Хвосттрубой, Или Приключения Молодого Кота

Колонна, опомнившись после давки, построилась и двинулась, унося Фритти, как волна.

Жизнь в подневольной бригаде была не столь трудна, как прежде. Фритти окреп после отдыха в Крысолистье; хоть и редко там охотился, но все же питался лучше, чем бедные коты, с которыми делил заключение. Ему грустно было видеть вокруг несчастных и страдающих, но на этот раз все было иначе: он сам выбрал бремя неволи, втайне он действовал! Хотя сердце и предостерегало его от безрассудства, он не мог справиться с чувством тихой гордости. У него была цель, очень далекая, но он тем не менее уже к ней шел. Удача по-прежнему не покидала его.

Заключенные тоже почувствовали перемену в атмосфере Холма. Смятенное, тревожное ощущение надвигающихся событий угнетало их. Никто из заключенных не рассказывал историй, не пел. Даже споры стали унылыми и тусклыми. Узники как бы сжимались всем стадом, ожидая удара, чтобы свалиться.

Один из заключенных коротко пересказал Хвосттрубою слухи, ходившие среди тюремщиков: об отблесках и шумах в Пещере-Пропасти, о том, как Когти и Клыки сбивались в раздраженные, нетерпеливые стаи, которые потом отсылали в дальние туннели. Стараясь казаться равнодушным, Фритти пытался выкачать из заключенного — одноглазого полосатого кота по имени Щуполап — еще кое-какие сведения, но ослабевший кот больше ничего не знал.

Фритти провел с туннельными рабами две рабочие смены, и в нем закипело нетерпение: он знал — время не ждет. Только и думал, что об опасности, в которой были его друзья. Перводомье и участь Племени улетучились у него из памяти, как что-то далекое, отвлеченное. Расставшись со Щуполапом, Хвосттрубой, сгорбившись, сидел в углу пещеры, пока не пришли охранники, чтобы выгнать их на работу.

Время грязного, гнущего спину рытья тянулось медленно, как густой сок. Хотя лапы у Фритти растрескались и кровоточили, он рыл, точно уничтожая время, стараясь хотя бы так, в основном силой, избыть Часы рытья.

Когда ухмыляющийся Коготь прорычал из отверстия туннеля, что пора кончать рытье, Хвосттрубой и другие вконец измученные заключенные стали подниматься наверх. Предусмотрительно отстав от колонны, когда последний перед ним кот одолел край туннеля, Фритти остановился, потом быстро пробежал вспять по короткому проходу и бросился на землю в конце ямы, которую они рыли. Как можно дальше заполз под кучи отработанной почвы и притаился.

Разрозненные голоса заключенных доплывали до него сверху. На миг пылающий золотистый глаз заглянул вниз, в туннель, но грязь и темнота скрывали Фритти от всего, кроме разве что самого тщательного досмотра, и вскоре он услышал, как подневольная бригада прошаркала прочь. Он бесшумно лежал в конце ямы, покуда сердце не пробило множество раз, и наконец осторожно пополз вверх.

Небольшая пещера, из которой выходила сеть рабочих туннелей, была пуста. В тусклом свете земли не было видно никакого движения, кроме его собственного. Небрежно, но быстро он смыл основную пыль с морды, ног и хвоста и беззвучно вышел в большой проход, по которому уже прошли его товарищи-заключенные и охранники.

В пещере, где лежал Шустрик грезя о белом коте, засыпала наконец и сама Мимолетка. Ее изнуряло напряженное ожидание — она ждала, что мстительный Когтестраж вот-вот вернется за нею — и вынужденная беспомощность ее положения: она перестала копить силу и настороженность, чтобы сопротивляться. Уткнувшись подбородком в лапы, она долгое время пролежала, созерцая смирные, беспомощные фигуры Шусти и Грозы Тараканов, и безнадежность витала над нею, точно теплый туман. Когда охранник втиснул злобную морду в пещеру, то застал всех троих как бы в мертвенном покое. С желтозубой одобрительной ухмылкой он скрылся.

У Грозы Тараканов замигали, открываясь, глаза. Хотя тело его все еще вяло и неподвижно лежало, они на миг наполнились сильным, холодным пламенем.

