Хвостатый эффект

А вот Алисия на удивление могла влиять на неё. На одном из сеансов она не сдержалась и, вскочив, подняла Лилиан за воротник обрывков, что она называла одеждой, и высказала ей всё, что думает. Что та не нужна ей, что она - Алисия, всегда была и есть, а другая лишь воображение, осколок, наваждение. В глазах Лилиан читался страх и недоумение, она стала бледнеть и раз от раза, с каждым сеансом, становилась всё спокойнее и прозрачнее. А Алисия всё больше понимала, что именно произошло.

Пока наконец ей это всё не надоело. Сидевший в стороне от неё пожилой психотерапевт продолжал раз за разом возвращаться к одному и тому же. Вытягивал из неё воспоминания, словно клещами, словно стараясь снова заставить её оказаться там, в трущобах. Алисия не понимала, для чего ему это. Девушка хотела, чтобы он ушел, оставил её воспоминания в покое. Снова переживать эти годы откровенно не хотелось. Когда он снова задал какой-то вопрос, она не сдержалась и накричала на него, требуя, чтобы он наконец оставил её прошлое в покое. Перестал заставлять снова оказываться в том ад.

— Я не заставляю вас переживать заново, Алисия, — его мягкий и спокойный голос словно вырвал девушку из бездны.

— Что? — с подозрением посмотрела она на него, — тогда для чего мы тут сидим? В чём смысл? Мы уже пришли к выводу, что Лилиан всего лишь, как вы выразились, «порождением молодого разума, оказавшегося в стрессовой ситуации уровня Омега». Её больше нет, доктор. В своей голове я, слава Баст, одна. Покажите пару десятков клякс похожих на бабочку и разойдемся к вящему удовольствию обоих.

— Кхм. Алисия, я выразился конечно не так, однако, в целом вы правы. То, что произошло, — врач проигнорировал предложение про кляксы, продолжая гнуть свою линию, — несомненно не тот опыт, который было бы приятно пережить снова. И это осталось в прошлом. Каким бы оно ни было, Алисия, оно не вернётся, если только вы сами этого не захотите, — против воли девушка начала прислушиваться к словам психотерапевта, в них наконец-то слышалась логика. Но в то же время слова о возвращении? Зачем вообще кому-то могло хотеться вернуться к той жизни? Ей бы однозначно не хотелось, хватило этих восьми лет на всю оставшуюся жизнь. Целых. Восемь. Лет.

— А главное, сейчас, как и всегда было, вы не одиноки. У вас есть родители и друзья, — на последнем слове Алисия насмешливо фыркнула, что не ушло от внимания пожилого человека, — хорошо, родители. Вы ведь сами сказали, что они готовы поддержать вас в любой ситуации. И рассказали, как вам было больно от осознания того, что несмотря на всё они не бросали надежду найти вас, когда вы эту надежду потеряли. Давайте поговорим об этом. Как вы это помните?

Алисия не отвечала: она думала вновь замкнувшись в себе. Это было видно по её нахмурившемуся лицу, пока врач не отводил от неё взгляда, в котором читалось титановое спокойствие и понимание. Девушке хотелось просто разозлиться как раньше, скрыть свою неуверенность за маской агрессии, но злоба так и не приходила, как бы она себя не накручивала. Через пару минут молчания она улеглась на кушетку уставившись в потолок и глубоко, судорожно вздохнув снова начала рассказывать.

Снова. О трущобах. О первых месяцах жизни там. Многочисленных приютов, откуда быстро вкусившая такой жизни маленькая девочка была вынуждена бежать и взрослеть, сбрасывая розовые очки и раздавливая их ногой. Попытки изнасилования и кражи, голод, страх попасться бандитам в рабство или сотрудникам ГэО, которые были не лучше тех же бандитов и отличались лишь тем, что сдали бы её в официальный приют, где нацепили бы ошейник-блокиратор как провалившему проверку лояльности, — Да, я до сих пор помню код, который они бы присвоили. 10-103М. Потенциальный «бесплатный работник». И опасный индивидуум.

