Хватит ныть. Начни просить
Шрифт:
– Да, Tutu Inferno' точка org. Пишется Т-u-t…
– Поняла, поняла. Увидимся в воскресенье.
Как-то раз на улицах Эдинбурга я наткнулась на уличный дуэт под названием Bang On! барабаны им заменяли мусор и бытовые предметы. Мы уже набрали артистов, открывающих наши шоу на время тура по Великобритании, но я спросила у них, не хотят ли они поэкспериментировать: сыграть на полу, пока люди бы занимали свои места перед концертом, а потом передать эстафету следующим. Они согласились попробовать. Я вышла полуодетая и полунакрашенная перед шоу, посмотрела на них, поаплодировала, а потом рассказала людям, что они пришли сюда по велению сердца и что их труд не оплачивается. Деньги
Другие группы злили руководителей клубов тем, что разносили гримерки и крали алкоголь со склада. Мы же злили их тем, что они получали жалобы из-за полураздетых артистов, выступающих перед клубом или потому что кто-то оставил блестящую клетку с говорящими скворцами [19] в коридоре, тем самым преграждая бармену путь к автомату со льдом.
Нил не танцевал. Он и пить не очень любил. Ему не нравилось находиться в шумных барах, только если у него была с собой книга.
19
Адская Пачка (Прим. пер.).
Это меня беспокоило.
Но я была без памяти влюблена в его акцент.
– Скажи снова! – умоляла я. – Скажи томат!
– ТомА-А-Ат, – говорил он невозмутимо с английским акцентом, будто ему совсем не нравилась эта игра.
Я визжала от радости.
– Скажи снова!
– ТомА-А-Ат.
У меня были мурашки по телу. То же самое было и со словами «расписание» и «банан». А самым любимым было словосочетание «корзина для бумаги». Однажды я попросила произнести его пятнадцать раз. Мне так и не надоело.
Позднее той же ночью в кровати, когда я того не ожидала, он удивил меня.
– ТомА-А-Ат. – он прошептал мне в ухо. – РАСписание.
Я приоткрыла глаза и завизжала от удовольствия. А потом явно довольный собой он прошептал:
– БаНА-А-Ан.
Звукозаписывающая компания очень помогла нам в первое время. Они погрузились в работу, чтобы группа стала узнаваемой во всем мире, особенно в Европе и Австралии. То, что мы делали сами, было эффективно, но медленно. Они работали быстро. Они протолкнули нашу музыку в магазины, на радио и на телевидение. Вскоре мы выступали повсюду, только и успевали заходить и выходить из гастрольных автобусов, давали интервью известным журналам.
Мы слышали, что эта компания выжимала группы как лимоны и беспокоилась только о прибыли, но мы этого не заметили, не сразу. Для нас стало быстро ясно, что они не понимали, как обращаться – или скорее не обращаться – с нашими фанатами. Мне казалось, что это просто: ты упорно работаешь, ты играешь для публики, с которой ты разговариваешь, общаешься, обнимаешься и взаимодействуешь всеми возможными путями, а взамен ты получаешь поддержку и то, что они вовлекают в процесс своих друзей. Музыка лучше всего работает, когда люди благодаря ей взаимодействуют друг с другом. Это просто.
Однако наша компания считала, что мы можем встать в один ряд с инди-группами, которые продавали тонны альбомов в то время: The Hives, The Shins, The Vines, The Strokes. Но мы не могли: у нас был свой круг поклонников,
название нашей группы не было таким коротким, и мы не чувствовали себя модными. Мы лучше всего функционировали как тесное сообщество, которое росло медленно, фанат за фанатом. Если бы оно разрослось быстро, ничего бы из нас не вышло. Это можно было бы сравнить с аквариумом, в который поместили много разных видов рыб, это бы разрушило экосистему.У компании и группы были разные представления о том, что значило слово «достаточно».
Что было достаточно, чтобы обеспечить группе успех? Мы не голодали. Мы могли оплатить ренту. В чем мы реально… нуждались? В жизни? В счастье?
Если вам нужна помощь, нужно понять, что нужно искать ее у тех людей, которые смогут ее предоставить. Когда у вас в доме пожар, вы не звоните в пожарную службу другого города – вы вызываете тех, кто ближе к вам.
Одной из стратегий нашей компании, которая сбивала меня с толку, являлось то, что они хотели сфокусировать наши силы на привлечение новых людей, тем самым игнорируя существующую фанбазу. Я любила новых людей. Но мне казалось, что было необдуманно ставить под угрозу текущие отношения, чтобы найти новые.
Теория компании, возможно, следовала безжалостному маркетинговому максимуму: когда у тебя появляется покупатель, значит он уже никуда не уйдет. Переходим к следующей жертве. Но нашей мотивацией было общение с нашей существующей тесной группой покупателей, которых мы так долго искали изначально. Мы знали из опыта, что наша развивающаяся дружба медленно, но верно приносит нам новых людей. Таким образом, получая каждого фаната один за другим, мы считали такой способ более эффективным, нежели выступление на радио перед группой незнакомцев в надежде, что кто-то услышит нас и мы им понравимся. Наш способ был похож на знакомство с человеком через общего друга в баре за выпивкой. Это было по-настоящему.
Когда я думаю над моими пятнадцатью последними годами в музыке – о гастролях, разговорах, пение в ночи, блоге, Twitter, каучсерфинге, краудсерфинге и над каждым зрительным, душевным и физическим контактом с каждым человеком из моей публики – я вижу сеть.
Все должно начинаться с искусства. Для того, чтобы все заработало, нужно, чтобы изначально песни затрагивали сердца людей и значили что-то для них. Искусство, не артист, превращает эту сеть в нечто живое. Затем сеть становится крепче и сильнее благодаря взаимодействиям между людьми и обменом, персональным, будь то на концертах или онлайн, с членами моего сообщества.
Я не могла передать эту сеть в другие руки. Я могла нанять помощников, но не для таких важных вещей, как создание эмоциональной связи: процесса создания искусства, чувств между людьми на общечеловеческом уровне. Никто не может делать эту работу за меня – ни маркетинговая компания, ни менеджер, ни ассистенты. Это должна делать я.
Этим я и занимаюсь целыми днями в Twitter, Facebook, Tumblr, Instagram и в моем блоге. Неважно где. Я иду туда, где есть люди. Важно, что я впитываю информацию, слушаю, говорю, взаимодействую, помогаю и делюсь чем-то. Постоянно. В некоторые моменты сеть становится настолько прочной, что я могу несколько дней в ней не участвовать – даже несколько недель – и она сама будет расти и развиваться. Но я не могу оставить ее надолго.
Сеть становится прочнее каждый раз, когда я беру трубку, захожу в Twitter, каждый раз, когда я делюсь историей из своей жизни, каждый раз, когда я спрашиваю фаната о его проекте или прошу помочь поддержать выход чьей-нибудь книги.
Сеть становится крепче, когда у кого-то из сообщества сгорает плавучий дом, и он пишет мне и просит о помощи, я делюсь этой информацией со своей фанбазой, которая может предложить деньги, убежище и слова поддержки.
Она становится крепче, когда два человека встречаются в очереди на мой концерт, влюбляются и через три года приходят на автограф-сессию после концерта, чтобы я подписала маркером ее живот, в котором растет новая жизнь.