Хвала и слава. Том 2

— Одним словом, вы оказались идеальной хозяйкой ресторана, — сказал Казимеж.

— Прирожденная «Локандиера» [81] , — засмеялась Эльжбета.

Эти слова напомнили Оле об Эльжбете-певице.

— Вы поете, пани Эльжбета? — спросила она.

— Какое там! Забыла даже, что есть голос, — сказала Эльжбета с напускной скромностью.

— Но он был у вас такой замечательный! — Спыхала говорил с видом директора департамента.

Эльжбета усмехнулась.

81

Героиня оперы Беллини «Локандиера».

— Почему ты говоришь мне «вы»? — обратилась она к Оле. — Ведь мы раньше были на «ты».

Оля не решилась напомнить, что это Эльжуня говорила ей «ты», она же, обращаясь к ней, называла ее «пани». Между ними была изрядная разница в годах.

— Прекрасно, — воскликнула она, — буду называть тебя по имени. Эдгару я говорила «ты».

Эльжбета засмеялась без всякого повода, посоветовала заказать еще какое-то блюдо и ушла.

— Боюсь, что мы ее обидели, — сказал Спыхала.

Оля сделала неопределенный жест.

— Еще бы, ведь ты сказал ей, что у нее был голос…

— Действительно, это у меня как-то само собой вырвалось, — признался Спыхала.

— Ты плохой дипломат, хотя это почти твоя специальность.

— Я никогда не был настоящим дипломатом, — сказал Спыхала. — Все мы дилетанты.

— Не боги горшки обжигают.

— Это верно, но те горшки были исключительно трудные.

— Однако как-то ведь их обжигали… Или сами собой?

— Сами и разбились, — усмехнулся Слыхала. — Это очень горькие шутки, Оля!

— Видишь ли, — вдруг заговорила Оля так, словно она давно готовилась к этому разговору, — видишь ли, в течение двадцати лет нам казалось, что все в порядке, что все очень прочно склеено. А потом оказалось, что это было заблуждением… Полный провал…

Генрих подал колдуны.

— О чем ты говоришь? — спросил Спыхала, когда кельнер отошел. — О политике или о своем замужестве?

— Я говорю о Польше, — Оля покраснела. — Мое замужество выглядело совершенно иначе. Оно было не склеено, а сковано.

— Ты столько раз говорила, что это была ошибка с твоей стороны.

Оля не ответила.

К ним опять подошла Эльжбета.

— Есть великолепная индейка с шампиньонами, — сказала она.

— Пани Шиллер в кухне? — спросила Оля. — Нет ли у нее ключа от квартиры? Анджей взял мой.

— Да, мама в кухне. Пройди туда.

Оля отправилась в кухню. Спыхала остался наедине с Эльжуней. Она села к столу.

— Помните вы тот день в Одессе? — спросил Спыхала.

— Какой именно? Столько было этих дней.

— Не так уж много, — усмехнулся Спыхала. — Я ведь почти сразу уехал в Галицию.

— Да, правда.

— Я подумал о том дне, когда мы все были у Володи Тарло. Помните?

— Помню. Прекрасно помню. Каждую мелочь. Некоторые периоды жизни почему-то сливаются в серое пятно, а в воспоминаниях о других уцелела каждая подробность — чья-то улыбка, чье-то слово… А то вдруг сверкнет что-то…

— На шее у Ариадны тогда был жемчуг, — подхватил Казимеж, глядя в пространство, словно перед ним засверкал вдруг этот жемчуг.

— Скажите, что произошло с этим Антеком? — быстро спросила Эльжбета. — Я хотела узнать у вас, пользуясь тем, что нет Оли.

— Его убили немцы. Всех их перестреляли в усадьбе. Ночью…

— Почему?

— На этот вопрос ответа нет… Действия немцев объяснить невозможно.

— А как Оля?

— Приходится держаться. Ведь у нее еще есть дети.

— Этот Анджей тоже такой неосторожный…

Спыхала улыбнулся.

— Нынче все молодые неосторожные.

— А больше всех Губерт, — убежденно сказала Эльжбета.

В ресторане появился высокий, элегантный немецкий летчик. Слегка поклонившись Эльжбете, он занял столик в углу.

Эльжбета многозначительно посмотрела на Спыхалу.

— Это Виттельсбах, кузен мужа Розы, — шепнула она.

— Один черт, — тоже шепотом ответил Спыхала.

Эльжбета вернулась к своим расспросам:

— А кто застрелил Марысю Татарскую?

Спыхала развел руками.

— Откуда мне знать? — сказал он, усмехнувшись. — Вероятнее всего, немцы.

— Что вы выдумываете! — рассердилась Эльжбета.

Но Спыхала прижал палец к губам. Эльжбета ушла.

Вернулась Оля. Садясь за стол, она с удивлением посмотрела на немецкого офицера.

— Мы останемся? — спросила она Казимежа.

— Сразу нельзя уходить. На это обратят внимание.

— Но мне неприятно здесь оставаться, — довольно громко сказала Оля. Офицер бегло взглянул на нее.

— Надо остаться, — настойчиво повторил Спыхала. Они занялись едой.

— Я давно уже хотела тебе сказать, — прервала молчание Оля. — Это неправда, что я была в оковах. Я была очень счастлива с Франтишеком.

Спыхала выпрямился, отложил вилку и некоторое время пристально смотрел на Олю.

— Это значит, — сказал он, — что ты не счастлива со мной?

Оля как-то странно засмеялась.

— А кто тебе сказал, что я счастлива? — И, вытирая рот салфеткой, добавила решительно: — Ну подумай серьезно: могу ли я говорить о таких вещах, как счастье?

— Почему же нет?

— Потому что счастье — это молодость. Мы слишком стары для счастья. Для меня, я хочу быть искренней, самое важное — это мои дети. Важнее, чем ты и твое счастье.

— Не надо говорить мне об этом. Я сам давно все знаю.

— Ну вот, тем более. Как можно говорить о каких-то чувствах после того, как не стало Антека?..

— Но ведь это совсем разные вещи, — Спыхала слабо защищался.

— Или после того, что стало с Анджеем!..

— Ас ним что такое?

— Он убил. Понимаешь ты это? Мое дитя, выпестованный мною Анджей… убил. Как он мог это сделать?

— Откуда тебе стало известно, что это он?

Казимеж парировал ее нападки все более неуверенно.