Когда Алисия она начала рассказывать об одном человеке, которого могла назвать первым настоящим другом, которому можно было довериться полностью, она замолчала, закрыв глаза. Этот момент не ушел от внимания психотерапевта, так как раньше он этого от неё не слышал, — если вам слишком больно рассказывать, что с ним произошло, то не стоит. Мы можем закончить на сегодня, чтобы вы отдохнули, и продолжим в другой раз, — тактично предложил он, понимая, что сейчас, похоже, стоит всё же закончить.

— Я убила его, — безразлично пожав плечами ответила она, но её взгляд будто утонул в прошлом, — тот день. Мне было девять, мне пришлось, доктор. Его нельзя было спасти. Его накачали кошачьей мятой и, после допроса, отослали вербовать новых клиентов, — она глубоко вздохнула, — он пришел к нам в убежище. Мы сделали его после очередного побега из приюта, где нас хотели сделать послушными игрушками знатных «людей» из верхнего города. В то время там были только малыши лет пяти. И мы, сами ещё маленькие дети, пытались защитить их и научить жизни, — Алисия подняла перед собой руку и тихо рассмеялась.

— Вы совершали то, во что верили. И я верю, что те дети смогли вырваться из тех условий.

— Нет. Не смогли. После произошедшего из всех схватили те, кто допрашивал моего друга, — рука девушки бессильно упала на кушетку, а по лицу протекла слеза, — Он ворвался в убежище. Его глаза были сумасшедшими, я не видела в его взгляде ничего, кроме безумия и желания. Он говорил, много говорил. «Мы станем едины, братья и сестры. Вы станете такими, как мы». Потом он посмотрел на меня и сказал: «Ты будешь моей, Лилиан». В его руках был тот всеми богами проклятый шприц, он бросился на меня, — врач внимательно наблюдал за глазами Алисии, которые были пусты. Они говорили об абсолютном равнодушии к жизни того человека, однако по лицу катились слёзы. И он понял, что нашёл причину её столь озлобленного поведения. Сначала потеря родителей и ужасы трущоб, а потом вынужденная самооборона, повлекшая за собой непреднамеренное убийство.

Его смущало только лёгкость, с которой она говорила об этом. Словно это сделала не она, что противоречили выводам, сделанным ими ранее.

Неожиданно Алисия медленно перевела взгляд на психотерапевта, заставив его замереть, — меня охватил такой страх и ненависть, что я не смогла себя контролировать. Я бросилась на него и вцепилась в глотку, пока он пытался вколоть мне ту дрянь. Я рвала его, пока он не затих, — девушка глубоко вздохнула, — я плохо помню, что было дальше. Я куда-то бежала, меня рвало, снова бежала. Мне было страшно - его лицо стояло передо мной! Безумное, окровавленное, с разорванной глоткой! — её голос сорвался на крик, когда она неожиданно вскочила, — вы это хотите знать? Да, я убила его, как и тех ублюдков из Цербера! Именно я, а не Лилиан! — врач хотел уже нажать тревожную кнопку, но Алисия, поморщившись, отвернулась, — простите. Я не хотела.

— Алисия, посмотрите на меня, — спокойно, но строго сказал психотерапевт. Девушка медленно повернулась к нему лицом глядя на него спокойными глазами, но, не выдержав ответного взгляда, отвела их в сторону, — это тяжело, я понимаю. Да, вы убили несколько человек, однако вы действовали, чтобы выжить, остаться собой и попытаться спасти других.

— Возможно, но я же не справилась. Им всех схватили, — тихо прошептала та, — но главное пугает меня не это. Вы понимаете, доктор, убить было как раз не сложно. Всего пара хороших укусов, и человек начинает захлебываться кровью, умирая. Пара взмахов резотроном, и головы людей катятся словно футбольные мячи.

Неожиданно она усмехнулась, лёгкая улыбка тронула её лицо, — только знаете, доктор? — она поймала его взгляд своим, её золотистые глаза словно пронзали его насквозь. Невольно поежившись он ответил на него, но в глазах девушки не было ни капли безумия, что было характерно для таких ситуаций. Только странное спокойствие и понимание произошедшего, и слёзы, что катились по её лицу. Словно перед ним была не 14-летняя девушка, а старый солдат, который наконец смирился со своим прошлым. Это пугало и восхищало одновременно.