— Опасен Кинисайд, а не я.

Она посмотрела на часы и начала вставать.

— Я, пожалуй, пойду.

— Подождите. — Майки тоже поднялся с места, потянулся через стол, дотронулся до ее локтя. Она посмотрела на его руку, но не попыталась ее сбросить.

— Знаете, — сказал он, — я так благодарен вам за то, что вы согласились со мной поговорить. Я-то сначала думал, что я единственный, кого он… — Майки вздохнул. — Спасибо.

Ее лицо разгладилось. Она даже улыбнулась.

— Я, по крайней мере, теперь тоже знаю, что не одинока, — сказала она и слегка похлопала его по руке.

— Спасибо.

— Извините, мне и правда пора.

— Мы ему отомстим, — пообещал Майки.

Она с улыбкой покинула паб. Майки отправился к стойке за второй кружкой пива. Он думал о том, что она ему рассказала. То, что с ней произошло, каким бы это ни было ужасным, помогло ему. Ее рассказ словно узаконил его мысли о мести. Для его темных, мстительных фантазий нашлось теперь моральное оправдание.

Он вернулся за стол с новой кружкой пива. Посмотрел на окурки в пепельнице. Подумал о Джанин.

Улыбнулся.

И начал строить планы.

Рабочий день закончился, довольные экскурсанты отправились по домам.

Майки собрал вещи, приготовился идти домой. К нему подошли его работодатели.

— Классно сегодня получилось, Майки.

— Круто, старик. Реально круто.

— Мурашки по коже, прикинь.

Майки улыбнулся:

— Спасибо, мужики.

Он посмотрел на троих чудаков. Честное слово, он ничего против них не имеет. Не негодяи какие-нибудь, не преступники. Они такие, какие есть, и с этим ничего не поделаешь. Некоторые люди ничего в своей жизни не могут изменить.

А некоторые могут.

— Ну что, Майки, ударим по пивку?

— Да, давай с нами! По городу пошляемся, пообщаемся с друзьями-приятелями.

— Что скажешь, старик? Пойдем!

— Спасибо за приглашение, мужики, но у меня планы.

Он попрощался и зашагал в другую сторону.

— Майки сегодня, похоже, в хорошем настроении.

— Да, типа, нашел себе — не знаю, типа, цель в жизни появилась. Короче, типа того.

— Точно.

— А сегодня он до чего хорош был. Офигеть!

— Да, супер. Такого никогда не было. Знаете, я первый раз в жизни поверил, что он реально кого-то убил.

— Верняк…

Сделав такой вывод, они направились в сторону бара.

— Урод! Да ты просто урод!

Кинисайд орал в трубку. Молот сидел на скамейке в сквере и безучастно слушал. Лицо ничего не выражало, только глаза горели, как средневековый костер инквизиции.