Потом свет, мерцая, угас в их глубинах, чтобы, казалось, умереть. Веки опустились на место, и все сызнова окаменело.

Гнусняк уже ждал Фритти, когда тот подошел к ответвлению туннеля. Клыкостраж исполнял что-то вроде танца предвкушения; его голый хвост извивался и крутился, словно тонущее пресмыкающееся. Хвосттрубой, который потратил много времени — ему чудилось, что Око уже многократно открылось и закрылось в небесах, пока он осторожно добирался до места встречи, — приблизился как можно тише, и его приветствовало только пронзительное шипение Гнусняка:

— Проходчик! Ты пришшел?! У меня новоссти, новоссти!

— Тише! — зашипел и Фритти. — Какие новости?

— Я нашшел твоего заключченного! — ликующе закричал Клыкостраж, — Гнуссняк сделал это!

Хвосттрубой почувствовал, что время прямо-таки давит на него.

— Где? Где она?

Гнусняк ухмыльнулся — полная пасть зубов под изувеченным рылом блеснула в безумном оскале.

— Недалеко отсюда, о да, оччень близзко! Ох, умница Гнуссняк услужжил лорду-Всевластителю!

Пытаясь сохранить выдержку, Фритти с пересохшим горлом пережидал, пока Гнусняк описывал, где держат Мимолетку. Когда безглазый Клыкостраж окончил, Хвосттрубой в яростной надежде рванулся было прочь, но внезапно остановился.

«Мне лучше сохранить видимость, — подумал он. — Это существо — злейший враг, но оно становится недурным союзником».

— Вы молодец, — сказал он Гнусняку. — Хозяин будет доволен. Помните — никому ни слова!

— Естесственно нет. Ужж умница-то Гнуссняк…

Наблюдая безумные прыжки твари, Фритти вдруг заметил нечто упущенное им в волнении.

— А где Растерзяк? — спросил он. — Вы же держали его при себе!

Внезапный ужас перекосил раздробленные черты Гнусняка.

— Ох, Проходчик, ужж этот… В нем полно брряда. Он не остался при мне, я не ссмог его удержать — он жже очень сильный, ты ведь знаешшь. Сбежжал в туннели ее плачем и странными реччами. Он был наказан из-за того ззаключенного и заболел бррядом.

«Ничего не поделаешь», — подумал Фритти.

— Не беспокойтесь, — сказал он Гнусняку, который немедленно просиял. — Ступайте, и если вы мне понадобитесь, я вас найду.

Хвосттрубой ринулся вон из туннельного ответвления, пересек главный ход и остановился в нише на его дальней стене, защищенный темнотой от наблюдающих глаз. Оглянувшись, увидел Гнусняка — тот все еще приплясывал и подпрыгивал с кривой улыбкой на искалеченной морде.

Прячась в сгустках тени, прокрадываясь мимо отрядов ощетиненных, объединявшихся обитателей Холма, Фритти двигался по пробужденному подземью, словно дух кота. Всюду были чудища Холма — двигались, шептались, скрючивали острые красные когти.

Фритти добрался до скрещения трех туннелей, которое описал ему Гнусняк. Осторожно осмотревшись и поняв, что никто за ним не наблюдает, он нырнул в упомянутый Клыкостражем проход. Подняв хвост, вздыбив каждую шерстинку, с покалыванием в усах — пополз вниз.

Впереди было отверстие в туннельной стене. То самое! Ощутил желание прыгнуть, но сдержался. Полегче, полегче…

Добрался до ямы и осторожно заглянул вниз. В мутном свете на дне прохода различил… Шустрика! Сердце подпрыгнуло. Юного котишку и Мимолетку держали в одной пещере! Удача не покидала его.

Перегнувшись подальше, разглядел теперь еще две фигуры. Мимолетка! А тот старик — Гроза Тараканов? Но почему никто из них не двигается? Может быть, они… но нет. У Шустрика поднимались и опускались бока.

Что-то обрушилось на него, словно упавшее дерево. С воем боли он откатился к стене пещерного отверстия. Над ним высился громадный темный силуэт с мощной лапой, занесенной для следующего удара. Сверху на него косилась полузнакомая морда Когтестража.

— Зачем это ты сюда забрался, а? — грянул свирепый рык.